Мерзкая плоть - Ивлин Во

— Мне бы надо двигаться обратно в Лондон. Как вы думаете, полковник скоро проснется?

— Трудно сказать, сэр. Обычно он отдыхает часов до пяти, до половины шестого. Потом до обеда читает, обед в семь, а после обеда пастор возит его в кино. Очень регулярный у него образ жизни.

Она провела Адама в библиотеку и поставила возле него серебряный кофейник.

Адам сидел у камина в глубоком кресле. По двойным рамам барабанил дождь. В библиотеке было несколько журналов — по большей части дешевые еженедельники, посвященные кинематографу. Было там и чучело совы, и витрина с реликвиями древнебританской эпохи: черепки, костяные иглы и череп — много лет назад их откопали в парке, и Нинина гувернантка старательно их переписала. Был шкафчик, где хранились следы Нининых коллекционерских увлечений — несколько бабочек и жуков, несколько окаменелостей, птичьи яйца и десятка два марок. Были шкафы, полные роскошных неудобочитаемых книг, а в углу — ружье, альпеншток и сачок для ловли бабочек. Были каталоги сельскохозяйственных машин и приборов для ацетиленовой сварки, косилок для газона и „спортивного инвентаря“. Был перед огнем экран с гербом. Над камином висели расшитые попоны уланского полка, в котором когда-то служил полковник Блаунт. Была гравюра — все члены Королевской флотилии и в углу небольшой план с обозначением кто есть кто. Было и много других, не менее интересных предметов, но Адам не успел их заметить — он крепко уснул.

В четыре часа миссис Флорин разбудила его. Кофе исчез, а на его месте появился серебряный поднос, покрытый кружевной салфеткой, и на нем — серебряный чайник, под которым горела миниатюрная спиртовка, серебряный сливочник и серебряная миска, полная пышек. Еще там были горячие гренки с маслом, мед, кетчуп, шоколадный торт, пирог с вишнями, пирог с фруктами, пирог с тмином, сэндвичи с помидорами, соль, перец и намазанные маслом ломтики хлеба с коринкой.

— Не желаете ли яйцо всмятку, сэр? Полковник обычно кушает яйцо, если не спит в это время.

— Нет, спасибо, — сказал Адам. Он чувствовал себя выспавшимся и бодрым. Когда они с Ниной поженятся, подумал он, надо будет приезжать сюда отдыхать после особенно бурных вечеров. Он только сейчас заметил на коврике у камина толстого рыжего с белым спаниеля, который тоже пробуждался от сна.

— Очень прошу вас, не давайте ей пышек, — сказала миссис Флорин. — Они ей вредны, а полковник все равно дает. Очень уж он любит эту собаку, — добавила она в порыве откровенности. — По вечерам берет ее с собой в кино. Хоть ей там не так интересно, как людям.

Адам дал ей — не миссис Флорин, а собаке — кусок сахару и легонько толкнул ее ногой. Она с нескрываемой сердечностью облизала его башмак. Адам, не презиравший собачьего дружелюбия, счел себя польщенным. Он допил чай и стал набивать трубку, когда в библиотеку вошел полковник Блаунт.

— Вы кто такой, черт побери? — осведомился хозяин дома.

— Адам Саймз, — ответил Адам.

— В первый раз слышу. Как вы сюда попали? Кто дал вам чаю? Что вам нужно?

— Вы пригласили меня к завтраку, — сказал Адам. — Я приехал поговорить о нашей с Ниной женитьбе.

— Милый вы мой, ну конечно! Вы уж меня простите. Совсем нет памяти на имена. А все оттого, что мало видаю людей. Здравствуйте.

Они опять обменялись рукопожатием.

— Значит, вы тот молодой человек, который хочет жениться на Нине, — сказал полковник, впервые оглядывая Адама так, как полагается оглядывать кандидата в зятья. — А скажите, зачем вам вообще понадобилось жениться? Я бы на вашем месте не стал, ни в коем случае. Вы богаты?

— Нет, пока нет. В сущности, я об этом и хотел с вами поговорить.

— Сколько же у вас есть денег?

— Понимаете, сэр, в данную минуту у меня их вообще нет.

— А когда в последний раз были?

— Вчера вечером у меня была тысяча фунтов, но я отдал их одному пьяному майору.

— Зачем вы это сделали?

— Понимаете, я надеялся, что он поставит их на Селезня в ноябрьском гандикапе.

— Никогда не слышал о такой лошади. А он не поставил?

— Боюсь, что нет.

— Когда же у вас опять будут деньги?

— После того, как я напишу несколько книг.

— Сколько именно?

— Двенадцать.

— И сколько у вас тогда будет?

— Вероятно, пятьдесят фунтов как аванс за тринадцатую книгу.

— А сколько времени вам потребуется, чтобы написать двенадцать книг?

— Примерно год.

— Сколько на это требуется, как правило?

— Лет двадцать. Я, конечно, понимаю, если так подойти, это выглядит довольно безнадежно… но, понимаете, мы с Ниной надеялись, что вы… что, может быть, в течение ближайшего года, пока я пишу свои двенадцать книг… что вы могли бы нам помочь.

— Как я могу вам помочь? Я в жизни не написал ни одной книги.

— Нет, мы думали, может, вы дадите нам денег.

— Вот что вы, значит, думали?

— Да, мы думали так…

Несколько минут полковник Блаунт внимательно его разглядывал. Потом сказал: — По-моему, это прекрасная мысль. Не вижу никаких оснований вам отказать. Сколько вам нужно?

— Вы чрезвычайно добры, сэр. Ну, я не знаю, сколько… чтобы некоторое время пожить спокойно.

— Тысяча фунтов вас выручит?

— Еще бы! Мы вам будем страшно благодарны.

— Не стоит, мой милый, не стоит. Как, — вы сказали-то, вас зовут?

— Адам Саймз.

Полковник Блаунт подошел к столу и выписал чек. — Вот, прошу, — сказал он. — Смотрите, не отдайте его какому-нибудь другому пьяному майору.

— Что вы, сэр! Не знаю, как и благодарить вас. Нина…

— Ни слова больше. Теперь вам, наверно, не терпится вернуться к себе в Лондон? Сейчас мы пошлем миссис Флорин через дорогу к пастору и попросим его отвезти вас на станцию. Удобно, когда у соседа есть автомобиль. В автобусе отсюда до Эйлсбери дерут пять пенсов. Сущий грабеж!

Нечасто бывает, чтобы молодой человек два вечера подряд получал по тысяче фунтов от совершенно незнакомых людей. По дороге на станцию Адам громко смеялся в пасторской машине. Пастор, которого оторвали от сочинения проповеди и которого с каждым днем все больше раздражало, что полковник Блаунт на правах соседа беспардонно эксплуатирует его машину и его самого, не сводил глаз с залитого дождем ветрового стекла, делая вид, что ничего не слышит. Адам смеялся до самого Эйлсбери — сидел, обхватив руками колени, и трясся от смеха. Когда они расставались в станционном дворе, пастор с трудом заставил себя с ним попрощаться.

Поезда пришлось ждать полчаса, и протекающая крыша и мокрые рельсы немного отрезвили Адама. Он купил вечернюю газету. На первой странице был уморительный снимок: мисс Рансибл в гавайском костюме выбегает из дома № 10 на Даунинг-стрит. „Правительство пало во второй половине дня, — прочел он, — по предложению, последовавшему за ответом на запрос по поводу обращения, которому подверглась мисс Рансибл со стороны таможенных чиновников. В парламентских кругах считают, что решающим фактором в отставке правительства послужила бурная реакция членов парламента — либералов и нонконформистов — на разоблачения, касающиеся образа жизни в доме № 10 на Даунинг-стрит в период, когда сэр Джеймс Браун был премьер-министром“.

„Ивнинг мэйл“ поместила передовую, в которой проводилась тонкая аналогия между Личной и Общественной Чистоплотностью, между трезвостью в семье и в государстве.

И еще одна коротенькая заметка в той же газете заинтересовала Адама:

Сегодня утром в одной частной гостинице на Дувр-стрит скончалась мисс Флоренс Дюкейн, как нам сообщили в материальном отношении вполне обеспеченная. Смерть наступила в результате падения с люстры, которую мисс Дюкейн хотела починить.

Завтра состоится дознание, а затем кремация в Голдерс-Грин. Мисс Дюкейн, ранее выступавшая на сцене, была хорошо известна в деловых кругах.

Что доказывает, подумал Адам, насколько искуснее, чем сэр Джеймс Браун, Лотти Крамп умеет избежать нежелательной огласки.

Когда Адам приехал в Лондон, дождь перестал, но на влажном ветру проплывали полосы негустого тумана. Через здание вокзала толпами спешили на пригородные поезда служащие с портфелями и вечерними газетами в руках. Они чихали и кашляли на ходу, а в петлицах у них еще краснели маки. Адам нашел телефонную будку и позвонил Нине. Он не застал ее, но узнал, что она на вечере с коктейлями у Марго Метроленд. Он поехал в свою гостиницу.

— Лотти, — сказал он, — у меня есть тысяча фунтов.

— Вот как, — равнодушно отозвалась Лотти. Она привыкла считать, что у любого ее знакомого всегда есть несколько тысяч фунтов. С тем же успехом он мог ей сообщить: „Лотти, у меня есть цилиндр“.

— Вы не одолжите мне немного денег до завтра, пока я получу по чеку?