Родичи - Дмитрий Липскеров

Полковник, начальник отдела внутренних дел города Бологое, звался Иваном Семеновичем Бойко. В этой должности он трудился шестой год, следовательно, с пятидесяти восьми лет.

До этого мужчина работал в столице в должности следователя по особо важным делам, а затем в качестве начальника кортежа Премьер-министра России… Господина Премьера-министра сняли с должности, соответственно и весь персонал пошел в отставку. Впрочем, отставки такой обслуги обычно хороши: отдельные квартиры в домах персональной застройки, кто повыше, тому

— дачи. Но полковник Бойко решил служить дальше, ему отказывали, он настаивал, а потому был отправлен раздраженным заместителем начальника аппарата нового Премьера служить на периферию, чем аппаратчик пытался унизить элитного офицера.

Иван Семенович отбыл к месту службы незамедлительно, не выразив никаких недовольств, чем еще более разозлил высокое начальство.

— Квартиру обыкновенную! — приказал генерал, гневно потрясывая брылами.

— «Волгу» серого цвета, пятилетнюю, чтобы ломалась у каждой урны! — Генерал оскалился, продемонстрировав великолепный протез.

Адъютант заржал, хотя подхалимом не был и нутром ощущал дискомфорт ситуации. Но карьеру строить надо было, а потому и ржать, как жеребцу, которому кобылу в два раза выше ростом, чем он, подставили, приходилось.

— Так точно!

Первым делом Ивана Семеновича случилось вычисление сексуального маньяка, который терроризировал округу: нападал на одиноких стариков, насиловал их и затем убивал, мучая долго и изощренно. Ожидали поймать какого-нибудь геронтофила-гомосексуалиста, но извращенцем — а вернее, извращенкой — оказалась Прасковья Ильинична Вылькина, пятидесяти трех лет, прыщавая продавщица с местного рынка, торгующая огурцами. Следствие установило, что еще малолеткой ее попользовал родной дед Ермолай, семидесятилетний старикан. А по причине своей половой несостоятельности пользовал он внученьку огурцом…

За то и мстила старикам Прасковья Ильинична.

Психиатры признали ее вменяемой, выяснили, что полового удовольствия баба от убийств не получала. Зато огурцы вызывали на всем теле Прасковьи Ильиничны аллергию в виде сыпи.

Так как в тюрьме огурцами не кормят, кожа преступницы Вылькиной очистилась, и баба стала даже ничего. На суде она плакала и молчала. Судья, старик, которому перед процессом исполнилось семьдесят три, частенько ловил на себе косой и злобный взгляд Прасковьи Ильиничны, потому дело вел скоро и жестко. Приговор был суров: пожизненное заключение с конфискацией имущества.

Кто-то в зале пошутил:

— Чего конфисковывать? Огурцы, что ли?..

Таким было первое дело полковника Бойко в городе Бологое.

Второе же было обозначено так: «Крушение состава „Красная стрела“».

Над ним и трудился сейчас Иван Семенович. Вошли с докладом:

— Двадцать седьмого сентября все поезда «Красная стрела», так сказать, фирменные составы, достигли своего назначения, то есть столицы России города Москвы.

Иван Семенович потер правый висок.

По опыту полковник знал, что если ломит левый — дело несложное, если же правый… Может быть, просто давление?

— А не фирменные?

— Все в Москве.

— Откуда же взялись эти два вагона?

— Проверяем, — ответил капитан.

— Не могли же они свалиться с неба? — резонно заметил полковник.

— Не могли, — подтвердил офицер.

— Фамилии машинистов установили?

— Так точно! Сытин и его помощник Журкин. Числятся при Санкт-Петербургской железной дороге. Только вот выходные оба были в тот день!

— Что, левый рейс? — усмехнулся Бойко.

Капитан ответно улыбнулся и закрыл папку. Надо заметить, что ему, как, впрочем, и всему офицерскому составу, импонировал немолодой полковник, чем-то проштрафившийся в столице. Спокойный, справедливый мужик. Профессионал. Чего еще надо подчиненным?..

— Где сейчас вагоны? — спросил Бойко.

— В вагондепо отволокли.

— Машину! — приказал Иван Семенович.

— Есть!

Капитан отправился исполнять приказание, а Иван Семенович оделся в милицейский плащ, топорщившийся на боках, зашагал по лестнице к выходу, опять потирая правый висок. Сидя в машине, расстраивался от этой болезненности, уже точно понимая, что причина не в давлении, а в конкретном предзнаменовании свыше о деле чрезвычайно непростом, какое выпадает раз в столетие и обычно остается нераскрытым. Как дело Джека-Потрошителя… ФСБ дело возьмет, а не возьмет…

Раскрою, сжал кулаки полковник Бойко и подумал: уж не из параллельного ли пространства появились эти вагоны?

— О Господи! — произнес он вслух. «Чушь какая», — добавил про себя.

— Что-то не так? — поинтересовался водитель.

— Все в порядке, Арамов!

Глупости какие-то в голову лезут, с неудовольствием отметил Иван Семенович. Машинисты-то реальные, и кишки их раздавленные тоже не эфемерные!

Пошел дождь, вызвавший чертыханья водителя Арамова: работал один «дворник», да и тот скрипел так, что в зубах ломило.

— Не можешь починить?!

— Да это г… надо под пресс! Моя тачка в сто раз лучше!.. Товарищ полковник, — заныл Арамов, — давайте на моей «хендай» станем выезжать… Кондиционер, подогрев сидений, кожа, все такое…

— Не ной! — отрезал полковник. — Сто раз тебе говорил — не положено!

— А разбиться на этой железяке положено?

— Слушай, Арамов, я сколько тебе объяснял, что когда в машине еду, то думаю!

— Можете перестать думать — приехали.

«Волга» остановилась возле ворот, ведущих в депо. Дождь лил как из ведра.

— Я тебе чего, пешком через весь двор почапаю?!! — разозлился полковник.

— Так там же грязищи по колено! — взмолился Арамов. — Засядем!

— Сигналь сторожу! — Лицо Ивана Семеновича наливалось спелым бешенством.

— Не работает сигнал!

— Б…ь! — заорал во всю полковничью мощь Бойко. — Еб…ь-колотить!!!

Слава Богу, сторож депо самостоятельно разглядел эмвэдэшные номера и нажал на кнопку электропривода. Ворота открылись, «Волга» въехала и тотчас забуксовала.

— Я же говорил, — нещадно жал на газ Арамов. — Сейчас утонем.

Полковник старался держать себя в руках, так как боялся инсульта. Попутно он видел в окно, как охранник в сторожке искусно делает вид, что неведомо ему о застревании машины, а посему страж смотрит в серое небо романтиком, и кажется гаду, что где-то в самой гуще серого летит сейчас журавлиный клин и поет России свою прощальную песнь.

«Расстрелять романтика», — мысленно скомандовал полковник и вышел в грязь. Дождь тотчас пропитал плащик насквозь, а волосы, и так не густые, разбросало по черепу беспорядочно. Особенно неприятно оказалось ногам. В форменных ботинках чавкало, и проникший в обувку камешек больно натирал правую ступню.

Полковник Бойко забрался по лестнице в сторожку и вошел в теплое помещение. Охранник продолжал провожать пернатых, когда услышал несильный щелчок, похожий на передергивание пистолетного затвора.

— Халатность! — старался говорить спокойно полковник. — Потворство несунам!..

Охранник тотчас забыл о журавлях, повернулся удивленной физиономией к милиционеру и открыл рот, свидетельствующий о частых вмешательствах дантиста нестоличного уровня.

— Какая халатность?! — пролепетал охранник, подумав, что его приехали брать. Он суетно припоминал факты нечистоплотности, происходившие с ним, впрочем, изредка, но все-таки тянущие лет на пять общего режима.

— Где вагоны с катастрофы?!! — рявкнул Бойко.

С ужасом глядя на «ПМ», охранник рапортовал, что вагонов не трогал и искореженная техника хранится в третьем ангаре под бдительным охранным оком его коллеги:

— Там и ваши люди работают.

— Толкать! — приказал полковник, слегка остыв нервно и согревшись телесно.

— Что? — не понял охранник. Он бы прибавил к «что» угодливое «с», столько подобострастности в нем обнаружилось, но… Так он и сделал. — Что-с?..

— Машину толкать! — пояснил Бойко. — Не можете территорию убрать — ручками толкайте!

— Конечно, конечно! — согласился охранник. — Пистолет уберите, пожалуйста!

Иван Семенович сунул «ПМ» обратно в кобуру, уже жалея о своей грубости, но не очень, так как не выносил лентяев на дух!

Выйдя под проливной дождь, охранник вдруг поведал твердым голосом, что он воевал в Афганистане и у него имеется орден Красной Звезды. Сам про себя подумал, что как вору ему милиционер страшен, а как солдату и пять душманов

— не угроза!

— А у вас есть такой?

— Четыре, — ответил полковник машинально, думая о деле и о том, какие следственные действия нужно предпринять прежде всего. И крикнул: — Арамов! Вытаскивайте с орденоносцем машину, а я в третий ангар!

— Так точно! — отозвался шофер и знаками стал показывать охраннику, как толкать автомобиль.

Иван Семенович дошел до третьего ангара за десять минут. Он был мокр настолько, как если бы нырнул в речку во всей форме. И что самое омерзительное — с его первым шагом в сухой и теплый ангар дождь внезапно прекратился, небо расчистилось, и закурлыкал в поднебесье журавлиный клин, покидающий родину.