Открыватели дорог - Николай Асанов

Эта мысль была подобна узде, которую разум наложил на чувства. Колыванов даже вздернул голову, сел прямее, переложил крупные руки на коленях, сосредоточив на мгновение взгляд на узловатых сплетениях вен, и лишь затем поднял глаза на соседей. И взгляд его опять приковался к Екатерине.

Екатерина была бледна, но трудно решить, оттого ли, что неожиданно увидела Колыванова, или просто от усталости, вызванной долгим пребыванием в этой прокуренной комнате. Правильное лицо ее с несколько мелкими чертами, на котором выделялись только яркие, немного припухлые губы да глаза, ясные, голубые, отчетливо различимые, несмотря на то, что она постоянно прятала их, склоняя голову, было по-прежнему красиво, как будто для нее и не существовало тех горьких и болезненных перемен, которые так отразились на Колыванове. И он с неожиданной для себя ненавистью подумал о том, как легко прошло для нее все, что случилось. Даже эта встреча мало трогает ее, хотя появление здесь Колыванова было для нее такой же неожиданностью, как и для всех остальных, кроме начальника строительства.

Барышев, должно быть считавший, что окончательно избавился не только от соперника, но и от яростного противника своего плана, повернул к нему на мгновение гордое, красивое лицо и опять отвернулся. Колыванов не мог не признать, что они очень подходящая пара — его бывшая жена и главный инженер строительства. Но от этого признания ему не стало легче. Появились даже какие-то мстительные мысли о том, как он высечет сегодня этого хлыща, как ударит по самому больному месту, по авторитету инженера. И хотя Колыванов тут же начал думать о полной правоте и справедливости своего нападения, все равно он не мог усмирить злорадного чувства, которое испытывал, думая о своей будущей речи.

Пока до его выступления еще далеко, обсуждение трассы Второго участка начнется не раньше чем через час. Можно еще раз пересмотреть свои аргументы, переместить доказательства с тем, чтобы они стали убийственнее для Барышева; можно подумать и о том, как будет отвечать Барышев, что скажет его заместитель — главный инженер Баженова, Екатерина Андреевна Баженова, бывшая жена тихого инженера Колыванова. А она, конечно, немедленно ринется в бой, хотя это будет смешно для всех, кто знает историю их отношений…

И Колыванов стал вспоминать тех, кто эти отношения знал, разглядывая присутствующих на совещании, думая о том, в какое смешное положение поставит себя Екатерина, защищая своего нового мужа…

Да, Барышев всегда торопился. Он принадлежал к острозубым молодым людям с хорошим аппетитом и отличным желудком. Никто не заслонял им пути к высоким постам, старшее поколение частью погибло в великой войне, другие занимались восстановлением разрушенного, третьи заканчивали начатые войной дела. Когда Колыванов вернулся к мирному труду, Барышев, двадцатипятилетний отпрыск старой инженерской семьи, был уже главным инженером на стройке, где Колыванову еле-еле поручили участок.

Молодой человек не стеснялся в удовлетворении своих аппетитов. Если требовалось, он прибегал к протекции отца, занимавшего высокий пост в министерстве, ему радели все тети и дяди разветвленной семьи. Но он и сам был смел и умен.

Война таким, как Барышев, тоже принесла кое-какой опыт. Они поняли, что бывает такое напряжение, когда любой человек способен на подвиг. Не беда, что сами они не были способны на подвиги, — они могли приказывать, и тогда другие эти подвиги совершали.

Была и еще одна философская доктрина, которую Барышев унаследовал от войны, хотя войны и не нюхал. Это была доктрина лени и глупости, выражавшаяся в словах: «Война все спишет!» Барышев «списывал» все протори и убытки за счет «важности», «ударных темпов», «величия» того строительства, на котором в данный момент работал.

Так возникла легенда о «несгибаемой воле» молодого инженера, о его «оперативности». И верно, стройки под руководством Барышева шли быстро, без запинок. А чего это стоило коллективу, никто не спрашивал: «Стройка все спишет!»

Только опытный инженер мог заметить порой, что удачи Барышева часто не соответствуют заложенным затратам. Но громкие рапорты смиряли бунтующих, тягости забывались, а Барышев снова возникал уже на другой стройке, и опять ему сопутствовала слава самого смелого, удачливого, решительного инженера.

Пять лет назад Колыванов, женившись на Екатерине Баженовой, расстался наконец с удачливым своим начальником, и, казалось, навсегда. Он был близок к исполнению своей мечты — изысканию Северо-Уральской железной дороги. На севере вовсю началась настоящая разведка ископаемых, открытых еще во время войны, готовились новые площадки для деревообделочных и бумажных комбинатов. Здесь наконец-то появились исследователи и проектировщики: возникала новая металлургия. Колыванов поехал с женой на исследование новой трассы.

Строительство планировалось на конец пятилетки. Можно было исподволь провести все изыскания, найти наивыгоднейшее направление трассы, согласовать места будущих станций со множеством организаций, опиравшихся в своих очередных поисках на Северный Урал.

Через год изыскательский отряд Колыванова был снят и брошен в Казахстан, в подчинение Барышеву. Колыванов долго не мог понять, чему он обязан таким приказом, пока сам Барышев не проговорился, что протестовал против замораживания средств на разведки по Северному Уралу.

Момент для протеста был выбран правильный. Страна овладевала целинными землями. Но у колывановского отряда была такая ничтожная смета, что пользы от консервации не предвиделось, а Северный Урал все равно оставался очередным объектом.

Настоящую причину своего переселения поближе к Барышеву Колыванов выяснил куда позже!

Началось с того, что Катю оставили в главном управлении и даже повысили в звании. Сам Колыванов получил назначение на строительство конечного участка. По бездорожью не очень-то разъездишься, и он появлялся в главном управлении раз в месяц.

Сначала он только недоумевал, когда узнавал, что его заявки на рабочую силу или механизмы урезаны. Потом в приказах зачастила его фамилия как самого отсталого командира. Все чужие грехи — плохое снабжение, отсутствие техники, даже неверная планировка строящейся линии — почему-то приписывались ему. Привыкший многое прощать, — так велось на войне, Колыванов не очень расстраивался из-за этих приказов. Но когда жена назвала его как-то неудачником, он насторожился.

Обычно никогда не известно, как, почему и от кого приходит подобное обвинение. Сначала человека называют неудачником в шутку, потом с соболезнованием, а после, глядишь, уже никто не верит в него. Колыванов невольно задумался: кому нужно порочить его репутацию?

Они уже закончили прокладку первой линии путей. Правительство не поскупилось на награды. Только Колыванов оказался почему-то не представленным к ордену. Впрочем, Колыванов не очень огорчился. Важно было, что все лучшие работники его участка награды получили, — очевидно, те, кто к ним представлял строителей, считали недостойным его одного…

В это самое время и возникло нелепое подсудное дело о невыполнении приказа. Колыванов, проложивший вторые пути по собственному проекту, был отозван в управление.

Единственный человек, который мог понять его, была Катя. Ведь она же инженер! Но Катя встала на сторону Барышева…

Когда Колыванов сдал свой участок другому начальнику и распростился со старыми друзьями, он думал только об одном: вернуться на Урал. На Урале, думалось ему, не будет того тлетворного влияния, которое оказывал на Катю Барышев, — теперь в этом Колыванов не сомневался. Он заберет с собой самых лучших своих работников: Лундина, Чеботарева, увезет жену, а дома-то и стены спасают! Доказать министру необходимость продолжения разведок нетрудно, а все остальное приложится… И пусть товарищ Барышев идет своим путем, Колыванов пойдет своим.

Первый удар ему нанес Чеботарев. Василий женился и решил зажить оседлой жизнью. Колыванов с горечью вычеркнул его из списка.

Лундин поступил еще проще. Он показал направление на Алтай. Он ценил Барышева как раз за то, что Колыванову казалось опасным: за риск в работе. Объяснять Лундину, что риск бывает разный, Колыванов не стал. Григорий всю жизнь искал подвига. И уж чего-чего, а подвигов на строительстве под руководством Барышева будет сколько угодно. Другое дело, что вполне можно обойтись и без них, но где же знать это Лундину? Григорий был рад новой работе, как ребенок игрушке. Его привлекал скальный профиль нового пути, — значит, взрывных работ будет сколько душе угодно. Занимала быстрота строительства: Барышев опять превзошел себя, назначил такой срок, что опытные инженеры пожимали плечами. И Колыванов грустно распростился с Лундиным.

Когда он заговорил с Катей об отъезде в Москву и затем на Урал, Катя как-то странно посмотрела на него. Нет, она не отказывалась, она просто просила повременить или съездить сначала самому. Еще вопрос, как скоро разрешит министр его проект, а пока она поработает с Барышевым. Ей, молодому инженеру, даже полезна такая практика. Евгений Александрович собирается назначить ее заместителем по изысканиям. Изыскания продлятся не больше шести месяцев, — ты знаешь, как Евгений Александрович сократил сроки строительства. Закончив свою работу, она немедля приедет…