Прачка-герцогиня - Эдмон Лепеллетье

– Верно! Да и другая рука не больше понравилась бы ей! – смеясь, сказал Лефевр и, отогнув другой рукав, добродушно посмотрел на другую татуировку, сделанную 10 августа 1792 года, с отчетливо сохранившейся надписью: «Смерть тирану!».

– Что бы там ни было, а мы навеки принадлежим друг другу, – сказала Екатерина, с любовью опуская голову на грудь мужа.

– Навеки! – тихо сказал маршал.

– Ах, пусть бы теперь император пришел и увидел нас! – сказала растроганная Екатерина.

VIII

Мария Луиза задумчиво сидела в своей просто убранной комнате на втором этаже императорского дворца в Вене и лениво играла с маленькой, нарядно разукрашенной лентами собачкой, которую ей поднес английский посланник. Это была одна из тех крошечных кудрявых собачек с лисьей мордочкой, какие тогда были в большой моде и получили название кингчарльс в память Карла II, который любил их и подарил несколько экземпляров своей фаворитке, герцогине Портсмутской.

Раздался торопливый стук в дверь, и в комнату, задыхаясь и охая, прижимая руку к боку как бы для того, чтобы унять учащенное биение сердца, вбежала единственная дуэнья эрцгерцогини, в одно и то же время статс-дама и камеристка.

– Что случилось? – спросила удивленная Мария Луиза. – Уж не пожар ли во дворце?

– Никакого пожара нет, но сюда идет ваш августейший батюшка, его величество император!

– Мой отец? Ко мне в комнату? Боже мой! Да что же случилось?

– Не знаю, ваше высочество; вероятно, вы сейчас услышите это! – И дуэнья, уже несколько оправившись от своего волнения, удалилась, сделав низкий реверанс входившему императору.

Франц II, или Франц Иосиф I, сначала император германский, а после победы Наполеона и учреждения Рейнского союза император австрийский, был очень ничтожным государем. Он упорно боролся с французской революцией, затем с Наполеоном, защищая то, что считал основанием социального строя: сохранение привилегий дворянства и уничтожение всякого рода народного представительства. Подчас жестокий, он не стеснялся отправлять в шпильбергские казематы всякого из своих подданных, согласного с принципами французской революции хотя бы только в теории или с философской точки зрения.

Разбитый во всех сражениях, вынужденный после Маренго подписать Кампоформийский договор, лишившись после аустерлицкого боя Венеции, он более всех европейских государей имел основание ненавидеть Наполеона, но скрывал эту ненависть до тех пор, пока его победитель не был сам окончательно побежден и не очутился под строгим надзором английских солдат.

Постепенно ожидая перемен в чувствах Наполеона. изменчивых, как случайности войны, он при посредстве Меттерниха и князя Шварценберга расточал перед победоносным императором дружеские уверения и пошлую лесть.

С самого начала переговоров о брачном союзе он не скрывал желания иметь Наполеона своим зятем и ликовал как монарх и как отец.

К своей дочери Марии Луизе он питал прочную и спокойную родительскую привязанность, свойственную германской расе, и думал, что она будет вполне счастлива с Наполеоном, трон которого уже блистал славой пятидесяти побед. Император французов был не только самым богатым государем Европы, но слыл и самым щедрым. Франц II с удовольствием отметил количество присланных высоким женихом подарков – драгоценностей, кружев и платьев, и через своего представителя в Париже, князя Шварценберга, дал понять, что австрийский двор беден и что подношения национальных музеев и знаменитых фабрик богатой Франции будут приняты в Вене с большой признательностью.

Наполеон очень гордился будущим родством, жаждал угодить императору широкой щедростью и внушить Марии Луизе выгодное мнение о пышности французского двора. По его желанию Серван, Моллиен и все, заведовавшие музеями, принялись усердно хлопотать: грабили Гобеленов, опустошали Севр, налагали контрибуции на чудные произведения Обюссона и Сен-Гобэна. В Вену потянулись вереницы фургонов, нагруженных мебелью, тканями, произведениями искусства. Будущий тесть принимал все эти доказательства величия Наполеона с безграничным удовольствием, что не помешало ему впоследствии отказать узнику Св. Елены в лишней паре лошадей для кареты и находить его стол чересчур обильным.

Теперь из политических расчетов Франц II притворялся совершенно очарованным предстоящим браком, который должен был упрочить его трон, уничтожить последствия прежних поражений и разрушить союз с Россией.

Поэтому он сделал все, чтобы довести до благополучного конца предварительные переговоры в Париже, и с радостью получил собственноручное письмо Наполеона, извещавшее о приезде в Вену Бертье, принца Нёшательского, уполномоченного официально просить руки Марии Луизы. Его собственное согласие было дано заранее; оставалось исполнить лишь небольшую формальность: предупредить эрцгерцогиню, что ей предстоит отправиться во Францию и сделаться французской императрицей. Вот какую новость явился Франц II лично сообщить Марии Луизе.

Молодой принцессе было восемнадцать лет. Это была здоровая девушка, не отличавшаяся ни грацией, ни привлекательностью, но плотно сложенная, свежая и розовая. Она была довольно красива, но ее красота была красотой продавщицы из пивной; с толстыми руками и талией, с большими ногами, с сильно развитой грудью, полными, чувственными губами и холодными голубыми глазами, лишенными выражения. Она представляла собой красивое животное, равнодушное, ленивое, толстое и грубое, женщину, созданную лишь для алькова.

Собирая отовсюду сведения о своей невесте, Наполеон с удовольствием узнал о ее физических качествах, что для него было важнее всего. Эта тяжеловесная принцесса обещала быть превосходной матерью; он был уверен, что она подарит его империи наследника.

Мария Луиза была воспитана тщательно и очень строго, должна была подчиняться чисто монастырской дисциплине и получила довольно солидное образование. Она знала почти все европейские языки: французский, немецкий, английский, итальянский, испанский, чешский и даже турецкий, так как предназначалась в супруги члену одного из царствующих домов, поэтому ей не мешало знать язык своих будущих подданных. Не была забыта и музыка, о чем было доведено до сведения ее будущего супруга. Религиозное воспитание Марии Луизы ограничивалось внешними обрядами, чтобы в случае выгодной партии с иноверным государем ей ничего не стоило сделаться православной, лютеранкой или кальвинисткой.

Юную принцессу окружала крайняя простота; утрата провинций, военные контрибуции, поражения, формирование новых армий совершенно истощили австрийскую казну, вынуждая двор к строгой экономии. Пышные балы уступили место скромным музыкальным вечерам; ценные вещи и дорогие украшения исчезли из дворца.

Молодость принцессы протекала среди постоянных опасений французского нашествия. Часто раздавались вокруг нее испуганные крики: «Французы!». По залам суетливо бегали дрожащие камергеры; слуги как попало бросали в сундуки платья, посуду, драгоценные вещи. Улицы наполнялись бегущим народом, яростно требующим мира; а Франц II, не успевший добриться, выглядывал из своей комнаты с тревожным вопросом: «Успеем ли мы добраться до Тироля?»

Принцессу торопливо усаживали в карету, и весь двор спешил укрыться в горах, с отчаянием повторяя: «Все погибло!»

Из случайно долетавших до нее во время бегства разговоров прислуги принцесса вынесла убеждение, что на свете существует коронованный разбойник, чудовище, всегда верхом на коне, со шпагой в руке, с угрозой смерти на устах, носящийся по Европе с отрядом свирепых рубак, сопровождаемый толпами пастухов, ремесленников и всяких бродяг, вооруженных чем попало после разграбления замков; одетые в фуфайки, деревянные башмаки и красные шапки, они пьют кровь стаканами, уводят в лесную глушь захваченных женщин, а вместо знамен водружают гильотины с вечно окровавленным ножом. Воображение принцессы рисовало ей Наполеона тем корсиканским людоедом, каким легенды изображали его после падения.

Франц II несколько опасался страшной славы, которою пользовался его будущий зять, и сознавал, каким малопривлекательным представлялся для принцессы подобный разбойник. Поэтому он до последней минуты откладывал объяснение с дочерью; но теперь оно было необходимо: Бертье уже находился в дороге, и бракосочетание по доверенности было назначено на следующей неделе.

С первых слов отца Мария Луиза выразила полную покорность родительской воле, объяснив, что ничего не имеет против предлагаемого брака. Она знала, что Франция – обширная и прекрасная страна и что ей самой титул императрицы даст преимущество перед всеми членами ее семьи, поставив ее наряду с самыми могущественными монархинями Европы. Она заставила отца дважды повторить ей, что никакая королева, никакая императрица не сравнится с ней в блеске и могуществе. Франц II тут же перечислил ей все великолепные подарки, приготовленные ей Наполеоном, и сказал, что все эти сокровища она найдет в Париже, где будущий супруг ожидает ее с нетерпением.