Мужем битая… Что мне пришлось пережить с Германом Стерлиговым - Алена Стерлигова

У Германа хорошее чувство стиля, и он старается привить хороший вкус и детям, тщательно отбирая им одежду, чтобы не было ни жутких рисунков, ни иностранных надписей. Так что не было в жизни Германа всех этих розовых, красных и малиновых пиджаков. И он очень хорошо вписался в общество американских и прочих богатеев. Его уверенность в себе, напористость, фонтанирование идеями привлекли к Герману людей того круга, он познакомился и с Ротшильдами, и со многими другими влиятельными людьми.

Программа на Гавайях была рассчитана на десять дней, и почти каждый час в сутках был расписан, чем он будет занят, и в какой одежде надо быть. Был там, предположим, день, посвященный Востоку, и все должны были прийти в одежде с восточными мотивами, в день, посвященный спорту, соответственно был спортивный стиль одежды. В один из вечеров столы были накрыты на берегу океана, предписывалось быть в белом, кругом все было украшено белыми шарами и букетами из разнообразных белых цветов. Было очень красиво. Последний день завершал бал, на котором нужно было присутствовать в вечернем наряде. Перед началом бала была демонстрация фильма о прошедших днях слета. Несколько операторов постоянно снимали все происходящее и потом смонтировали самые интересные эпизоды, так что все участники слета попали в фильм. Потом кассету с фильмом подарили всем гостям этого мероприятия. В программу входил также выход в океан на яхте, с которой можно было половить рыбу, Герман там поймал здорового голубого марлина, был там и полет на вертолете без дверей над многочисленными водопадами, изобилующими на этом острове. Но на вертолете прокатиться мне не удалось и вот по какой причине. В середине этого слета Герману срочно нужно было отлучиться в Нью-Йорк по неотложным обстоятельствам. А я осталась на Гавайях, и как раз в его отсутствие должен был быть полет над водопадами. И вот звонит мне накануне мероприятия Герман и говорит: «Я тебе не разрешаю лететь, вдруг ты выпадешь». И я не полетела. Как ни странно, Герман, который сам обладает очень рисковым характером по жизни, всегда переживал за меня, как за маленького ребенка. Хотя мы, можно сказать, почти ровесники, мне всегда казалось, что он меня намного старше.

Когда Герман уезжал в Россию, я ходила на курсы языка, а в остальном практически ни с кем не общалась. Я ведь сидела с ребенком. Мы с Пелагеей ходили гулять в парк на берегу реки Гудзон, напротив статуи Свободы, смотрели, как там прыгают белочки, заходили в кафе. Если приезжал Герман, то мы с ним куда-нибудь выбирались. При всей комфортности жизни в Америке мне там было неуютно: слишком там все озабочены деньгами. Все-таки наше поколение выросло на кухнях, на ночных разговорах, на духовных исканиях, на какой-то теплоте отношений. Попав в Америку, ты видишь эти холодные улыбки, поверхностные отношения и чувствуешь, что на самом деле там люди друг другу «по барабану». Это, конечно, не наше, мне так жить тяжело. Главное, на что там обращают внимание, — это как ты выглядишь, нужно, чтоб у тебя каждый день была новая блузка, новая заколка. Все по протоколу, ничего личного. У нас обхамят, так обхамят, обнимут так обнимут, но отношения искренние, по крайней мере так было раньше, теперь это и у нас все больше, к сожаленью, уходит в прошлое.

Преступность в Нью-Йорке тогда была ужасной. Теперь и в России так же. Когда ко мне приехал брат, его сразу ограбили. В метро после десяти часов вечера можно было уже и не садиться, точно влипнешь в какую-нибудь неприятную историю.

В Нью-Йорке мы с дочкой прожили около двух лет. Я скучала по родным, у меня уже за время моего отсутствия успел появиться племянник в России, которого я еще так и не видела, и при первой возможности, когда я почувствовала, что Герман может сдаться, я сказала ему, что мне очень хочется вернуться на родину, и он меня забрал в Россию.

Глава 16

Реклама

Герман был первым, кто проплатил коммерческую рекламу на телевидении. И целый год зевающая пасть кавказкой овчарки появлялась перед программой «Время», главной новостной программы тех лет, рекламируя биржу «Алиса». Еще одной запомнившейся на долгие годы рекламой была реклама гробов. Слоганы типа: «Вы поместитесь в наши гробики без диеты и аэробики», «Куда спешишь ты, колобок? Спешу купить себе гробок», украшали многие рекламные щиты центра Москвы. А цветовое табло на ленинградском шоссе в виде внезапно появляющегося и летящего будто прямо на вас красного гроба, сопровождающегося надписью: «Это твой гроб. Он уже ждет тебя в нашей конторе. Гробовая контора братьев Стерлиговых», чуть не стало причиной многих аварий ошарашенных увиденным водителей. Реклама, правда, продержалась недолго, была запрещена Юрием Лужковым по многочисленным просьбам морально травмированных москвичей. Это, наверно, была единственная запрещенная реклама в Москве. И хоть продержалась она всего несколько недель, вспоминают ее многие еще до сих пор. У Германа, конечно, никакой конторы, занимающейся гробами, и в помине не было. Просто он уже решил готовиться к участию в президентских выборах, и для того чтобы освежить память о своей персоне после нескольких лет отсутствия в информационном поле, выбрал такой нестандартный ход. Реклама «гробовой конторы» справилась с этим на все сто процентов. Он даже напечатал визитки, представляющие собой открывающийся гробик с веселым названием на крышке: «Все дороги ведут к нам. Гробовая контора братьев Стерлиговых». Но очень часто, когда ему приходилось обмениваться визитками, люди просили записать его координаты на листочке, а брать визитку почему-то побаивались. Наш сосед по Рублевке, когда Герман уже участвовал в выборах в Красноярске, которые были первой частью президентской компании, зашел ко мне и попросил, чтобы мы ему продали гроб, у него погиб друг в автокатастрофе и ему очень хотелось похоронить его в гробу из «конторы братьев Стерлиговых». Пришлось выдумывать, что последняя партия гробов из кедра вся распродана, а следующая будет только через два месяца. В течение еще долгого времени за Германом тянулось название «гробовщик». Этим титулом его представляли, когда он шел на президентские выборы. Появилась «гробовая» тема из-за одного разговора Германа со своим товарищем Тимкиным, большим специалистом по Ближнему Востоку. Обсуждали они тему вторжения американцев в Ирак. И Герман предложил написать правительству США письмо с предложением им закупить у нас пятьдесят тысяч гробов из душистого кедра, чтобы им было бы в чем хоронить своих погибших в военных действиях солдат. Письмо они написали и отправили, но никакой реакции ни от президента, ни от конгресса не было. Тогда они отослали письмо Садам Хусейну, предложив уже ему сделать жест доброй воли и закупить пятьдесят тысяч качественных гробов для американских солдат, в которых не стыдно было бы отправить погибших на их дальнюю родину за океан. Садаму идея понравилась, предложение от российской мифической гробовой конторы братьев Стерлиговых транслировала Альджазира и всевозможные СМИ Ирака и других государств. Появилось это и в российской и американской прессе. Вопрос принятия решения о вторжения в Ирак обсуждался в американском конгрессе, и, как рассказывал нам друг семьи генерал Ганеев, Буш был в ярости из-за того, что обсуждение в Конгрессе о вторжении в Ирак затянулось на три дня, со всеми этими «гробовыми» обсуждениями американских потерь, подсчитанных в Москве. Из-за всей этой шумихи вторжение в Ирак было на некоторое время задержано. Муж был доволен, хотя наше министерство иностранных дел помешало развитию так хорошо начатой им инициативы. А во-вторых, гробовая тема вертелась в голове из-за нового отношения к жизни, к которому он пришел через православную веру. Через эту рекламу Герман, кроме сразу привлекающего внимания, еще хотел донести выражение «помни о смерти и никогда не согрешишь». Почему-то развратную рекламу или пропаганду пива и сигарет под видом рекламы, калечащую молодое поколение, вешать можно, а рекламу товара, который сто процентов рано или поздно понадобится и не содержит в себе ничего безнравственного — нельзя.