Новый Орлеан - Клейтон Мэтьюз

Ассортимент маскарадных костюмов отличался разнообразием, а те приглашенные, что предпочли обойтись без них, были одеты элегантно и стильно: мужчины по большей части в смокингах, дамы — в вечерних платьях. Несколько дам появились в современных брючных костюмах, и почти все женщины обилием драгоценностей, которыми они были увешаны, напоминали сверкающие люстры.

Эти гости для Эндоу интереса тоже не представляли. Его интересовал лишь один из них — сенатор США Мартин Сент-Клауд.

После девяти часов, когда поток гостей почти иссяк, Эндоу заволновался, что как-то пропустил его незамеченным.

Но ровно в девять тридцать подкатило такси, шофер выскочил и открыл заднюю дверцу, и сенатор Сент-Клауд явил себя взорам собравшихся. Он обернулся и протянул руку кому-то, остававшемуся внутри автомобиля.

Женщине, которой Мартин Сент-Клауд помог выбраться из такси, было около тридцати пяти; туалет и прическа, в которую были затейливо уложены ее длинные светлые волосы, поражали воображение.

Невысокая, ниже ста шестидесяти, она, взяв под руку долговязого сенатора, стала еще миниатюрнее.

Пока они шли к воротам, зеваки любовались этой очаровательной парой: высокий смуглый красавец сенатор с властной осанкой и его кроха жена, несущая свою чарующую красоту с царственной величественностью.

Ничего из этого Эндоу почти не заметил. Он сфокусировал взгляд, как объектив фотокамеры, на худощавом лице сенатора, стараясь как можно лучше запомнить его черты в отведенное ему столь короткое время.

Но когда пара исчезла из виду, он удовлетворенно отметил про себя, что теперь при следующей встрече узнает сенатора США Мартина Сент-Клауда с первого взгляда.

Дело сделано, и Эндоу направился прочь от особняка. Лишь сейчас он позволил себе подумать о жене сенатора, . Как может человек, имеющий такую обворожительную жену, мелькнуло у него в голове, путаться с другими бабами?

Шагая по дорожке к особняку Фейна, Мартин Сент-Клауд сказал:

— У старины Рекса сегодня, похоже, большой наплыв.

— Как всегда, — отвечала Ракель. — Кто же в Новом Орлеане посмеет не принять приглашение на бал Рексфорда Фейна?

— Ты, например. Ты ведь не хотела идти, — парировал Мартин, и в тоне его прозвучали нотки раздражения — отголоски их недавней ссоры.

— Ну, у меня-то есть уважительная причина. А что, если мы сегодня здесь встретим одну из твоих девиц? — медовым голосом пропела Ракель. — Только представь себе, как ей будет неловко… да и тебе тоже. Я ведь только пекусь о твоем благополучии, милый.

Господи, если бы она только знала! Мартин внутренне съежился, представив, что всего через считанные минуты они лицом к лицу столкнутся с Одри Фейн. А вслух произнес:

— Иногда, особенно в последнее время, я начинаю задумываться, насколько ты действительно заботишься о моем благополучии, Ракель. Из-за чего мы недавно, например, ссорились: подумаешь, прокачусь на платформе на параде Рекса! Боже мой, что тут такого, проще не бывает!

— Действительно, проще не бывает. И глупее! Ты в сенате почти заканчиваешь второй срок, Мартин.

Думаю, тебе пора прекратить выставлять себя напоказ, как какому-то киноактеру.

— В том-то весь и смысл, Ракель! Сама говоришь:

«Почти заканчиваешь второй срок». В этом году собираюсь переизбираться. И в тот самый момент, когда я перестану выставлять себя напоказ, мне как сенатору придет конец А ты разве не слышала? Политика нынче превратилась в шоу-бизнес.

— Возможно, поэтому я ее так и ненавижу, — тихим злым голосом проговорила Ракель. — Это всего одна из многих причин.

— Хорошо, хватит, твое мнение о политике мне прекрасно известно, бог — свидетель, уже наслышан, сколько можно! — огрызнулся Мартин и тут же прошипел сквозь стиснутые зубы; — Да улыбайся же… на нас смотрят.

Они шли через просторную веранду к широко распахнутым дверям, Рексфорд Фейн спешил им навстречу с протянутой рукой, его привлекательное аристократическое лицо сияло гостеприимной улыбкой. Льющийся из особняка свет создавал для него весьма выгодный фон.

И Ракель тоже улыбалась ослепительно. Здесь Мартин отдавал ей должное. Наедине с ним она как могла поносила тот образ жизни, на который он их обрек, но на людях скрывала все это за совершенно непроницаемым фасадом — всегда улыбающаяся, обаятельная, приветливая, всем довольная супруга преуспевающего политика. Она даже вступалась за него, особенно в жарких политических спорах, а Мартин прекрасно знал, как ей претят политические дискуссии любого рода.

Рукопожатие Рексфорда Фейна было крепким, говорил он с типичным для южанина акцентом.

— Клянусь Богом, Мартин, я думал, вы вообще не придете. — Он склонился поцеловать Ракель в щеку. — Все краше и краше с каждым днем, прелесть моя.

— Ты ведь знаешь нас, политиков, Рекс, — решил свести все к шутке Мартин. — Всегда опаздываем, чтобы превратить наше появление в грандиозное событие…

Рексфорд Фейн производил внушительное впечатление. Мартин знал, что ему уже шестьдесят, но на вид не дал бы и пятидесяти. Он оставался бодрым и сильным человеком, обладающим энергией и неутомимостью динамо-машины, острым умом и широкими знаниями. Познав нищету, он нажил огромное состояние. Сейчас, пользуясь своим богатством и влиянием в Новом Орлеане, он добивался еще большей власти. Рексфорд Фейн был самым могущественным в городе сторонником Мартина, источником значительной части средств на финансирование его предвыборной кампании; он откровенно признавался Мартину, что жаждет стать «творцом королей», то есть строил планы продвинуть Мартина в президенты.

Для Мартина не было секретом, что в делах Рексфорд Фейн отличается жестокой беспощадностью, но тем не менее он ему нравился. Порой лукавый внутренний голосок спрашивал его: а не проистекает ли эта приязнь из того факта, что Фейн оказывает ему щедрую поддержку и в один прекрасный день сделает из него президента Соединенных Штатов? И Мартин неизменно отвечал, как он надеялся, вполне искренне, что дело совсем не в этом.

Была, правда, у Фейна одна черта, от которой Мартина слегка коробило. Он прикидывался этаким аристократом-плантатором, джентльменом из сельской глубинки Юга, хотя Мартину было доподлинно известно, что Фейн родом из северного штата США Нью-Джерси. Фейн освоил протяжный медлительный говор и одевался, как плантатор. Вот и сейчас на нем были сапоги ручной работы, сорочку его вместо галстука украшал черный шнурок. Курил он весьма вонючие сигары, скрученные из очень темного табака, и не снимал широкополой плантаторской шляпы, которую ему изготовили за бешеные деньги во время одной из поездок по его обширным сельским владениям.