Разбитые звезды - Эми Кауфман

– Просто держитесь на ногах. Справитесь, ваше величество?

О, гораздо лучше.

– Не надо меня опекать, – огрызаюсь я.

– Никому в здравом уме и в голову не придет опекать вас, мисс Лару.

Он ловко поднимается на ноги и отходит на несколько шагов вперед, изучая лес таким взглядом, будто он кажется ему знакомым. Майор здесь в своей стихии. Он понимает это место, как я понимаю малейшую перемену настроения в толпе; как чувствую взаимную симпатию между людьми; как вижу, что общество вращается вокруг меня, словно звезды на небе. Известно. Понятно. Знакомо.

Но лес для меня – темные дебри. В этой мешанине зеленого, золотистого и серого каждое дерево похоже на соседнее, и понять что-нибудь по ним невозможно. Я бывала раньше на природе, но тогда нужно было лишь нажать кнопку, переключить изображение на экране голографического проектора – и вот я уже не на ухоженной террасе в саду, а в солнечном лесу, звенящем от птичьих трелей. Все деревья в нем стояли в цвету, а воздух благоухал. Плодородная почва никогда не пачкала мне одежду, а мягкая земля так и манила прилечь и вздремнуть.

Когда я была маленькой, папа часто брал меня в лес на пикник. Я воображала, что лес этот – мой дворец, а я – хозяйка в нем и подаю папе невидимые чашечки с чаем и поверяю ему свои маленькие секреты. Он всегда всерьез мне подыгрывал. Когда свет тускнел, я ложилась к нему на колени и притворялась спящей: тогда он относил меня домой на руках.

Но этот лес густой, чужой и темный, на земле разбросаны камни; когда я хватаюсь за ближайшее дерево, чтобы устоять на ногах, то царапаю руку о кору. Нет, это какой-то кошмар наяву…

Тут майор кивает сам себе, будто прочитал в невидимом мне путеводителе, куда идти дальше. Я чувствую, как на меня накатывает такой сильный порыв зависти, что даже руки трясутся.

– Не знаю, много ли заряда осталось в капсуле, – говорит он, – так что постараемся без надобности его не использовать. Я сооружу вам какую-никакую постель, и мы погасим свет; завтра я проверю, возможно ли отправить сигнал спасательным кораблям.

Он произносит эти слова, не обращая на меня ни малейшего внимания, будто разговаривает сам с собой.

– Сегодня проверим запасы, поедим и отдохнем. Капсула уже совсем близко. Стоять можете?

Я опускаюсь на колени. Ноги одеревенели, и мне приходится закусить губу, чтобы не всхлипнуть. Во время танцев я пару раз подворачивала ногу и продолжала танцевать, улыбаясь, словно все в порядке. Тогда всего-то и надо было позвать врача, и боль проходила в мгновение ока. Но такая боль мне и не снилась.

Я отпихиваю его протянутую руку.

– Да, могу.

От боли слова звучат сердито.

Он не ошибся: всего через несколько минут между деревьев показывается капсула. С места, где мы стоим, не видны следы нашего крушения: поваленные деревья и глубокая колея в земле, оставленная капсулой, сшибавшей все на своем пути. Я вижу лишь деревья и слышу непонятные шорохи и шелест. Запах зелени, земли и влаги перебил смрад от сгоревшего пластика и окислившегося металла.

Я нахожу силы посмотреть вверх. Ни одного спасательного корабля в поле зрения – и даже ни одного шаттла или космолета из колонии. В небе мерцает бледный осколок лишь одной луны, а вторая висит над лесом, проливая свет на деревья.

Заслонившись от света, я ищу взглядом сигнальный огонек, который загорается при передаче сигнала спасательным кораблям. Но вижу лишь покореженную погнутую металлическую стену. На капсуле живого места нет. Как мы вообще уцелели?

Выжил ли кто-нибудь еще? Но я отгоняю мысль о других, заставляю себя не думать об этом. Через несколько часов все закончится: не мог такой известный корабль потерпеть крушение, не отправив тысячи сигналов тревоги по всей Галактике.

Майор молча уходит к капсуле, но он всего в нескольких шагах от меня, и я не могу прямо здесь поддаться горю.

Не могу думать об Анне и о том, какое у нее было лицо, когда обезумевшая толпа, от страха напрочь забывшая о манерах, унесла ее по коридору. Может, она сумела добраться до капсулы. Может, туда же сел механик, который успел вовремя отсоединить капсулу от корабля.

Нам неоткуда отправить сигнал бедствия, который спасатели могут поймать и найти нас. Но что бы там ни было, отец прилетит за мной. Он ни перед чем не остановится и найдет меня. И тогда я больше не увижу этого солдата, никогда не почувствую себя такой беспомощной.

Когда я забираюсь в капсулу, майор снова копается в своем вещмешке, проверяя припасы. Может, он думает, что спасательный отряд явится сюда быстрее, если он будет там копаться?

Как он может просто стоять там и ковыряться в своем дурацком мешке? Мне хочется встряхнуть его, закричать, что в мешке нет спасательного корабля, что в нем не появится что-то, что волшебным образом вернет «Икар» в небо.

– Ну? – Я стараюсь придать голосу вежливость. – Вы всегда знаете, что делать дальше. Что теперь?

Он не поднимает головы, пока не заканчивает проверку, но резкие движения выдают злость. Когда же он удостаивает меня взглядом, то кажется невозмутимым.

– Сейчас мы ляжем спать. А завтра, раз уж мы не можем передать сигнал бедствия, пойдем искать место, откуда это можно сделать. Скорее всего, придется вернуться к месту крушения «Икара», если по пути не наткнемся на колонию и не отправим сигнал оттуда.

К месту крушения? Он в своем уме? До него же идти несколько дней.

– Пойдем искать? Говорите за себя. Никуда я не пойду. Спасатели обнаружат и корабль, и нашу капсулу. Если мы уйдем, папа не будет знать, где нас искать.

А он обязательно прилетит за мной.

Он смотрит так, будто сомневается в моих словах, даже нагло насмехается надо мной.

– Вы можете и дальше себя успокаивать и ждать, когда явится ваш благородный спаситель, миледи, но я не буду тут сидеть и ждать, пока закончатся наши припасы.

Миледи?! Он хоть догадывается, как меня выводит из себя его притворная учтивость? Нет, ни один человек не способен быть таким раздражающим – разве что нарочно. Я смотрю на него, не позволяя злости улетучиться. Нельзя испытывать другие чувства: для меня безопасна только злость.

Она – моя защита. Если отступлюсь от нее, то сломаюсь.

Мне чуточку интересно, догадывается ли он об этом. На корабле он – неуклюжий, нерешительный – явно был не в своей тарелке. Но здесь он уверен в себе. Ничего не делает просто так. Может, он нарочно меня подначивает, чтобы я не сдавалась?

А может, он просто осёл.

Майор снова копается в своем мешке, потом в нишах, где хранятся припасы. Я молча жду. Потом он стелет на пол какое-то грубое одеяло из светоотражающего материала, поверх него – другое, помягче, которое нашел в нише, а затем оборачивается и глядит на меня так, будто чего-то ждет.

Когда я смотрю на него в замешательстве, он сжимает челюсти.

– Как бы вам ни было это омерзительно, мы проведем здесь ночь вместе. Наберитесь терпения.

Я вдруг понимаю, что это не просто куча тряпья, а постель. Одна постель.

И внезапно с языка срываются слова.

– Ни за что! – В голосе моем звенит сталь, прямо как у отца. По крайней мере, я могу использовать то, чему у него научилась. – Оставьте мне немного воды, а остальные припасы забирайте и идите спать в лес, который вам так пришелся по душе.

Я внимательно смотрю на него и замечаю, что он медленно сжимает кулаки. Меня захлестывает волна странного удовлетворения. Если он злит меня нарочно, то я отплачу ему той же монетой.

– И может, пока вы там, залезете на крышу и дождетесь спасательный отряд, который прибудет ночью?

Он резко отбрасывает свой мешок, и я вздрагиваю от неожиданности. Но голос его на удивление спокоен и сдержан.

– При всем уважении, мисс Лару, – мягко говорит он, – я не буду спать снаружи, поскольку здесь достаточно места для двоих.

Удовлетворение от того, что я уколола его, улетучивается. Если спасательные отряды и правда найдут нас ночью, то майору Мерендсену, герою войны, крепко не поздоровится. Статус свой он мигом потеряет.

Я делаю глубокий вдох, решив пойти на попятную. Пожалуй, злость сейчас не лучший способ добиться своего.

– Обстоятельства, возможно, необычные, но это не повод забывать о…

– К черту обстоятельства.

Эта его вспышка злости вновь вызывает во мне удовлетворение. Хоть что-то у меня получается хорошо на этой забытой богом планете.

– Снаружи будет холодно. Здесь теплее вдвоем. Я устал не меньше вас и не собираюсь стоять всю ночь на часах. И еще не хочу, чтобы меня сожрали.

Я замираю.

– Сожрали?

– Звериные следы, – коротко отвечает он, – видел в лесу, когда мы возвращались. Очень крупные.

Он пытается запугать меня. Я не видела никаких следов, а он их не показывал. К тому же компании, видоизменяющие планеты, ни за что не включили бы в экосистему огромных, смертельно опасных хищников, способных убить поселенцев.

Я сжимаю зубы.

Даже если он говорит правду, ему придется хуже, когда его найдут со мной. Уж лучше стать ужином для хищников.