История античной философии - Владимир Файкович Мустафин

class="p1">Так как нравственность у Демокрита ставится в прямую зависимость от просвещенности человека, от наличия у него истинного и при том высокого знания – т.е. философского, а не профессионально-утилитарного, – то именно процесс овладения истинным знанием и становится непременным условием достижения человеком состояния глубокого и безмятежного спокойствия, «атараксии». По овладении истинным метафизическим знанием наступает собственно практическое осуществление цели жизни – достижение счастья, т.е. «атараксия». Первой стадией приближения к «атараксии» является освобождение души от терзающих её аффектов, т.е. перевозбужденных эмоций, страстей.

Способ освобождения от аффектов состоит в том, что руководство поступками должно быть отнято от эмоций и передано рассудку. А рассудок, в свою очередь, в управлении поступками руководствуется приобретенным им истинным, т.е. философско-метафизическим, знанием. Освобождение от аффектов и приближение к состоянию «атараксии» не может быть мгновенным – что понятно само собой, – а только постепенным. Оно принципиально возможно для индивида, несмотря на то, что индивид при попытках освободиться от аффектов отказывается, в сущности, от самого себя – поскольку его эмоции в своей совокупности и составляют его наличное психическое содержание (= самосознание), – и передает руководство своим нравственным поведением вне его находящейся инстанции, а именно истинному знанию, которое и есть ничто иное как метафизическое знание и вытекающий из него тот или иной нравственный образ жизни.

Передача рассудку руководства своим поведением на практике означает постоянное, рутинное принудительное умиротворение своих эмоций (полное исключение эмоций из душевной жизни, конечно, невозможно, даже немыслимо, ибо эмоции составляют одну из основных характеристик душевной жизни), ограничение их влияния на принятие волевых решений. В этом принуждении эмоций к умеренности непосредственно действующим фактором является волевое действие, состоящее именно в том, что знание в его прикладной части признается волей в качестве нормы для поведения, а это означает признание этой нормы обязательной к исполнению.

Схема проста – разум признает какое-то знание в качестве истины, а воля принимает это знание в качестве обязательного предписания для его осуществления. Индивидуальные эмоции при этом оцениваются как побочные обстоятельства, мешающие главному делу, осуществлению нравственных норм, поэтому воля насильственно не обращает внимания на голос эмоций, и тем самым воздействие эмоций на нравственное поведение ослабляется. Образно говоря, в процессе принятия какого-то конкретного нравственного решения воля дает возможность эмоциям высказаться, но на окончательное решение эти высказывания не влияют, ибо воля руководствуется другими высказываниями, исходящими от разума.

Демокрит: надо стремиться к справедливости во всех аспектах жизни.

Но вот аффекты в определенной степени умиротворены, их влияние на душевную жизнь сведено к минимуму, сама душевная жизнь приведена к определенной гармонической уравновешенности и устремлена к возвышенному бескорыстному знанию и испытывает естественную потребность это возвышенное знание реализовать в нравственном поведении. К чему конкретно в таком состоянии ей необходимо стремиться, чтобы потребность эта была удовлетворена? Ответ Демокрита таков: надо стремиться к справедливости во всех аспектах общественной жизни.

«Справедливость» есть основная категория в общественно-нравственной сфере. Поддерживать справедливый характер общественной жизни есть нравственная обязанность каждого гражданина. Таким пониманием сущности нравственной жизни этическое учение Демокрита ставится на очень высокий уровень во всей античной философии. Возвышенный характер этического учения Демокрита подтверждается и другими положениями. Например, важнейшее психологическое условие счастья состоит в самообладании, без которого счастье в принципе невозможно. Должна быть мера во всём. Излишек, как и недостаток, есть зло всегда и во всем. Даже в стремлении к знанию излишек приносит вред. Во-первых, потому что излишнее стремление к знанию становится аффектом и тем самым препятствует успокоению души. А во-вторых, как свидетельствует опыт, стремясь познать слишком многое, индивид в результате оказывается поверхностным «многознайкой», толком не знающим ничего.

Нравственную ценность поступку придает мотив поступка, т.е. тот нравственный настрой души, естественным выражением которого и должен стать поступок. Если мотив не нравственен, то и поступок не имеет нравственной ценности несмотря на то, что с внешней стороны этот поступок может производить впечатление нравственно благого дела (причина понятна – внешне благое деяние может быть простой имитацией нравственности, маскирующей безнравственность).

Эти и подобные этические мысли Демокрита сводятся в конечном счете к тому выводу, что потребности души ставятся выше потребностей тела. Но как такое может быть? Ведь при последовательном продумывании атомистической онтологии, несомненно, материалистической, понятие о душе в традиционно-религиозном смысле, т.е. как о бессмертной сущности, внедренной в тело человека, в принципе должно быть исключено. И только при традиционно-религиозном понимании души как бессмертной сущности возможна предпочтительная забота о её состоянии, а не о потребностях тела. А именно такое предпочтение служит как будто необходимым основанием для утверждения нравственного образа поведения при телесном существовании человека. И у самого Демокрита понятия о душе как о бессмертной сущности нет. У него душа тоже состоит из атомов (не имеет значения, что атомы, из которых состоит душа, более тонкие, изящные, «круглые») и, как всё составное, сложенное, сложное, должна непременно разрушиться. Чем же обосновывает Демокрит необходимость, в сущности, умеренно-аскетического нравственного образа земной жизни человека при отрицании им загробной судьбы человеческой души, ради которой традиционно-религиозное мировоззрение и предлагает нравственный образ поведения при земном существовании человека?

Демокрит на место религиозной души ставит философствующий разум.

Обоснование состоит в том, что традиционно-религиозное понятие души заменяется у Демокрита философским понятием ума. Конечно, в традиционно-религиозном понимании сущности души ум тоже присутствует как один из признаков души, но у Демокрита ум становится не одним из признаков, а самой сущностью души, даже заменой души. Попросту говоря, на место религиозной души Демокрит ставит философствующий разум. При этом разум абсолютизируется и тем самым становится единственным источником истины. А под понятие истины – кроме теоретической, т.е. метафизической, истины, – подходят и правила общественной жизни, т.е. этика, практическая философия. Вот почему философствующий разум может и должен определять эти правила.

Серьёзный характер этих правил у Демокрита объясняется не их, как можно предположить, отдаленной связью с религиозным мировоззрением, о каковой связи Демокрит якобы забыл, а тем обстоятельством, что правила эти были результатом философских размышлений. Нравственная определенность для человека необходима не ради спасения души, как мотивирует нравственное поведение религия, а для того, чтобы просто не прожить глупо, так как следствием глупости неизбежно являются страдания. Из-за своего невежества глупцы всю свою жизнь проводят в погоне за наслаждениями, за немногие мгновения которых получают обильные душевные треволнения-скорби и изношенное тело, которое своими недугами приносит дополнительные страдания. В старости носители невежества к тому же переполняются специфически старческими скорбями – страхами перед смертью. Глупцы не хотят умирать, а хотят пребывать в старческой немощи максимально долго.

Демокрит религиозное обоснование нравственности игнорирует. Для