Уникальный элемент - Юлия Сергачева

Элия подняла на Брюса распахнувшиеся во всю ширь глаза. Да он и сам не слишком верил, что сказал это. Здравый смысл, только что ликующе голосивший на все лады, захлебнулся от изумления.

— Во-первых, наши карманы все еще пусты, а кто-то обещал мне прибыль, — оправдываясь уже скорее перед самим собой, начал Брюс. Зато тому, что последовало за первой фразой, оправданий не было: — А во-вторых, мы не для того прошли пешком полмира, чтобы довольствоваться малым. И в прежнем болоте будет тесновато. Отрастили крылья, теперь туда не втиснемся. Так что погоди сдаваться!

Ну, немного драматично, зато на романтическую натуру должно подействовать. И подействовало.

— Ты серьезно? — недоверчиво уточнила девушка.

«Перебрал с пафосом?» — забеспокоился Брюс. Теперь главное — не выказать сомнений.

— Конечно.

Элия несколько мгновений зачарованно глазела на него, забыв даже моргать. Зрачок в дымчато-голубой радужке заметно «дышал». Брюс даже через одежду чувствовал боком, как гулко колотившееся в ребра сердце девушки смягчает толчки.

Здравый смысл подавленно молчал.

— Повезло твоей Айке… — она встрепенулась, убирая влажные прядки со лба. — Я зря наговорила тебе гадостей там, за перевалом.

— Да и я погорячился.

— Ты не такой, каким казался.

— Все мы не такие.

— Отец любил рассказывать, что истинные доблести, такие как честь или милосердие — большая редкость. Они как драгоценный стержень в душе. Можно получить по наследству, если род твой хранит его. Можно и свой взрастить, но это трудно. Придется терпеть чудовищное давление обстоятельств… Продать, потерять или разбить эту драгоценность легко, а вот заново уже не сложишь…

Слегка забавно слышать подобные возвышенные рассуждения от потрепанной, промокшей девицы с распухшим, поцарапанным носом. Но это все же лучше, чем пытаться унять ее горестный плач.

— Ну, тогда ты точно богата, — Брюс не без облегчения улыбнулся. — Таких драгоценностей у тебя целые закрома.

Некоторое время они молчали, прижавшись друг к другу и наблюдая, как перекатывает прозрачные струи ручей. Стиснутый обрывистыми, каменистыми бережками, ручей упрямо тек в извилистом русле. И год за годом подмывал камни, выправляя свою стремнину…

И на каменное упорство находится текучая настойчивость. Дело лишь во времени.

Комары, про которых Брюс успел позабыть, принялись навязывать свое общество, зудя наперебой. Элия зашевелилась, зачерпнула воды и умылась.

— Надо идти, пока не стемнело.

— Для начала хорошо бы выяснить, куда именно.

— К следующей Башне.

— Ах да! Как же это я не догадался… И как обычно, самым коротким и изобильным на неприятности путем?

— С тех пор как я с тобой познакомилась, я не успеваю выбираться из грязи, слякоти и проблем, — возвестила Элия, прежде чем собрать в охапку испачканную в песке и едва просохшую одежду и удалилась переодеваться в кусты.

— Ну ведь выбираешься же! — хмыкнул Брюс ей вслед.

Его накрыло беззвучной тенью, а потом обдало знакомой вонью сырого птичника. Сверху, шумно хлопая крыльями, свалился растрепанный гиппогриф, разом взбаламутивший воду в ручье.

— А где все-таки Дьенк? — подумал Брюс вслух, наблюдая, как Лако брезгливо набирает воду в клюв и по-куриному запрокидывает голову, проглатывая.

Некромантские книги — суть зло и скорбь. Они есть плоть черных мыслей мерзких колдунов. Они подчинены воле владельца, исполняют его приказы, как верные слуги, и не напрасно их пишут на человеческой коже. Каждое слово в такой книге — паук, что только и ждет, как бы забросить сети в ваши души, цепляется за ваши слабости и откладывает в них зерна сомнений.

…Лес рос клочьями, норовя взобраться на возвышенности и оплывшие холмы, а склоны и низины затянул тростник, ежевика и совершенно непроходимая меч-трава. Множество мелких ручейков бежали по ложбинам, между холмами, пропадая в зарослях и камнях так же внезапно, как появлялись. Спускаться туда было рискованно, потому что застоявшийся воздух заразили полчища прозрачных летучих медуз.

Под ногами явственно чавкало. В кильватер путешественникам пристроились снулые из-за здешней сырости воздушные рыбы и растянулся шлейф злобной мошкары. Когда надежда просушиться уже растаяла, вдруг распогодилось и робко выглянуло солнце. Тщательно умытый лес сразу стал праздничным — листва заблестела глянцевой зеленью и засверкала бриллиантами замешкавшихся капель.

Элия ловила падающую воду, задерживая крошечные лужицы в ладонях. Всматривалась в каждую, когда Брюс делал вид, что не наблюдает за ней. Потом разочарованно встряхивала пальцами.

— Там, кажется, какие-то строения… — девушка приложила ладонь ко лбу, защищаясь не от солнечного света, а от непрерывной мороси, сеющейся с деревьев.

Лако, сонно шлепавший по лужам, недовольно затряс головой, разбуженный рывком повода.

— Это развалины замка, — Брюс, воспользовавшись паузой, прислонился спиной к покосившемуся каменному столбу, что в былые времена помечал перекресток дорог. Плоские лопасти, указывавшие направления, отломились, но на замшелом столбе еще читались стертые обозначения севера и юга, и баронская корона. Как раз там, где горбились руины.

Дороги, что некогда пересекались здесь, безвозвратно затянуло бурьяном. Плиты, мостившие тракт, расползлись по обочинам, притворяясь диким камнем.

— Может, там заночуем? Какое-никакое укрытие.

— Там наверняка полно медуз. Они любят развалины.

— Куда подевались поселки? На карте их полно!

Брюс пожал плечам, заодно встряхиваясь от липучей дождевой мороси, что проникала, кажется, даже под кожу. Гиппогриф, хлюпавший грязью поодаль, солидарно содрогнулся, топорща вымокшие перья. Отросшие перья и шерсть на животе слиплись сосульками.

— Зачем нам поселки? Платить за ночлег все равно нечем.

— Подработаем.

— Выдадим себя за поиздержавшихся магов?

— Я посуду научилась мыть. В карты можно сыграть…

— Только попробуй! — вставил Брюс нервно.

— …и еще вот что я нашла, завалилось за подкладку, — Элия с гордостью продемонстрировала сильно гнутую золотую иголку.

— Хочешь расплатиться золотом за миску похлебки? И как далеко ты после этого намерена уйти?

— Тебе следует больше доверять людям.

— Не советую в каждом встречном искать драгоценный стержень. Можно напороться на простое железное жало. Ножом называется.

Элия не нашлась что ответить сразу и насупилась.

Ноги гудели, пустой желудок бунтовал, сырой холод пробрался уже, кажется, не только под одежду, но и под кожу, так что спорить на отстраненные темы сейчас не хотелось.