Газета Завтра 309 (44 1999) - Газета Завтра Газета

15 мая 1944 года Патриарх Сергий отошел ко Господу. В письме на имя Иосифа Виссарионовича Сталина его достойный приеемник митр. Алексий (Симанский) в частности, писал: "В предстоящей мне деятельности я буду неизменно и неуклонно руководствоваться теми принципами, которыми отмечена была церковная деятельность почившего Патриарха: следование канонам и установлениям церковным, с одной стороны, и неизменная верность Родине и возглавляемому Вами Правительству нашему — с другой (выделено мной - В.Г. )”.

Симфония состоялась...

Высококачественные лампы настольные, торшеры по 5 низким ценам.

Александр Дугин ТОНКИЙ ХЛАД РЕВОЛЮЦИИ

РЕВОЛЮЦИЮ УБИЛИ ДВАЖДЫ. Те, кто бездумно в течение десятилетий нарочито и чрезмерно повторяли это слово (попробуйте повторить слово "любовь" бессчетное количество раз — скоро оно обессмыслится — любовь... любовь... любовь... бовлю... бовлю... бовлю...), и те, кто принялись насмехаться и глумиться над этим затертым понятием, мифом, событием, от вчерашних неискренних славословий перейдя к неумным ниспроверженьям. Революция — это не обессмысленное "все", но и не вызывающие презрительное негодование "ничто", "переворот", "бунт", "заговор". Революция — это уникальный момент в бытии, когда свершается невозможное, когда небывалое становится повсеместным, когда вещи открывают свои неизвестные, не предполагаемые доселе лики, когда фонтан бытия бьет из-под скорлуп обыденного, унося к чертям унылые лабиринты норм. Революция может быть, но может и не быть, она не предписана, не заказана, не предусмотрена. Неожиданно из неучтенных углов открывается искажающий пространство горизонт... Не благо, не вред, по ту сторону этики, скорее в пассионарном зле, чем в спокойном упорядочивающем добре, взвивается ниоткуда пламя Революции. Потом оно остывает, превращается в камень, потом камень едят ветра и мыши, потом от Революции остается жалкий плевок не находящей точки опоры, расплывчатой, неверной памяти.

Мы не празднуем сегодня очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции. Мы не знаем, что праздновать, зачем и даже когда. Злодеяние? Шаг вперед? Обрыв в варварство? Продразверстки? Иудейский террор? Антисемитский бунт? Еретическая секта? Архаика? Западный модернизм? Безбожие? Мистика? Разрушение Государственности? Создание новой Империи?

Так что же мы отмечаем, на самом деле? За что пьем? Кого поминаем? Кого проклинаем? Кто за что... Кто кого...

Я НЕ ВЕРЮ, что в России есть либералы, коммунисты, фашисты, социал-демократы, националисты, монархисты, демократы или консерваторы. Таких в России нет. Лишь масса растерянных людей, у которых отняли одно и забыли дать другое взамен. Совсем недавно мы жили в реальности, в которой Революция была осью смыслоположения, мифом об Истоке, отправной чертой. Революция была калибровкой "мирового листа" (как говорят современные физики), т.е. трафаретом, с помощью которого измерялась реальность истории — "до" и "после". Но мы утратили этот историко-онтологический модус. Утратили задолго до агонии перестройки, задолго до бесславного вырождения и откровенного упадка нашего. Совершенно неверно винить в "предательстве Революции" только "реформаторов". В здоровом теле "реформаторы" не заводятся. "Егор Тимурович" или "Борис Абрамович" — это то, что появляется на организме тогда, когда все его ресурсы исчерпаны, растрачены, выработаны. Это предсмертные синяки, а не источник заражения, следствие, а не причина. Мы все убили Революцию, мы все ее предали, мы все — ее сыновья и внуки (ее ровесники отошли) — не знаем более ее энергии, ее соленого привкуса, ее страстного воя. Бледная немочь мы, мы все, и те, кто активно вредит, и те, кто пассивно защищает. Поэтому всерьез рассуждать о тех мировоззренческих моделях, в которых можно осмыслять сегодня Революцию, кодифицировать ее, помещать в исторический контекст, будет нечестно. Это значит принимать как нечто обоснованное и серьезное наглое надувательство ничтожеств, силящихся изобразить из себя кое-что. Косоротый комодообразный Черномырдин вместе с гибким ушастым недоноском — это "консерваторы"? Покорные и распластанно-раскатанные информаторы нижайших инстанций позднесоветской Госбезопасности — это "националисты", "фашисты" (или "леваки", "антифашисты")? Румяные и хищные комсомольские гомики-олигархи и остервенелые типично советские работники торговли — это "либералы"? Пожилые обыватели с совестью — это "коммунисты"? Бросьте. Сегодня в России нет и не может быть идеологии, мировоззрения, серьезной политологической шкалы. Ее не будет и не может быть, пока нас либо не завоюют, либо мы снова не расправимся. С завоеванием все понятно, будет установлена колониальная администрация "нового мирового порядка", которая скопирует для нас эрзац-идеологию по типу своей. Это крайне подло, но зато реалистично. И те, кто настаивают на этом — т.е. откровенные атлантисты и предатели, — по меньшей мере, не лгут. Колониальная администрация США, утвердившись в России, расскажет нам и нашим детям, что следует думать о Революции. Не будем забегать вперед и предугадывать это, хотя оценка, основанная на геополитических и исторических критериях самого Запада, предельно ясна.

Но если мы не согласны с таким поворотом дел, если — растерянные, дезориентированные, переживающие тяжелейший кризис нашей идентичности, крах ценностных систем и исторических импульсов — мы все же консолидируемся всерьез, отчаянно, решительно и жестоко хотя бы на отрицании навязываемых нам как "неизбежность" цивилизационного самоуничтожения и атлантистской колонизации, мы обязаны взглянуть Революции в лицо, в остановившееся сердце. Да — это мертвая Дама. Да, ее веки закрыты. Да, она не дышит и не шевелится. Да, мы не знаем средства воскрешения трупов. Но перешагнуть через лежащее тело просто так — мы тоже не сумеем. Споткнемся навсегда.

РУССКИЕ ЖИВУТ ПРОСТРАНСТВОМ. Они его дети. Очерк нашей души есть карта нашей территории. Кровь, этнос и раса — это как реки. Они оживляют ландшафт Евразии, но не предопределяют его. Мы — частицы тела гигантского спящего богатыря. Наша история — есть географическая история, открывая Евразию, мы познаем себя. Мы — это Империя. Но не отеческого, жестко-административного типа, а скорее Империя Материнская, царство матерей, Империя-Мать. Мы не захватываем и не покоряем, мы пропитываем, мы не устанавливаем извне, мы проникаем вовнутрь, мы не внедряем форму, мы оживляем и пестуем хаос. Мы не корежим среду законом, мы обучаем свободе. Эта русская свобода парадоксальна (как, впрочем, свобода вообще). Кому-то она может показаться предельной "несвободой". Но у нас все парадоксально.

Обратите внимание на то, как меняется в веках территория Руси. Она пульсирует, и за каждым сжатием следует новое, еще более значительное расширение. Не догадываетесь, почему так? Потому что страна живая. Это бьется ее тайное русское сердце, толкая воздухи, людей, воды и массы по священным пространствам.

Понять место Революции в русской истории равнозначно тому, чтобы выяснить ее пространственное, географическое значение. Из чего сердце делает красную животворную влагу, все равно. Нашу Революцию следует постигать через Империю.

Великая Октябрьская Социалистическая Революция — как начавшийся и закончившийся исторический факт, исчерпавший все свои выводы и следствия, — являлась последним по времени вздохом Империи. Для того, чтобы дальше раскатать наше присутствие, чтобы построить великую стену против разгулявшегося атлантистского "духовного антихриста", чтобы универсализировать нашу извечную мечту, придать ей повсеместно, вселенски понятную форму, чтобы дать миру центр и смысл — Великая Октябрьская Социалистическая Революция была абсолютно необходима, и ничто не могло бы ее заменить.

В Октябре сердце Руси сжалось, земли съежились, но, собрав соки нации, всю ее волю, дух, мощь, скрытый резерв, мы распрямились снова, выпростались в СССР, расправили медвежьи мышцы… и великий Сталин неусыпающим взглядом из древней столицы осветил нам Новый Путь. Русско-московский евразийский советский путь. Русь Советская, страшная, красная и головокружительная. Над всеми народами, над миром, укором, знаком свободы и смерти.

ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — была Революцией национальной, имперской, евразийской. Те, кто ее делал, кто ее защищал, отвоевывал, кто за нее погибал, могли иметь свои собственные резоны, каждый — особые. Это не имеет никакого значения. Мнение индивидуума, группы, партии — почти ничто. История делается структурами, упругими парадигмами, неотразимой (и подчас ироничной) диалектикой мирового разума. В истории выражает себя пространство, диктуя и подчиняя своей собственной логике сложные массивы людей, наивно полагающих, что они следуют за своим собственным выбором. Развоплощенная, мерцающая, нечеловеческая мысль, похожая на безумие, правит пути Империи, и подлинно русским является тот, кто махнул рукой на любые попытки ее рационально расшифровать.