Девушка из банка - Мацей Сломчинский

самая молодая девушка, которую она видела сегодня утром перед зеркалом расчесывающей волосы, теперь стояла выпрямившись, явно примеряя новую блузку. Марыся Клосек…

Ей захотелось наклониться и крикнуть: «До свидания, Марыся, до свидания, все. Я страшно рада, что так долго вас не увижу!»

Она тихо закрыла окно, взяла со стола записку, со стула чемодан, вышла, всунула записку в дверь, заперла ее на ключ и быстро сбежала по лестнице.

Хорошо, что она никого не встретила. Панна Малгося, расскажите, долго ли мучался этот старик Станислав? А Гадомский? А как там все было на самом деле? Только расскажите всю правду…

Никого из них не интересовала смерть этих людей. Всех интересовало, как эта смерть наступила. В прошлом году трактор переехал ребенка. Тогда толпа стояла долго: мужчины, женщины и дети разглядывали гусеницу трактора и спорили, что там такое, белое, мозг или кость, растертая в порошок…

Никто никого на самом деле не жалеет.

Когда это дошло до ее сознания, она прониклась к себе жалостью. Она была одна на свете.

Малгожата быстро шла по темной улице по направлению к машине, которая ждала ее за углом с погашенными фарами.

При ее появлении человек за рулем включил зажигание. Машина тронулась с места.

— Я все сделала, — сказала она, слегка запыхавшись, усаживаясь на сидение. — Но ведь все это совершенно бессмысленно, правда? Как вы думаете?

— Мне тоже так кажется… — Зентек, одетый в штатское, не отрывал глаз от дороги. — Но другого выхода нет. Придется нам помучаться. А может быть, вам и в самом деле удастся узнать этого типа? Тогда все оплатится.

— Наверное…

В голосе Малгожаты было столько сомнения, что он оторвал глаза от дороги и с интересом взглянул на девушку.

— Вы думаете, что это мелочь: поймать такого человека?

— Нет. Я не об этом думала. Вы жили когда-нибудь в настоящем первоклассном отеле? Я — никогда. И вообще, даже в Закопане была только раз на автобусной экскурсии. Ее организовал наш социальный отдел. Но мы только измучились, потому что был такой туман, что за целое воскресенье мне не удалось увидеть никаких гор, а уже надо было возвращаться. В Камоцк мы вернулись в три часа утра. А в восемь все должны были быть в банке.

— Я жил в первоклассных отелях. — Зентек кивнул головой. — По службе, разумеется. Не скажу, что это мне очень понравилось. Я предпочитаю кемпинги… — Он снова повернулся и с симпатией взглянул на девушку. — Вы, по-моему, этим так же довольны, как и я? Что? Но ничего не поделаешь. Как-нибудь справимся… сестричка! — и рассмеялся в темноте.

— Вам легко говорить. Вы любите танцевать… и умеете.

— А вы не умеете… — Капитан вздохнул.

Они оба замолчали. Машина увеличила скорость и быстро понеслась через лес. В какой-то момент они увидели издалека в свете фар толстую ветку дуба, протянувшуюся над шоссе.

— Это здесь… — шепнула Малгожата и невольно вздрогнула.

— Знаю… — Зентек кивнул головой.

Лес закончился, и машина ехала теперь среди полей, освещенных светом луны. На небе, там, куда не доходил ее свет, горели звезды. От туч, которые утром висели над Камоцком и окрестностями, не осталось и следа.

Машина, в которой ехали Малгожата и капитан Зентек, миновала этого человека еще на улицах Камоцка.

Он шел быстро: высокий неясный силуэт, избегающий света редко поставленных уличных фонарей.

Приблизившись к дому, в котором жила кассирша Маковская, он замедлил шаг и как бы растворился в полумраке, окружающем вход в здание. Через минуту он был уже внутри.

Войдя в дом, он с минуту постоял, прислушиваясь. Из-за одной двери доносились приглушенные голоса, там была семейная ссора. Не считая этого, вокруг было совершенно тихо. Человек поглубже натянул шляпу, потом поднял и натянул на лицо спрятанные до этой поры под воротником плаща очки мотоциклиста.

Ступая на цыпочках, он начал подниматься по ступеням. Не останавливаясь, он вынул из кармана пистолет, снял его с предохранителя и сунул обратно. Из другого кармана он вынул пружинный нож и, положив его в углубление ладони, сунул лезвием в рукава.

Лестница закончилась. Человек осмотрелся и на цыпочках подошел к ближайшей двери. В слабом свете засиженной мухами лампочки он прочитал: «Малгожата Маковская».

Потом он заметил сунутую в дверь записку. Тихо постучал левой рукой. Пальцы его сжались вокруг рукоятки ножа. Постучал еще раз, потом нажал на ручку. Дверь была заперта. Из-за чьих-то дверей доносилось пение. По радио шел концерт.

Человек быстро вынул из кармана связку ключей, взглянул на замок и открыл ее первым же ключом, который взял в руки. Вошел, тихо закрыл за собой дверь, заперев на задвижку по-прежнему без шума.

В коридоре послышались шаги. Человек встал за дверью. Пружинный нож открылся с тихим щелчком. Но шаги стихли в направлении кухни, и раздался приглушенный женский голос:

— Пани Ганская! Идите сюда, а то у вас вся вода выкипит! Хлопнула другая дверь, другой женский голос что-то ответил, потом снова раздались шаги, и все стихло.

Не закрывая ножа, человек потянулся левой рукой к заднему карману брюк и вынул оттуда маленький электрический фонарик. Очки он снова опустил на шею.

Тусклое пятно света начало свое путешествие по комнате, переносясь с места на место. Потом упало на записку, которую он минуту назад вынул из двери.

«Уезжаю на несколько дней в санаторий, потому что врач рекомендовал мне отдохнуть после этого происшествия. Молоко отдавайте пани Ганской, потому что у нее маленькие дети, а заплачено все равно до первого. Большое спасибо. Маковская».

На обратной стороне записки было написано большими буквами:

«ПАНУ МОЛОЧНИКУ!»

Человек постоял неподвижно в темноте, держа листок двумя пальцами, так как тремя другими все еще поддерживал в рукаве открытый нож. Потом положил листок на стол. Круг света скользнул по атласу, лежащему на столе, и замер на смешном рисунке девушки с конским хвостом и в туфельках на шпильках. Рядом было подчеркнуто название:

«ЗДРОИ…»

Фонарик осветил приоткрытый ящик, полный бумаг. Человек сунул нож в карман, положил фонарик в ящик и быстро начал рыться пальцами в ворохе записных книжек, тетрадей и других мелочей.

Наконец его пальцы, обтянутые резиновыми перчатками, наткнулись на конверт, в котором чувствовалась стопка чего-то жесткого. Он быстро открыл конверт. Оттуда высыпались фотографии. Часть из них была сделана фотографом-любителем, часть — в провинциальном фотоателье, несколько снимков явно были для служебных удостоверений. Он перебирал их одну за другой и на четвертой обнаружил надпись, сделанную на обороте ровным, каллиграфическим почерком: «Малгожата Маковская, род.