Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра

Наш план, выработанный с таким трудом, провалился. Теперь нам предстояло идти через Абен при свете дня. Уже показались крестьяне, вышедшие на работу; в открытом поле негде было спрятаться, и с каждой минутой наше положение осложнялось.

Мы вернулись назад и снова прошли мимо окон дома, где слышали голоса, обратившие нас в бегство. Люди все еще продолжали свой разговор, ставни были открыты, и я видела пламя большой печи. Эти счастливцы собирались пить горячий чай, а мы даже не знали, сможем ли сделать сегодня привал, чтобы перекусить, хотя наша последняя трапеза состоялась на рассвете предыдущего дня.

Все было хорошо; теперь мы на правильном пути. Мы шагали быстро и вскоре миновали селение. Однако Абен еще не закончился. Еще несколько построек виднелись на холме, одна сторона которого соприкасалась с дорогой. Тропа пролегала у его подножия, а затем углублялась под своды ущелья; по дну ущелья струилась река. Инстинктивно припомнив свои европейские познания, хотя в здешних краях они были неуместны, я представила, что на этой косе должен находиться сторожевой пост; обнаружив нечто вроде будки, из которой просматривалась местность на очень значительное расстояние в сторону Лахангры, я тотчас же пришла к выводу, что в ней, должно быть, сидят наблюдатели и следят за проходящими людьми.

Как догадывается читатель, я не стала мешкать, чтобы это проверить. Несмотря на жажду, от которой у меня пересохло во рту, я не решилась остановиться, чтобы напиться из ручья, протекавшего под балконом этого дома. Я шагала столь стремительно, что, по-видимому, со стороны казалось, что я лечу.

Вопреки своему обыкновению пускать Йонгдена вперед, чтобы встречные путники могли вдоволь на него насмотреться, а мое лицо оставалось скрытым за его спиной, я велела ему следовать за мной: на сей раз опасность, если она существовала, подстерегала нас сзади.

И вот мы побрели гуськом, очень близко друг от друга; таким образом, всякий, кто смотрел бы нам вслед со стороны Абена, должен был увидеть лишь знакомый чисто тибетский силуэт котомки с ногами, прикрытыми рваной шамтаб[32], с головой, увенчанной колпаком ламы.

Прогулка была бы восхитительной, если бы не отчасти портившие ее тревоги. В этой стране осень обладает юношеской прелестью весны. Утреннее солнце озаряло окружающую местность розовым светом, изливавшим радость на всё и вся, от реки с переливающимися опаловыми светло-зелеными водами до вершин высоких каменистых скал, на которых стояли и с ликующим видом тянулись ввысь редкие елочки. Каждый дорожный камень, казалось, с наслаждением впитывал в себя дневное тепло и лепетал что-то у нас под ногами с приглушенным смешком. Маленькие деревца, окаймлявшие тропу, распространяли в воздухе сильное благоухание.

То был один из тех рассветов, когда природа очаровывает нас своим обманчивым волшебством, и человек забывает обо всем, погружаясь в негу ощущения радости бытия.

Небольшое расстояние отделяет Абен от Лахангры, и, поскольку мы снова решили миновать селение с наступлением темноты либо перед рассветом, чтобы остаться незамеченными, у нас появилось время для прогулки. Там, где долина делала изгиб, мы увидели широкий ручей, вытекающий из ущелья, перегородившего дорогу, и остановились у воды, за грядой утесов. Мы были не прочь отдохнуть после быстрой ходьбы и восстановить свои силы.

Как ни странно, теперь, когда мы преодолели перевал Докар и попали в запретный Тибет, поток паломников, который как будто иссяк во время первой недели нашего странствия, хлынул снова, как водится в это время года. Укрывшись за щитом скал, мы смотрели, как мимо шествуют живописные группы мужчин и женщин из восточных и северных районов Тибета; они спешили поскорее добраться до Лахангры и найти место на одном из скромных постоялых дворов, окружающих лаханг[33].

Ближе к вечеру, когда мы перешли на левый берег реки, ландшафт резко изменился.

Мы оказались в тесном ущелье, зажатом между гигантскими грядами черных скал, позволявших видеть лишь узкую полоску неба. Несмотря на суровый и дикий вид этого места, в нем не было ничего печального или устрашающего. Напротив, от него исходило некое торжественное спокойствие; вероятно, здесь сказывалось влияние картин, написанных или высеченных на стенах мрачного коридора.

Набожные художники изобразили на них бесчисленных будд и бодхисатв, знаменитых лам минувших веков, безучастно сидящих в одной и той же позе, с полузакрытыми глазами, погруженных в медитацию. В сотнях этих глаз, которые не смотрели на шествие паломников, а словно были устремлены «в глубь души», ощущалось нечто гипнотическое. Было ясно, что они поглощены созерцанием другой, более величественной и вечной процессии существ, скитающихся от жизни к смерти и от смерти к жизни, а также, возможно, лицезреют таинственный потусторонний мир, где усталый паломник завершает свой путь и, таким образом, обрывает дорогу странствий.

На закате мы увидели мендонг[34] с крышей, который мог бы стать нашим пристанищем на ближайшую ночь, но, решив, что находимся еще далеко от деревни, мы продолжили свой путь: снова перешли через реку, затем ущелье сделало резкий изгиб, и перед нами оказалась Лахангра.

Уже почти совсем стемнело, но мы не решались повернуть обратно. Быть может, нас заметили, и тогда покажется странным, что паломники обходят деревню стороной.

В очередной раз наши планы рухнули. Впрочем, мы начали к этому привыкать. Утром мы пережили столько волнений, что их источник в наших душах иссяк. Йонгден, как и я, отнесся к ситуации очень спокойно: мы провели бы ночь в деревне, среди других странников, если бы не сумели этого избежать.

Группа людей расположилась вокруг большого костра, на невысоком отроге над Салуином. Мы перекинулись с ними несколькими фразами и с большой радостью узнали, что все постоялые дворы переполнены. Благодаря удачному стечению обстоятельств мы могли обосноваться в маленькой пещере, которая укрыла бы нас от непогоды, если бы, как и прошлой ночью, пошел снег.

Я подобрала на дороге все, что смогла найти: сучья и сухой коровий навоз, стащила несколько веток из ограды, окружавшей близлежащие поля; мы развели огонь и стали пить масляный чай с традиционной тсампа.

Йонгден решил, что, раз мы находимся в деревне и наши лица и одеяния трудно различить в темноте, следует воспользоваться случаем и пополнить запасы продовольствия. До сих пор мы питались тем, что захватили с собой, покидая миссию, но прошло уже десять дней. Наши котомки были почти пусты.

Я развязала пояс, закуталась в свое платье, по примеру бедных жительниц Тибета, у которых нет одеял, и притворилась спящей, чтобы избежать ненужных разговоров, если кто-то будет проходить мимо. Мой спутник направился к близлежащим домам.

Первый дом, в который он вошел, оказался жилищем ламы[35], хранителя лаханга. Йонгдена встретили гостеприимно, как собрата и покупателя, — ведь лама существовал не только за счет должности ризничего, но и получал доход от небольшой лавки, где паломники приобретали продукты и различные предметы религиозного культа: палочки ладана, флажки с магическими знаками и т. д.

Как оказалось, оба ламы принадлежали к одной и той же религиозной секте, и вдобавок, по странному совпадению, ризничий был уроженцем одной из областей северного Тибета, где Йонгден долго жил вместе со мной, и он свободно говорил на местном диалекте. Благодаря такому стечению обстоятельств ламы сразу стали друзьями. Но на этом дело не кончилось.

Оглядевшись, Йонгден заметил на полке книги и попросил разрешения их полистать, так как мы вели постоянный поиск интересных произведений. Когда ему это позволили, он открыл первую попавшуюся книгу и прочел несколько строк вслух.