Литературная Газета 6539 ( № 3-4 2016) - Литературка Литературная Газета

И всё-таки я верю...

В 2013 году после долгих и упорных поисков финансирования петербургское издательство Русской христианской гуманитарной академии в известной серии «Русский путь» выпустило первую книгу двухтомника «М.Е. Салтыков-Щедрин: pro et contra». Вторая книга, где будут широко представлены современная щедринистика, разнообразная и яркая, а также уникальные материалы из затерянных в периодике императорской и советской России также готова, и хочется надеяться, что Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям, поддержавшее первую книгу, поможет и теперь.

Иллюстрация к сатирическому роману «История одного города». Художник Э. Гельмс

Слава богу, продолжающий свою деятельность РГНФ принял другой масштабный проект (№15-04-00389) – энциклопедию «М.Е. Салтыков-Щедрин и его современники». Её концепцию разработала выдающийся современный щедриновед, профессор Евгения Строганова. Много лет живя и работая в Твери, то есть в родных для Салтыкова местах, она стала ответственным продолжателем трудов и дел советского щедриноведа Сергея Макашина, поистине главным движителем свободной от идеологических стеснений современной щедринистики. Вдохновляюща сама идея энциклопедии – посмотреть на Россию времён жизни Салтыкова его глазами и глазами тех, кого он знал, о ком писал, с кем дружил или спорил (в энциклопедии будет представлено более 1200 статей-персоналий). Эта энциклопедия поможет продвинуть важнейшее как для щедринистики, так и для читателей дело – наконец избавить произведения писателя от превратных толкований, вывести его тексты из фельетонного и публицистического контекста в пространство художественной литературы. Большинство злободневных аллюзий, возникших у Салтыкова, выявлены и в какой-то мере прокомментированы советскими щедриноведами. Сейчас пришла пора перевести эти комментарии в новое качество – не для того, чтобы снять пресловутый синдром «исторической ограниченности» написанного Салтыковым. Будущая энциклопедия как раз приблизит читателей к представлению, что книги писателя нуждаются в комментариях не больше, чем книги Гоголя, Льва Толстого, Достоевского, Лескова, любого русского классика императорской России. В самом деле, если читать «Господа Головлёвы» как роман не о семье русских помещиков, а как роман о семье как таковой, о её метафизике, о её вечных – надсословных, наднациональных – страстях, мы прочтём его просто взахлёб (к слову, куда горячее, чем «Подростка» Достоевского) и поймём, что на живом счету русской литературы здесь не только «Анна Каренина». (Я бы не стал забывать и то, что у Гончарова так же блистательно – и содержательно совсем с другого угла зрения – написан «Обрыв».) То же можно сказать и о «Дневнике провинциала в Петербурге» – вечной, но по-щедрински пересозданной истории о завоевании столицы молодым человеком, и о «Помпадурах и помпадуршах» – романе о том, кто во власти хозяин, и о «Современной идиллии» – триллере о том, как договариваются с собственной совестью, если поблизости нет диавола...

В новом, чистом свете, без конъюнктурных искажений предстанет в энциклопедии и окружение Салтыкова. Мы сможем осознать, например, что его тёзка и многолетний соперник, по сути, литературный враг (вражда со стороны Салтыкова была, пожалуй, посуровее) Михаил Никифорович Катков тоже немало потрудился со имя просвещения и преуспеяния России, а многие его деяния, критиковавшиеся Салтыковым, в исторической перспективе воспринимаются как обоснованные и дальновидные. С должным педантизмом будут представлены в энциклопедии обстоятельства, вследствие которых в 1848 году молодой чиновник и начинающий литератор Салтыков был выслан из Петербурга на службу в Вятку. Также в лицах будет представлен вятский период его жизни – дни и труды, создавшие и Салтыкова-гражданина и Щедрина-писателя. В том же спокойном академическом стиле описываются в этой грядущей энциклопедии действия всех участников истории с закрытием журнала «Отечественные записки» в 1884 году. Вокруг неё нагромождено особенно много превратных суждений и откровенных подтасовок, но пришёл наконец час истины, и каждый должен, пусть через столетие с третью получить свою историческую характеристику: и заигравшиеся с террористами-народовольцами сотрудники «Отечественных записок», и Дмитрий Андреевич Толстой, который был не только министром внутренних дел и шефом жандармов, но и выдающимся историком России, в частности исследователем её просвещения, и, разумеется, Александр III, наиболее оболганный – по известной причине – российский им­ператор...

Хотя энциклопедия как научное издание будет обращена к филологам, историкам, обществоведам, можно предположить, что её нацеленность на строгую фактологию и отказ от сколько-нибудь политизированных оценок значительно расширит круг возможных читателей. Ведь Салтыков особенно ценил стремление читателей к самостоятельности толкований и к независимости выводов.

Так что прочитавшие эту статью могут с Салтыковым не расставаться. Его книги доступны, они есть во всех библиотеках, есть в продаже, и – может быть, кто-то не знает – даже в интернете они представлены на самом современном уровне.

Михаил Салтыков-Щедрин

Избранные цитаты

Когда и какой бюрократ не был убеждён, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать?

Это ещё ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду.

В словах «ни в чём не замечен» уже заключается целая репутация, которая никак не позволит человеку бесследно погрузиться в пучину абсолютной безвестности.

Если на Святой Руси человек начнёт удивляться, то он остолбенеет в удивлении и так до смерти столбом и простоит.

Нет, видно, есть в божьем мире уголки, где все времена – переходные.

Многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство».

Нет задачи более достойной истинного либерала, как с доверием ожидать дальнейших разъяснений.

Благонадёжность – это клеймо, для приобретения которого необходимо сделать какую-нибудь пакость.

Человек так уж устроен, что и на счастье-то как будто неохотно и недоверчиво смотрит, так что и счастье ему надо навязывать.

Везде литература ценится не на основании гнуснейших её образцов, а на основании тех её деятелей, которые воистину ведут общество вперёд.

На свете бывают всякие кредиторы: и разум­ные, и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику выйти из стеснённых обстоятельств и в вознаграждение за свою разумность получает свой долг. Неразумный кредитор сажает должника в острог или непрерывно сечёт его и в вознаграждение не получает ничего.

Мы, поэты последнего ряда...

Мы, поэты последнего ряда...

Литература / Поэзия

Дударев Валерий

Теги: Валерий Дударев

Чайная

Я буду басовым и сильным

В истоках долгот и широт!

По гуду, по соли, по сини

Высокий дойдёт пароход.

Прилив в наслоении быстром

Разляжется, весел и прост.

Застыв, за Селеной, за пирсом

Покажется ветер и мост.

«Карамба!»

– звучало над чайной.

Вертела гашиш матросня.

Жгли крабы, причалы и чайки,

От ветра лишь эхо храня.

Сокровища!

Участь лихая,

Сверкая, заныла в горсти,

От крови лучась и харкая,

Пугая чумным Гаити.

Пугай!

Одинокий и сильный,

Вперёд по излучинам лет!

Пускай одноногий Джон Сильвер

Взойдёт на летучий корвет!!!

Акробатический этюд

А.О.

Из снегопада в снегопад.

Он встречным елям лишь по пояс.

Вперёд,

назад,

мостами над

По осевой промчится поезд.

Им завершат полутона

Несовершенство старых станций.

В нем осевого полотна

Полупоэмы,

полустансы.

Его вагоны-короба

Взлетают запросто на кряжи.

И пустослов, что жизнь – борьба,

Ещё страшнее,

горше даже.

Непобедимы боль и труд.

Боль,

труд и боль

остановимы.

Акробатический этюд!

И поезд рушится в долины.

Летит над склонами.

Стык в стык

Под ним гудящие полотна.

На абордаж ли,

напрямик?

Поодиночке ли,

поротно

Пусть воскресают!

Пусть живут!

Смешно стесняться жизни

тленной,

И на каких-то пять минут