Совсем другая жизнь - Владислав Куликов

Они любили друг друга зло и яростно, будто с цепи сорвались. Ножки дивана бешено шатались.

Леночка впервые в жизни увидела фейерверк. Это были сотни ярких огоньков по ту сторону жизни. Цветные шарики лопались и разрывались. А из раскрытого сердца вырывалась радуга.

Она пила любовь и не могла выпить без остатка.

Это была эйфория. Рок-н-ролл! И легкие перчинки заоблачной грусти. Все это нельзя было объять, потому что этого было на целую вселенную больше, чем вмещала душа.

Никогда раньше Леночка не испытывала ничего подобного. Она даже и не знала, что может быть так хорошо.

В ту секунду в целом мире был только один абсолютно счастливый человек: Леночка.

Вторым мог стать Константин. Но он никогда не расслаблялся. В постели он был молчалив и сосредоточен, словно добывал уголь в забое. Лишь на секунду он закрыл глаза. Это была та самая секунда, когда Филин должен был вступить в закрытый клуб абсолютно счастливых людей на земле. Но его душа не дотянула чуть-чуть до заветного порога: старые комплексы потянули назад, подобно резинкам от подтяжек. Душа хлопнулась опять в тело. Константин открыл глаза и продолжил контролировать процесс.

Человек очнулся оттого, что его трусы намокли. Холодная жидкость растеклась внизу живота, ползла по ногам. «Черт, что это такое?» — человек испугался, что у него энурез. Однако то была сперма.

Сон был настолько ярким и реальным, что Неизвестный испытал оргазм!

У него будто камень с души свалился.

«Ну конечно, Леночка — моя жена, ее только надо найти, — подумал человек, — как все просто!» Где-то вдали зазвонил телефон. Неизвестный услышал звонок и попытался встать, чтобы подойти к трубке. Однако тут же провалился в сон.

Звонок телефона разбудил задремавшего Филина.

Леночка, прикорнувшая на плече Константина, открыла глаза. Потянулась. Сняла трубку.

— Да… Слушаю, дядя Гоша. — Она как-то удивленно посмотрела на Костю. — Уже дома, телохранитель пошел Тобика выгуливать…

Филин поднялся и стал собирать разбросанную по полу одежду.

— Все в порядке, — продолжала Леночка. — Честное слово. Да что случилось-то? Ах!

Мужчина замер и внимательно посмотрел на Леночку.

— Автобус с нашими обстреляли, — сказала она, положив трубку.

В управлении Филин был через пять минут.

Бегом прибежал.

— Где тебя носит? — хмуро сказал Мазуров, выходивший в камуфляже из своего кабинета. — Бери автомат. Срочно на выезд.

Автобус развозил по домам людей после затянувшегося торжественного вечера.

В микрорайоне, который в народе называли Маяковского, дорога пролегала мимо недостроенной пятиэтажки. Ее пустые окна зияли чернотой. В автобусе было шумно и весело. Пьяненькие пассажиры сразу и не поняли, что произошло, когда автобус тряхнуло. В салон будто ворвалась острая красная игла.

Шарррах!!! — с опозданием донесся голос ручного гранатомета, выглянувшего из черного окна на третьем этаже.

Кумулятивная струя срезала ступню делопроизводителю секретной части — дородной женщине средних лет…

Вжик, вжик, вжик.

Пули разбили стекла, и как назойливые мухи влетели в салон. Офицеры повалили женщин на пол и легли сверху, прикрывая своими телами жен, любовниц, просто сотрудниц…

Четыре пули прошили спину старшего лейтенанта, недавно приехавшего в Таджикистан из Санкт-Петербурга. Красивый холостой парень обнимал черноволосую метиску — прапорщицу из отдела службы войск. По его спине — на снежно-белой рубашке — расползлись красные пятна.

Женщина заорала от страха и горя… Ведь они собирались сойти вместе. У нее в холодильнике стояла бутылка вина. Лежала открытая коробка конфет (так не хотелось доедать ее в одиночестве!). Алые помидоры и сочно-зеленые огурцы только и ждали, как в них войдет острый нож, нарезающий на скорую руку салат…

А потом…

Ах, что могло быть потом!

Да только ничего не вышло.

Он забился в предсмертных судорогах и обхаркал ее лицо кровью.

В уазик набилось больше десяти разведчиков. Филин ехал, согнувшись в три погибели, и думал: лишь бы кто-нибудь не забыл поставить автомат на предохранитель. В такой давке немудрено случайно спустить курок. «И тогда кому-то кравтец», — подумалось.

Микрорайон, в котором автобус попал в засаду, уже оцепили автоматчики. Бронетранспортеры долбили из крупнокалиберных пулеметов по окнам, в которых засели боевики.

Две штурмовые группы из подъехавших спецназовцев направились в подъезды. Бойцы входили в дом осторожно, водя автоматами по сторонам и прикрывая друг друга.

Прочесав дом, спецназовцы обнаружили два трупа, развороченных так, будто животы покойников пропустили через мясорубку. Крупнокалиберные пули КПВТ валялись на полу и торчали в кирпичах.

Рядом вразброс лежали четыре автомата и гранатомет.

— У нас два чужих двухсотых, повторяю — чужих, — сообщил по рации старший группы спецназа. — Всего чужих было четыре или пять. Остальные ущли. Как поняли? Прием…

Филин вместе с напарником лежал на пустыре позади стройки, заняв позицию для стрельбы. Внезапно впереди, метрах в пятидесяти, он увидел три тени, мелькнувшие вдоль забора, и, не мешкая ни секунды, нажал на спусковой крючок.

Тук-тук, тук-тук.

Тени упали.

Лицо Филина обожгла гильза, вылетевшая из автомата офицера, что лежал рядом и тоже стрелял.

— Блин, Генка, ты можешь осторожней? — прикрикнул на него Филин.

— Извини, Костя, — сказал тот и выпустил еще одну очередь. В лицо опять полетели гильзы.

— Да ты офигел, я же сказал тебе — не стрелять, — возмутился Филин. — Видишь — в меня гильзы летят! Хоть бы в сторону сдвинулся, вон места свободного сколько!

— Че пристал? Не видишь: бой идет! — сосредоточенно проворчал Генка.

— Какой на хрен бой? Мы замочили их уже. Иди проверь.

— Сам иди.

— Пошел на хрен, ничего не можешь… Эй бача, энжи бье! — последнюю фразу Филин крикнул громко (эй, парни, идите сюда — по-таджикски) и еще добавил на фарси, чтобы подняли руки, — тогда, мол, мы стрелять не будем.

Тени лежали не шевелясь.

— Прикрой меня, — бросил напарнику Константин и, пригибаясь, перебежками-переползаниями направился в сторону теней.

Три парня лежали в траве возле кривых арматурин, торчавших из земли.

Три трупа.

— Передай: положили троих, — прокричал Филин товарищу, у которого была рация, а сам подумал: интересно, боевики или нет? Могли быть просто подростки, курившие анашу где-нибудь неподалеку.

— Сообщают, что они тоже пятерых ухлопали, — ответил офицер.

«Забавно», — со сдержанным скепсисом подумал Константин и сказал подошедшему Генке:

— Запомни: не стреляй много. — Он сел на корточки перед трупами и принялся обшаривать одежду убитых. — Мы разведчики, — продолжал объяснять Филин. — Для нас главное — не завалить кого-то, а получить информацию.

— Ага, лучше позволить им завалить нас? — стал спорить возвышавшийся над ним офицер. — Мы же не знали, есть у них оружие или нет.

— Я не про то. Стрелять надо аккуратно. Желательно — одна-две пули на покойника, не больше. — Филин делился опытом с более молодым коллегой. — Если в карманах у него какие-то документы, то пули могут повредить их. Смотри, ты сейчас прострочил жмуриков, как швейная машинка, блин. Самый идеальный выстрел — в шею. Тогда и лицо цело для посмертной фотокарточки, и документы в карманах не повредишь.

— Понял, — ответил Генка.

— Тебе повезло, — сказал Константин, поднимая руку одного из убитых. Пальцы намертво сжимали маленькую видеокамеру. — Смотри, не задето. А если б я тебя не остановил, ты бы здесь все на фиг разнес. Рэмбо, блин…

Он перекрутил пленку назад и просмотрел через глазок видеокамеры последнюю запись. Увидел, как пограничный автобус появляется из-за поворота. Граната летит к нему, как ракета из фантастических фильмов, и ударяется в борт. Автобус аж подпрыгивает.

В общем, они убили тех. А кого завалили другие — надо было еще разобраться.

— Дай фонарик, — попросил Филин Генку и выпрямился.

Луч света выделил молодые лица убитых. Один постарше.

Другим лет по пятнадцать-шестнадцать…

Вдруг его пронзила острая боль-сожаление. Елки-палки: еще несколько минут назад он сжимал в объятиях самую прекрасную женщину на земле! А теперь…

Парни, куда вы полезли? Зачем испортили такой замечательный вечер? Горький ком подкатил к горлу.

«Я — воин. Я прошел то, что вам и не спилось, — повторял Неизвестный вслед за Филином, — и уже никогда не приснится! Я положил кучу пароду. То были настоящие бойцы, не чета вам. Но я был лучше, быстрее, хитрее. И потому в загробном мире уже есть, наверное, целый квартал, заселенный «могши» покойниками.