Армагедец - Харик Бу

— Похоже, что ты прав, — не обращая на мою истерику никакого внимания, будто продолжая только что прерванный разговор, заявил Арнолд, — особой инициативы наш противник не проявляет. Так что оставайся здесь и держи люк под прицелом, а я пока что скину эту сбрую. А из нашей затеи ничего не получилось: там жидкий металл, все моментально заплавляется, только след на обшивке, ничего больше. Сам посмотри.

На стене, в том месте, где Грец пытался вырезать лаз, чтобы пробраться в помещение, я увидел след, похожий на шрам после давней хирургической операции.

— Что теперь? — уныло спросил я, несмотря на то что настроение мое в обществе Греца заметно улучшилось и кошмары отступили.

— Остается одно. Будем прорываться с «парадного входа». Ничего лучшего в голову не приходит, действовать нужно быстро, а то эта проклятая химера доберется и до моих мозгов. Похоже, что времени в запасе нет.

То, что происходило дальше, я помню скверно. Грец над чем-то старательно возился, закреплял какие-то проводки, соединял комочки, напоминающие светлый пластилин. Потом потащил меня в каюту, а сам заклинил наполовину открытый люк и пристроился за ним так, чтобы можно было быстро выскочить в коридор.

Мне показалось, что корабль развалился на куски, такой раздался грохот. Уши моментально заложило. Грец, не обращая внимания на дым, выбрался в коридор, а больше я практически ничего не помню вплоть до того момента, покуда знакомый голос не вывел меня из кошмарного состояния. В голове была восхитительная, пугающая пустота, и тишина, и покой.

— Лудолф, ты меня слышишь! Давай, приходи в себя, хватит прохлаждаться.

— Что-то получилось?

— Получилось. Как мы и предполагали, твоя любимая химера может воздействовать на нас только при посредничестве человека. Едва я отключил Крачевского от сети, все моментально прекратилось. Никаких страхов, никаких кошмаров и ужасов. Так что если ты готов, то можешь стать полноценным homo sapiens.

— Bis dat, qui cito dat[7] было первое, что я вымолвил, после того как память в полном объеме вернулась ко мне. Как это восхитительно вновь почувствовать себя человеком мыслящим!

— Ессе homo![8] — отреагировал Грец улыбаясь, так же, как и я, радуясь вновь обретенным возможностям. Мы, даже находясь у последней черты, хотим оставаться самими собой, цепляемся за свои привычки.

— Теперь к делу. Хоть я и не наследник Гиппократа, но Крачевский, мне кажется, находится в глубокой коме. Это лишь первая скверная новость. Вторая беда в том, что мы не можем контролировать химеру и, стало быть, не сможем выявить, в каком из четырех танков находятся активные очаги.

Арнолд снова обошел термин «мышление» или «разумная деятельность» применительно к химере.

— Я так понимаю, что избавиться от всех четырех танков мы не можем?

— Абсолютно верно! Гениальная догадка. Если колонисты получат половину груза, им будет обеспечено полуголодное существование до тех пор, пока объем пищевой массы не станет оптимальным.

— Нам остается придумать способ, как выявить нужный танк, в котором находится очаг агрессивной деятельности. — Я тоже воздержался от термина «разумной», чтобы не ввязываться в ненужную полемику.

Грец, похоже, оценил мою тактичность и, пока мы катили кресло с Крачевским по коридору к его отсеку, не возвращался более к этой теме. Весь экипаж находился в одной каюте. Голова капитана была перевязана живописным платком, отчего он сразу стал похож на пирата с картинок в детских книгах. Несмотря на то, что вся команда была все еще лишена базы, выглядели они уверенно и деятельно, помогли нам устроить Крачевского с максимально возможным комфортом.

Капитан окончательно оправился от последствий травмы, а узнав, что может приступить к выполнению своих обязанностей, пришел в полный восторг.

— Попов, вы тренируетесь на самостоятельное управление? — Грец, как обычно, начал с самого главного.

— У меня в базе несколько тысяч анекдотов и компромат на начальство, — весело отреагировал капитан.

Такой ответ меня окончательно успокоил: если человек способен шутить, значит, с ним все в полном порядке. Говоря честно, компетенция экипажа никогда не вызывала у меня ни малейшего сомнения.

Геков и Герлах, убедившись, что имеющимися средствами Крачевского в себя не привести, продолжили спор, прерванный нашим приходом.

— Я все же думаю, что это не имя, а то глупость какая-то получается — Царевна-лягушка.

— Но тогда что же это такое? А Гуси-лебеди или Сивка-бурка? Я в детстве очень любил сказки.

— Оно и видно. Мне иногда кажется, что это любимая поза… — После такого ответа несчастный Геков так и остался стоять с раскрытым ртом, а Арнолд с чрезвычайной заинтересованностью ждал продолжения спора.

— Ну, ты иногда как ляпнешь, так хоть стой, хоть падай. Ты пробовал рассказать о своей гениальной догадке психологам? Рекомендую, и ближе чем на 10 километров к космодрому тебя не подпустят.

На этом спорщики поставили точку и отправились каждый в свои владения, а мы, позволив себе лишь двухчасовой отдых, сели обсуждать пути решения основной проблемы.

— Твой любимый кофе? — Мы сидели в моей каюте.

— Только не говори, что сейчас начнется вибрация, — пошутил я в ответ, с благодарностью принимая чашечку с ароматным напитком. Я почти полностью восстановился. Принятые перед сном в максимальных дозах ноотропы решительно улучшили мое состояние.

— Экипаж знает свое дело. Молодцы ребята. Я наблюдал, как они управляются на своих участках. Спокойно, без паники, свои мозги используют. Все же у них отменная практическая подготовка, и хотя мы не соглашаемся с их негативным отношением к сетям, я вынужден признать, что в ситуациях критических они выигрывают. Наши только бы и думали о том, как восстановить работу сетевых компьютеров и базы.

— Вот и хорошо. — Я удобно устроился на своей койке, держал в руке чашечку кофе, вдыхая крепкий и приятный аромат, и искренне наслаждался жизнью. Мне давно не было так комфортно.

— Ну что же, — Арнолд и не собирался отдыхать, — я обдумал нашу проблему и пока не нашел ничего утешительного. Биомассу в том виде, в каком она сейчас находится, мы не можем привезти на Венеру. Однозначно. Необходимо любым, пусть самым фантастическим способом выявить очаг активной деятельности.

— Умственной деятельности?! — закинул удочку я.

— Называй, как хочешь. Для меня химера не может быть существом одушевленным, не может быть мыслящим объектом, не может быть ничем, кроме… пищевой массы.

— Dixi et animam levavi.[9]