Любовь авантюриста - Вирджиния Линн

Камерон не повысил голоса, однако в этом голосе звучала такая угроза, что Саммер тот час же прикусила язык и молча кивнула.

Джеймс осторожно отпустил ее, а потом сделал шаг назад. Она тихо стояла и ждала.

– Я позабочусь о еде и жилье для вас на несколько ночей, – наконец произнес Джеймс. – До тех пор, пока вы не отыщете корабль или другой способ добраться до дома.

– Я не смогу заплатить вам за это, – прошептала Саммер, не в силах проглотить застрявший в горле комок.

Джеймс задумчиво изучал ее, не говоря ни слова, а потом насмешливо приподнял бровь.

– Думаю, красавица, мы найдем способ оплаты за мое беспокойство. Вы понимаете, о чем я?

Вспомнив о поцелуе, который она обещала ему, девушка вспыхнула до корней волос и кивнула. Она была слишком смущена и расстроена и подумала о том, что этот высокий темноволосый мужчина со взглядом дикаря и манерами джентльмена имеет в виду нечто большее, чем простой поцелуй.

– Я понимаю, – пробормотала Саммер, и Джеймс удовлетворенно кивнул.

Теперь его улыбка стала более мягкой. Она уже не напоминала насмешку. Рука Камерона легла на спину Саммер и увлекла ее подальше от причала.

Все это время Саммер чувствовала, что он смотрит на нее; она подняла глаза, и у нее перехватило дыхание от взгляда его темных глаз, в которых горел огонь. Саммер ощутила невольное беспокойство и подумала, что, возможно, она согласилась на что-то более опасное, чем считала вначале.

Глава 4

Мимо, покачиваясь, проплывали паланкины, громыхали по булыжной мостовой тяжело груженные повозки с пивом; богато украшенные сверкающие кареты с одетыми в ливреи лакеями на подножках важно катили по узким грязным улицам, окружающим порт, в сторону более респектабельных районов города. Полуденное солнце низко висело в небе подернутым дымкой огненным шаром.

Джеймс бросил на Саммер оценивающий взгляд. Он уже не раз предлагал понести ее саквояж, но она неизменно отказывалась отдать его. Он гневно нахмурил брови. У нее что там, национальная казна? Пистолет? Или она все еще думает, что он украл ее проклятый кошелек?

– Знаете, это ваша служанка.

Саммер удивленно подняла глаза на своего спутника.

– Что, простите?

– Ваша служанка. Это она виновата в краже кошелька.

Саммер очень хотелось доказать этому самоуверенному индюку его неправоту.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я видел, как она разговаривала на постоялом дворе с двумя бродягами. Все трое выглядели крайне подозрительно.

Разгневанная на Джеймса за его правоту и на себя – поскольку была так слепа, Саммер взорвалась:

– Но почему вы не сказали об этом хозяину постоялого двора?

Ее вопрос удивил Джеймса.

– Разве это что-нибудь изменило бы? Он лишь хотел получить свои деньги. И потом, ведь это ваша служанка.

Саммер некоторое время раздумывала над сказанным. Мимо проехала карета, и девушка поспешно отскочила в сторону, когда огромные колеса прокатились по глубокой луже, разбрызгав вокруг грязь.

– Она впустила их в мою комнату, не так ли?

Ее фраза прозвучала как утверждение.

– Уверен в этом, красавица.

– Но как он мог поступить так со мной?

Джеймс бросил на нее удивленный взгляд. – Он?

Саммер нетерпеливо махнула рукой.

– Вы его не знаете. Он дал мне денег на дорогу домой и нанял для меня презренную лгунью, которая их украла! – Ее маленькие руки, держащие саквояж, сжались в кулачки. – Как он мог!

Не совсем уверенный в том, кто был этот таинственный «он», но, предполагая, что это, должно быть, капитан корабля и бывший любовник Саммер, Джеймс благоразумно промолчал. Он знал, что даже отвергнутый любовник и самый отъявленный злодей на свете стал бы защищаться, если бы его любовница стала нелестно отзываться о нем.

– Держитесь рядом, милочка, – сказал Джеймс по мере того, как они продвигались в глубь города; однако его предупреждение было совершенно излишним: дрожащая от страха, Саммер сама схватила его под руку. Железные мускулы, перекатывающиеся под ее пальцами, придали ей некоторую уверенность.

Никогда еще Саммер не видела подобной нищеты. Вокруг царила невообразимая какофония звуков, наполняющая уши ужасным шумом. Камни мостовой под ее ногами были покрыты отвратительно пахнущей слизью. Старые, покосившиеся дома образовывали темные переулки не более пяти футов шириной, заполненные мусором и гниющими отходами. В этих мрачных переулках одетые в лохмотья мальчишки в надежде получить пенни или хотя бы полпенни вопили что есть мочи, и их крики сливались с царившим вокруг шумом.

– Печально, не правда ли? – произнес Джеймс, когда Саммер бросила сочувственный взгляд на девочку лет пяти с редкими спутанными волосами. – Целые шайки таких вот детей живут на улицах. Они в мгновение ока забирают у зазевавшихся прохожих одежду и деньги, нападая со всех сторон словно барракуды. Только так они могут выжить.

Глядя на стайки детей с глазами как у стариков и покрытыми струпьями лицами, Саммер ни капли не усомнилась в правдивости слов Джеймса. Ни один из этих сорванцов не был похож на ребенка, и каждым руководил лишь инстинкт самосохранения. Сердце Саммер разрывалось от жалости к ним, и она невольно передернула плечами.

Время от времени в полных опасностей темных переулках и на источающих зловоние улицах раздавались крики: «Поберегись!» – и пешеходы поспешно прижимались к стенам, иначе рисковали быть забрызганными содержимым ночных горшков, которое выплескивалось прямо из окон.

Наконец они вышли на залитую солнцем широкую улицу, где Саммер смогла набрать полную грудь свежего воздуха. Здесь кипела оживленная торговля и стенания нищих тонули в криках торговцев.

– Эй! Купите апельсины! Привезли прямо из Китая!

– Жареные каштаны!

– Угри-и! Мидии-и!

– Молоко! Покупайте молоко!

Торговцы перекрикивали друг друга, стараясь привлечь внимание потенциальных покупателей.

Паланкины плыли бок о бок с изящными каретами и величаво ступающими лошадьми; рядом бежали тявкающие собаки. По улице слонялось в поисках развлечений несколько щегольски одетых молодых людей, но основная масса народа, заполонившего улицу, состояла из мелких торговцев, владельцев небольших магазинчиков и горожан среднего класса.

Эти улицы уже пытались претендовать на аристократизм, но ничто не могло скрыть их убогости. Лучи солнца падали на мостовую, проникая между остроконечными крышами, а из многочисленных труб вырывались в небо клубы дыма. Единственным светлым пятном в столь варварском месте были цветы, растущие в корзинах и выброшенных за ненадобностью глиняных горшках.