Огневой бой. Воевода из будущего (сборник) - Юрий Корчевский

– Эй, боярин, – обеспокоились верховые. – Ты чего это? С тобой все в порядке?

– В порядке, успокойтесь, это я хмель выгоняю.

Пробежавшись и изрядно вспотев, я быстро надел тулуп и уселся в сани. Стало получше, по крайней мере – голова не кружилась. Ни фига себе попировали. И в то же время распирала гордость. Сидеть за одним столом с именитыми людьми – уже честь великая. Кто я для них? Рядовой боярин, коих в каждой губернии – не один десяток. А в братчину приняли, посчитали за ровню. Все благодаря Кучецкому.

А я же уехал, вернее меня увезли – пьяного в стельку. Осрамился, как есть опозорился. «Ладно, – успокаивал я себя, – не на бранном поле позор принял – тот не отмоешь, на всю жизнь останется, коли струсил. А за пиршественным столом упиться – еще не позор, вон другие бояре – тоже «устали», невзирая на высокое положение. И небось сейчас голову лечат, а не корят себя». Я успокоился.

Ехать на санях пришлось долго. Замерзнув, сидя неподвижно, я соскакивал с саней и бежал. К моим выходкам верховые уже привыкли и не реагировали так остро, как в первый раз.

Мы немного не доехали до Вологды – на день пути, как нас обогнал служивый, лихо крича: «Дорогу! Дорогу государеву гонцу!» Только вихрь снежный за его конем закружился.

Ну – вот и Вологда. Надоела мне суетная Москва, здесь и дышится легче, и, кажется, даже стены милее.

Мы подъехали к дому.

– Ну что, ребята, переночуйте у меня. Подхарчитесь, да завтра и обратно.

– Благодарствуем, боярин.

Все трое поклонились. Федор показал гостям места в воинской избе, распорядился насчет лошадей. Я же степенно пошел в дом, хотя так и подмывало побежать. Однако нельзя, достоинство боярское не позволяет, дома все на виду.

Я обнял и расцеловал жену, Васятку.

– Вот я и дома. Простите великодушно, подарков не привез – не до того было.

Вошел Федор.

– Боярин, тут шуба в санях. Нести?

Ох ты, господи, про подарок Кучецкого я и забыл!

– Неси, конечно, это награда моя за труды.

Федор занес шубу, Ленка взвизгнула.

– Надень-ка, хозяин, шубу, покажись.

Я надел шубу. Тяжела, московского покроя – до пят, рукава тоже почти до пола, в средине – прорези, чтобы руки выпрастывать. В такой шубе можно только стоять или сидеть – даже по ступеням подниматься неудобно. Про езду на коне и прочем, требующем хоть какого-то движения конечностями, и речи быть не может.

В таком подарке принято в Думе боярской сидеть и потеть или суд править.

– Повесь-ка ее, Лена, в шкаф, пусть висит – к обычной жизни она негожа.

Лена вздохнула, огладила мягкий мех ладонями и унесла шубу. Вот так-то лучше.

Ближе к вечеру заявился посыльный от воеводы.

Ехал я к нему злой. Да сколько можно меня дергать? Я еще и в вотчине своей не побывал, а гонец тут как тут. Однако взял себя в руки: войдя к воеводе, поклонился, пожелал доброго здоровья, поинтересовался – как жена, как дети.

Плещеев ответил обстоятельно. Затем огладил усы и бороду, уселся в кресло.

– Уж не знаю, чем ты государю так угодил, знать, не зря в первопрестольную ездил, только что гонец указ государев привез. Читай!

Я взял в руки затейливо украшенную бумагу, вчитался: «Освободить от сборов, налогов и тягот на год, исчисляя с февраля первого числа вотчину и хозяйство боярина Михайлова». Писано было витиевато, но смысл такой.

– Везет же людям! – завистливо вздохнул Плещеев.

– А чего вместо меня в Москву не поехал? Сыскал бы преступника, как я, и тебя освободили бы от налогов.

– Вишь, не пригласили. Обскакал ты старого воеводу. Так, глядишь, вскоре и мое место займешь.

– Я и своим местом доволен – на твое не претендую. Хотел бы чинов – в Москве бы остался, предлагали.

– Неуж отказался? Ну ты и дурень – прости уж за прямоту, – изумился боярин.

Я свернул государев указ, сунул за пазуху.

– Погоди, не торопись. Гонец еще пакет привез – лично тебе в руки.

Воевода протянул бумагу, свернутую квадратом и запечатанную сургучной печатью. Таких я еще не видел.

Я осмотрел сургуч, орла на нем, сломал печать и развернул бумагу. «Братчина о тебе помнит. Прости, что отправил поспешно – срочные дела. Федор».

Коротко и ясно. А я-то укорял себя всю дорогу, что уехал не попрощавшись. Не у каждого чина хватит благородства даже на такую короткую писульку.

– Чего там? – полюбопытствовал воевода.

– Письмо личное от стряпчего.

Воевода покачал головой – то ли с укоризной, то ли завидуя.

Я попрощался и вышел.

К черту все дела – еду домой, отсыпаюсь, молюсь и пару дней проведу с семьей. На торг надо сходить, подарков купить. Для женщины и ребенка подарки – вещественное доказательство любви, уважения и заботы мужчины.

Баня дома уже согрелась, и мы мужским коллективом – я, Васятка, Федька и сопровождавшие меня до Вологды ратники – пошли мыться.

Самое милое дело – с дороги да в баньку. Ну а потом, как водится – застолье.

Утром выспался. Когда проснулся, зашел Федька, доложил, что ратники кланяться велели – съехали утром со двора в обратный путь.

Ну а я после завтрака с женой и сыном собрался на торжище. Денег взял достаточно – решил шубу купить жене, да не московскую, а новгородскую, где полы и рукава короче и в которой удобно ходить. И себе бы не помешало купить хотя бы доху. Я помнил уничижительный взгляд слуги в доме стряпчего – не бродяга ли в дом стучится? Тулуп – теплый, удобен на каждый день, но абсолютно непрезентабельный.

Вот и купил жене шубу соболью из меха мягкого, легкого, удобного в носке. Себе взял доху – короткую, чуть выше колена шубейку из бобра. Мех ноский, не боится сырого снега, для меня – как нельзя лучше. А Васятке присмотрели доху волчью. Молодому парню – в самый раз: удобная, короткая и очень теплая. Все равно растет быстро, глядишь – на следующий год и маловата будет.

Кошелек растряс сильно, но и покупки достойные. По улице пройдемся семьей – да хоть в церковь в субботу, сразу видно – семья боярская, не прощелыги какие идут.

Дома еще раз примерили обновы. Всем понравилось. Особенно Лена долго крутилась у зеркала, потом заявила:

– Милый, к такой шубе и шапка нужна, и чтобы в один цвет.

Вот незадача – не предусмотрел, упустил.

– Надевай шубу, идем на торг.

Кто был бы против? Лена уже была в шубе, только в валенки нырнула да платок накинула.

Обойдя на торге меховой ряд, я купил все-таки шапку – из соболя, одним цветом с шубой. Надела шапку жена, взглянул я на нее и обомлел. Красавица! Да и одета теперь так, что не стыдно и в Москве хоть к самому Кучецкому в гости заявиться.

Отдохнув денек, я занялся текучкой, съездил в свою вотчину. Делать в Смолянинове зимой было почти нечего, крестьяне неспешно чинили инвентарь к посевной. После того, как по предложению Андрея пни от деревьев, что на стройку пошли, выкорчевали, угодья расширились, и хлопот по весне добавится.

Дома вспомнил, что неплохо бы заняться старинным манускриптом. Все-таки вызванное мною привидение – даже затрудняюсь дать ему название – почти Старик Хоттабыч, только кувшина не хватает.

Я вообще-то планировал весной или летом, по теплу, продолжить раскопки колодца и катакомб. Не все камеры и переходы подземелья я осмотрел досконально, да и предчувствие было, что мы открыли не все тайны старой карты и подземной части бывшей усадьбы князя Лосевского. Но сейчас зима, какие по морозу и снегу раскопки?

Я заперся в кабинете. Взял в руку древний манускрипт, стал читать вслух непонятный текст. И вновь, как и в первый раз, задрожал воздух, появился сгусток – тумана или марева, в нем смутно виделось лицо. Когда лик его стал ясным, джинн или привидение зевнуло и ленивым голосом спросило:

– Опять ты, самозванец?

– Это почему же?

– Боярское звание тебе не по наследству перешло, стало быть – самозванец. Чего вызывал?

– Как тебя звать-величать?

– Тебе без надобности. Это все?

– Нет! Ты только о прошлом ведаешь или будущее тоже видеть можешь?

– Что тебя интересует?

– Мое будущее.

– Оно темно, я не вижу тебя здесь.

– Я перед тобой, как же не видишь?

– Я бесплотный дух, а ты человек не этого времени и умрешь тоже не здесь. На этой земле, но не сейчас.

– Поясни подробнее.

Однако привидение разговаривать больше не захотело – облачко тумана быстро поблекло и исчезло, а с ним и мой бестелесный собеседник.

«Э, нет, так не пойдет», – рассердился я.

Я снова прочитал заклинание.

Облачко и лицо появились вновь.

– Экий ты настырный да надоедливый!

– Зато ты невежлив – исчезаешь, не договорив. Ты подчиняешься заклинанию на манускрипте?

– Конечно, разве ты не понял?

– Если будешь дерзить и исчезать самовольно, сожгу манускрипт, понял?

Привидение явно задумалось.

– Нет, не торопись сжигать. Этот манускрипт в единственном экземпляре. Сожжешь его, и я навечно останусь в безвестности. Не подпитываясь от плотского мира, с годами и столетиями я зачахну.