Дети горчичного рая - Анна Кальма

– Вздор! Дайте договорить Гиричу! Он правильно говорит! – надрывались другие.

– …Многие люди так думают и говорят здесь, – продолжал Василь, не обращая внимания на крики, – но есть и другие. Эти люди знают, что не все в жизни можно купить за деньги. За деньги не купить друзей, не купить любовь, верность, честность… Музыку тоже не купишь… Нет, этого всего никто не сможет купить даже за миллионы миллионов! – убежденно докончил Василь. – Я все сказал. Можно мне сесть, сэр?

И, раскрасневшись, он опустился на свое место.

Ричи внимательно смотрел на учеников:

– Кто не согласен с Гиричем? Кому из вас кажется, что все в жизни покупается и продается?

Все затихли. Никому не хотелось отвечать на такой прямой вопрос. Мэйсон пробормотал сквозь зубы, что «джентльменства за деньги, разумеется, не купишь», однако поднять голос против приятеля не решился.

– Так вот, Мак-Магон, вы только что слышали мнение ваших товарищей, – сказал Ричи, обращаясь уже прямо к Фэйни. – Многие из них, по-видимому, не одобряют вашей цели жизни.

– Да, сэр, – встал Мак-Магон.

– Я тоже, признаться, не одобряю ее. Но вы, разумеется, можете придерживаться совсем других мыслей: ведь вы – в свободной стране. – Ричи горько усмехнулся. – А так как ваше сочинение написано вполне правильно, то, повторяю, я вынужден поставить вам «эй».

Фэйни взял из рук учителя свою тетрадь. Несмотря на старание придать себе оскорбленный и недовольный вид, он был явно рад, что получил хорошую отметку.

– Чарльз Робинсон! – вызвал Ричи.

Чарли подошел к кафедре. Ричи ласково дотронулся до его плеча.

– Я очень доволен вами, мой мальчик, – сказал он: – вы написали отличное сочинение об одном из самых замечательных людей Америки. – Он обратился к классу: – Ваш товарищ Робинсон написал вот о нем, – Ричи указал на портрет вдохновенного старика, чей взгляд, казалось, пронизывал каждого, кто на него смотрел, – о Джоне Брауне, герое борьбы за освобождение негритянского народа… Я вижу, Чарльз, вы прочли много книг о нем, – обратился он к Чарли.

Мальчик кивнул курчавой головой:

– Да, сэр, он мой любимый герой, и я всегда думаю о нем: о том, как он любил нас, черных, как сражался с южанами в Харперс-Ферри, какой он был умный и храбрый…

По выражению лица, по голосу Чарли чувствовалось, что он говорит о самом своей заветном. Рой Мэйсон наблюдал за ним, презрительно скривив рот.

– Смотри-ка, как черномазый разговорился! – наклонился он к Фэйни. – Взялся прославлять этого сумасшедшего старикана, о котором у нас на Юге слышать не могут…

– Я тоже очень люблю Джона Брауна, – говорил между тем Ричи, – и часто жалею, что в наше время нет таких людей… я хочу сказать – таких благородных и смелых, – поправился он.

– Ого, это надо запомнить! – опять шепнул Рой. – Это надо хорошо запомнить…

– Робинсону я тоже поставил «эй», – сказал учитель, отдавая тетрадь Чарли. – Можете передать вашей матери, мальчик, что я вами доволен.

Чарли, сияющий, отправился на свое место. Ричи продолжал как бы нехотя перебирать тетради.

Легкая морщина легла у него между бровями, и от этого лицо стало старше и суровее.

– Я хочу сказать вам еще кое-что, – начал он с усилием. – К моему большому огорчению, среди этих сочинений есть еще одно, которое я считаю самым злым, бессердечным и грубым из того, что я когда-либо читал. – Ричи бегло оглядел класс. – Автор этого сочинения сам выбрал тему и сам ее разработал… Я считаю это дело таким серьезным, что не скажу вам ни имени автора, ни его темы. Он присутствует здесь в классе, слышит и понимает все, что я говорю, и, надеюсь, сделает для себя в дальнейшем нужные выводы. Я очень надеюсь на это.

Семиклассники беспокойно задвигались на скамьях, подозрительно вглядываясь друг в друга. Но что угадаешь по лицам?

– Я оставляю эти тетради на столе, – сказал Ричи. – Пусть староста раздаст их вам, не заглядывая внутрь… Повторяю, я очень надеюсь, что автор упомянутого сочинения подумает о том, что я сказал.

И Ричи вышел из кабинета, оставив школьников взволнованными и смущенными.

Чарли молча роздал всем тетради. Каждый старался по выражению лица соседа угадать, не о нем ли говорил учитель.

А некоторые невинные души мучились про себя: не они ли вызвали негодование Ричи, не они ли написали то злое, грубое и низкое, о чем говорил учитель? Гадала и Нэнси – не о ней ли говорил Ричи и имела ли она право писать, что мечтает стать поэтессой? Может быть, именно это показалось учителю грубым? Но злого-то здесь уж ничего нет! Если она причинит этим зло, то только себе!

И только один мальчик взял свою тетрадь вполне равнодушно, даже не заглянув в нее. Он хорошо помнил, что в ней написано.

Отдельные слова и целые фразы из сочинения были точно оттиснуты в его памяти:

«В большинстве южных штатов и в некоторых северных негром справедливо и правильно считается всякий, в ком есть хоть одна капля негритянской крови. Негры органически, а также и биологически не способны усваивать никакие науки, кроме арифметики, стряпни и управления автомобилем. Они могут занимать должности не выше должности сторожа, швейцара или повара. Происходит это потому, что их черепные кости намного толще черепных костей белого человека. Это давно доказано медициной».

И дальше:

«Негры никогда не моются; от них идет особенный запах, свойственный только людям с черной кожей».

И еще, и еще, и еще… восемь страниц, исписанных мелким, «джентльменским» почерком южанина!

– Ребята, кто же все-таки написал это так называемое «сочинение»? – спросил Джой Беннет, обводя глазами мальчиков и девочек своего класса. – Наверно, пакость порядочная! Наш Ричи расстроился не на шутку… Признавайтесь, ребята!

Ему никто не ответил.

10. После уроков

– Домой, Сэм?

– Нэнси, не забудь про стихи! Принеси их завтра.

– После обеда – на футболе!

– Помни, Мери, ты обещала мне показать вышивку.

– Ребята, до завтра!

У ворот снова выстроились регулировщики: школьники расходились по домам, шумно прощались, размахивали портфелями, перекликались, стараясь перекричать автомобильные гудки.

Чарли подошел к Гиричу:

– Придешь вечером? Я достал проволоку. Можно будет заняться колесами.

– Идет! – кивнул Василь. – А мне отец сделал на заводе ключ. Теперь будет чем отвинчивать гайки.

– Ого! Вот это здорово! – обрадовался Чарли. Он заранее предвкушал удовольствие заняться своим детищем.

Почти у всех мальчиков и девочек в школе были свои хобби, то есть занятия, которыми они увлекались. Одни собирали марки или спичечные коробки, сигарные этикетки или пуговицы, другие увлекались кинематографом и просиживали по четыре сеанса. Некоторые пристрастились к азартным играм в кости и карты или же по всякому поводу держали пари.

Хобби Чарли Робинсона был автомобиль.

Еще когда был жив отец Чарли, они вдвоем смастерили первую модель из упаковочного ящика и тачечных колес. Отец тогда увлекся не меньше сына и каждый раз, возвращаясь с работы, предлагал Чарли всё новые усовершенствования, которые он придумал по дороге домой. Они возились во дворе с этой моделью до той самой минуты, когда отцу пора было ехать на корабль.

«Ты без меня займись этим и придумай что-нибудь полегче», – сказал он тогда сыну.

С тех пор Чарли сделал около десятка автомобилей из всевозможных материалов: от дерева до консервных банок. И в прошлом году одна из его моделей победила на гонках «табачных ящиков» – под таким шуточным названием в городе ежегодно происходили соревнования самодельных автомобилей.

Ох, как волновался Чарли, когда судьи, осмотрев его машину, сказали, что он может участвовать в гонках! Каждый день он взвешивался – не потолстел ли, не стал ли тяжелее: ведь каждые сто граммов имели теперь значение! Гонки должны были происходить на холме Надежды – пологом, длинном спуске в Верхнем городе. И Чарли несколько раз ходил осматривать всю дистанцию.

Главным его соперником был Мэрфи – ученик технической школы, худосочный малый, года на два старше Чарли. Мэрфи слыл ловкачом среди ребят Восточной окраины: он знал, как через запасный выход пробраться без билета в кино и на стадион, где стрельнуть мячи для бейзбола и как бесплатно проехаться в автобусе до соседнего города Гренджера.

Мэрфи уже курил и потихоньку выпивал в компании взрослых. Отец его был владельцем ремонтной мастерской, поэтому у Мэрфи имелось сколько угодно подходящих материалов, из которых можно было сконструировать автомобиль. Три года подряд он выигрывал гонки и считался непобедимым.

И вдруг появился Чарли Робинсон на легком сигарообразном автомобильчике, и холм Надежды впервые стал свидетелем поражения Мэрфи.

Отдавая Чарли переходящий приз – серебряный жетон с изображением автомобиля, Мэрфи был темнее тучи.

– Я ничего не имел бы против, если бы меня победил белый, – сказал он своим «болельщикам». – А видеть, как похваляется эта черная образина, не могу! Я еще ему покажу!..