Очерки истории Франции XX–XXI веков. Статьи Н. Н. Наумовой и ее учеников - Коллектив авторов

войны польская армия – «не без помощи французских инструкторов» – превратилась в довольно слаженный военный механизм с достаточно хорошей организацией управления вооруженными силами и высоким моральным духом. Вместе с тем, де Голль объективно оценивал боевую подготовку и умение вести бой польских военных, которых он призвал «принять Организацию и обучиться Методу» для дальнейших военных успехов[136].

Интерес де Голля к Польше после ее победы на Висле возрос в свете новой расстановки сил на европейской арене. В буржуазной Польской республике многие французские офицеры – включая де Голля – увидели молодое и энергичное государство на восточных границах Германии, способное вместе с Францией противостоять потенциальной немецкой агрессии. Это было тем более важно, что Россия оказалась утерянной в качестве традиционного союзника Третьей республики в борьбе с ее наследственным врагом. «Что касается Германии, – говорил де Голль, – … на континенте нам нужен союзник, на которого мы сможем всегда рассчитывать. Польша станет таким союзником»[137]. Вместе с тем, изучение личных документов капитана де Голля показывает, что он дистанцировал «свою» Францию, «бесстрашную, мудрую, полную решимости»[138], о цивилизаторской миссии которой он неоднократно упоминал в военных мемуарах, от «другой» Европы – Восточной, менталитет народов которой, политические и культурные традиции, исторические судьбы резко отличались от западноевропейских. Не стоит забывать и то, что участие французских военных – прямое или опосредованное – в «польской кампании» рассматривалось патриотом своей страны капитаном де Голлем как возможность возвеличить заслуги Франции в борьбе с идеологическим врагом – большевизмом (офицер предвидел к тому же кратковременное сближение Германии с Советской Россией и считал, что «германцы и московиты могли бы снова искать путь к объединению»)[139]и продемонстрировать безусловное военно-политическое преобладание Третьей республики в Европе.

«Каждое из наших усилий в Польше – это еще немного славы для Вечной Франции», – напишет де Голль в своем дневнике. Она, по словам французского военного, «стала для Европы мощной и бескорыстной рукой, на которую опираются, к которой взывают во время невзгод.

Здесь [в Польше – Н.Н.], за исключением нескольких ненасытных честолюбцев, нескольких задетых гордецов, нескольких ревнивых военных, все желают поддержки Франции, все верят в ее силу и ее справедливость… Из глубины своей беспокойной души Польша снова взывает к нашей помощи»[140]. В заключение хотелось бы еще раз отметить, что в личных документах французского капитана мы видим образ Польши через призму ее восприятия «человеком Запада». Соприкосновенность с различными сторонами жизни польского общества, чьи культурно-политические реалии не всегда совпадали с представлениями «настоящего европейца» о морально-этических принципах и способах функционирования военно-политических структур; неопытность польской политической элиты; отсутствие в течение долгого времени у поляков, с точки зрения де Голля, чувства ответственности за свое будущее, собственно говоря, и сформировали у него ту оценку поляков и Польши, о которой говорилось в начале статьи: одновременно суровую и снисходительную.

Наумова Н. Н

Французские либералы в первой половине XX века[141]

Изучение либерализма XX в. – непростое дело. По справедливому замечанию французского политолога Н. Русолье, никакое другое политическое течение не испытывало столько сложностей из-за семантических затруднений (экономический или политический либерализм), из-за ассоциации идей (либерализм – центризм, модернизм – «золотая середина») или из-за схожести его политических организаций (от партии радикалов и группы Демократический Альянс времен III Республики до Союза за французскую демократию В. Жискар д’Эстена)[142].

В первой половине XX в. идеи либерализма наиболее последовательно отстаивали группировки «умеренных», в первую очередь Демократический Альянс и Республиканская федерация.

Возникший в 1901 г. Демократический Альянс именовал себя сторонником «либеральной, демократической, антиэтатистской… светской республики» и в своей деятельности исходил из принципа «ни реакции, ни революции»[143]. Политические заявления лидеров Демократического Альянса (Р. Пуанкаре, Л. Барту, позже – П. Рейно, П. Фландена и др.) включали, прежде всего, требования зашиты «принципов 89 года», всеобщего избирательного права и демократии. Не возражая против отделения школы от церкви, а церкви от государства, Демократический Альянс оговаривал, что осуждает монополию государственного образования и является защитником частных религиозных школ. В социальной области, допуская возможность проведения ряда реформ как способа примирения классов и установления социального мира, лидеры Демократического Альянса предупреждали об опасностях этатизма – «первого шага к коммунизму»[144]. Под «этатизмом» умеренные тогда понимали любое государственное вмешательство в экономику и социальную сферу, особенно различные проекты национализации предприятий и попытки применения планового начала в организации производства. Поскольку таких реформ в 20-е годы требовали левые партии, умеренные и их главный рупор – крупнейшая газета правого толка «Тан» видели в этатизме «предвестника социализма»[145].

В экономической области Демократический Альянс в духе классического либерализма высказывался против государственного вмешательства в хозяйственную жизнь, за развитие частного предпринимательства, рыночных отношений, бюджетное равновесие и «дешевое государство». Хотя руководители Демократического Альянса, в первую очередь Фланден, иногда называли себя «левыми республиканцами», пытаясь привлечь на свою сторону электорат партии радикалов, эта политическая группировка умеренных прочно заняла место правого центра[146]. Демократический Альянс представлял интересы части крупной промышленной и торговой буржуазии, предпринимательских союзов. Вплоть до начала 30-х годов он являлся осью всех правоцентристских правительственных коалиций, в том числе Национального блока (1919–1924 гг.) и Национального единения (1926–1929 гг.), руководимых лидером Демократического Альянса – Р. Пуанкаре.

Другим крупным политическим объединением умеренных либерального толка являлась Республиканская федерация, расположенная на политической сцене несколько «правее» Демократического Альянса. Ее основные программные положения[147]включали защиту демократии и «принципов 89 года», свободу предпринимательства, невмешательство государства в экономическую жизнь. Республиканская федерация объявляла себя «принципиально антиэтатистской» партией[148]. Ей был свойственен социальный консерватизм и нежелание пойти даже на незначительные уступки трудящимся. Первое десятилетие XX в. Республиканская федерация требовала упразднить «светские законы», отделявшие церковь от государства и от школы, и высказывалась за предоставление государственных субсидий частным, т. е. религиозным школам. Она выступала за увеличение государственных расходов на военные нужды. Основатель Республиканской федерации О. Изаак, а затем ее наиболее известный лидер – Л. Марэн. пытались превратить со в крупную политическую силу, способную конкурировать с Демократическим Альянсом и противостоять «левой опасности» со стороны возникшей в начале XX в. Социалистической партии (СФИО), а затем Коммунистической партии (ФКП). Республиканская федерация представляла в первую очередь интересы французской финансово-промышленной олигархии, верхушки католической церкви и военных кругов.

Обе группировки умеренных имели много общего. По известной классификации французского политолога Дюверже[149], Республиканская федерация и Демократический Альянс относились к «партиям кадров», деятельность которых оживлялась лишь в периоды избирательных кампаний. Группировки умеренных не имели официальных партийных программ и уставов; у них отсутствовала дисциплина голосования