Мусорщик. Мечта - Евгений Щепетнов

Они никогда так не сидели. Потому что не могли себе позволить ни настоящей муки, ни сахара, и даже печки у них не было, в которой можно испечь это самое печенье.

Нику во сне стало так горько, так больно… даже во сне он не может забыть, что все это только сон! Даже во сне! А мамы давно уже нет…

Он застонал, и слезы, которые нельзя было выжать из него бодрствующего, даже если резать его или жечь, потекли из-под прикрытых, затекших от кровоподтеков век. Ник еще сильнее прижал к щеке Шарик, и ему вдруг показалось, что тот лизнул его в щеку, как маленький зверек. Теплый такой, родной зверек, которого хочется гладить и гладить…

И тогда Ник вдруг улыбнулся рассеченными, опухшими, черными от побоев губами и крепко заснул – снова заснул, на этот раз без снов и кошмаров.

Впрочем, уже давно для него сны и кошмары были одним и тем же понятием. Когда живешь в Аду, тебе не могут присниться хорошие сны. Только кошмары.

Когда проснулся, мгновенно все осознал. Все – от первой до последней минуты вчерашнего дня. И душу стянуло холодной ненавистью и безнадегой – все, конец! Не надо было бегать к «свежачку», ну знал же, что там точно окажутся банды, знал! Пожадничал! Рискнул! И что теперь? Ну вот что – теперь?! Рюкзака нет, видона нет, даже одежды и ботинок нет! Да черт с ней, с одеждой… обычное пластиковое барахло, есть запасная. И видон за полтинник купит, пусть и старый – ерунда! А вот рюкзак! Ох ты ж беда… вот это беда!

Твари! Ну какие твари! Эх, бластер бы… какой-нибудь бластер! Всех бы положил. Вот ей-ей – всех! И не жалко. Никого не жалко. Что там они хотели? Привязать его? Чтобы висел и подыхал? Ах вы мрази! Мрази! Мрази!

Ник в бессильной ярости сжал кулаки и ойкнул от резкой боли. Посмотрел – пальцы распухли, были черными, страшными. Топтались по ним? Скорее всего… Беззащитного избивали. Просто ради удовольствия! Нелюди!

Ник со стоном откинулся на матрасе и сморщился, ощутив неприятный запах, идущий от ткани. Тогда он заставил себя встать. Уже стоя на ногах, пусть и нетвердо, но все-таки вполне уверенно, уцепился за матрас и с силой потянул на себя. Потянул и выбросил в коридор. Давно надо было выбросить, но почему-то жалел. Мама на нем спала! Сентиментальный болван…

Закончив похороны матраса, вернулся, нашел старую рваную рубаху (истрепал, когда лазил по кораблям), оторвал от нее приличный кусок. Подошел к бутыли с водой, открутил пробку, аккуратно плеснул в тряпку, сморщившись от боли и жалости. Не к себе жалости – воды было жалко. Чистая вода! Денег стоит!

Начал аккуратно, сипя сквозь зубы от боли, дергаясь, обтирать тело.

Во-первых, если не продезинфицировать раны, запросто можно умереть.

Во-вторых, мама приучила его к чистоте. Даже когда у них не было денег, когда настроение опускалось ниже самой низкой ямы, она не позволяла расслабиться. Опуститься. Зарасти грязью. Ник ругался с ней, плакал, убегал куда глаза глядят – она его ловила, утешала, нашептывая на ухо ласковые слова, осушала слезы губами… а потом раздевала и мыла, не обращая внимания на дрожь, на несчастный вид, на отчаяние сына, приводившего все новые и новые аргументы на тему: «На кой черт нужна эта чистота, если все равно тут сдохнем?! Какая разница, грязные мы или чистые?!»

Даже когда болела, требовала чистой воды и тряпочку и, выгнав сына из своей каюты, обтиралась насколько могла… пока могла. А когда уже умирала, попросила, чтобы Ник ее расчесал. Горячими губами шептала, что не хочет умирать некрасивой.

Ник ходил во Внешку. Просил аптечку. Просил лекарства. Ходил к скупщику, с которым он и его мать работали долгие годы. Но скупщик сказал, что аптечки у него нет. И что вряд ли он ее найдет и тем более что вряд ли кто-то ему ее даст. И все, что он может, – это дать антибиотики. Немного, в долг, и только потому, что Ник ему нравится. И что мать его была великой искусницей в сексе, и грех терять такую красивую и умелую женщину.

Ник взял антибиотики. Хотя ему хотелось убить скупщика. Очень хотелось. Но, кстати сказать, тот его даже внутрь лавки не впустил – разговаривал через экран на двери. Боялся поймать заразу. А может, и другого боялся. Отчаявшиеся люди готовы на все. Совсем на все! В том числе и на убийство.

Тогда Ник пошел к тем богатым людям, кого знал. К тем, у кого могла быть аптечка. Но они, как только слышали, что мать заболела и умирает, с ним и разговаривать не хотели. Хотя Ник был готов на все. На все, что они когда-то предлагали. Совсем на все.

В конце концов, его выпроводили из Внешки – патрульные охранники. Им стукнули, что по улицам бродит потенциальный разносчик заразы, и охранники едва его не пристрелили. Пристрелили бы, но он так резво помчался прочь, что старший группы остановил напарника, сказав, что, если парень может с такой скоростью улепетывать от опасности, он точно не болен. А значит, и никакой заразы в нем нет.

Спорный вопрос, конечно, но какой-никакой аргумент. Старший группы некогда потерял любимую женщину, которая заболела лихорадкой, и мальчишка вдруг напомнил о ней. Пусть живет. Выживет – его счастье.

Патрульный знал, что искал парень. И знал, что найти аптечку нереально. Ни за какие деньги. Говорят, что Город нарочно не продает их во Внешку, хотя ходили слухи, что у самых богатых жителей Внешки они есть. Но ведь они не обязаны делиться с соседями…

…Закончив, Ник быстро осмотрел себя на предмет первоочередных в лечении ран. Как это ни удивительно, если не считать черных, страшно выглядевших гематом да уже подсохших, не представлявших опасности царапин на ступнях, ничего угрожающего жизни он не увидел. Никаких открытых переломов, никакой разорванной кожи с обнаженной плотью. Попинали хорошенько, да, но, в общем-то, все обошлось вполне терпимо. Возможно, внутренние органы еще дадут о себе знать – отбитые почки, печень, но по крайней мере внешняя оболочка не очень повреждена. Он ожидал гораздо, гораздо худшего!

И ребра целы. Мама всегда удивлялась его выносливости и способности переносить всяческие падения и ушибы без особых последствий. Говорила, что в его случае мутация зашла настолько далеко, что его кости стали стальными, а мышцы, сильные и упругие, гасят удары с надежностью силового поля. И потом деловито щупала ребра, нарочно втыкая в них сильные пальцы, зная, как Ник боится щекотки. И они хохотали так, что из глаз текли слезы.

Нет, правда, в этом что-то было. Шутки шутками, но Ник знал за собой такую особенность – восстанавливаться быстро, не так, как другие люди, и выживать там, где никто не мог бы выжить. Наверное, лихорадка его не убила вовсе не потому, что отец – иномирянин. Просто вот такой он, Ник. Мутант. Урод!

Но все тело болит. Гематом столько, что кажется, будто его раскрасили черной краской. Посмотреть бы еще на лицо, но… видона нет, а значит, и зеркала тоже. В видоне было и зеркало, и информация, и развлечение. Теперь ни фильм поглядеть, ни информацию раздобыть… И что делать?

Спать, конечно. Отлеживаться. Пока не поздоровеет настолько, чтобы можно было дойти до Внешки. Там купит видон. Но не раньше, чем лицо очистится и опухоли сойдут. В таком виде Ника первый попавшийся патрульный пристрелит, решит, что мусорщик болен какой-то страшной болезнью. Рисковать не будет, точно.

Нашел запасную одежду, надел. Ей-ей, мама была права – чистым даже болеть легче.

Теперь нужно поесть. Оно вроде и не очень хочется, но надо! Точно – надо! Организм должен восстанавливаться, а за счет чего? Есть самого себя? Лучше пусть псевдомясо ест, а мышцы Нику еще пригодятся!

Виброножа не было, пришлось рвать упаковку зубами. И кусок псевдомяса – тоже. Упругое, скользкое, оно походило на настоящее вареное мясо, но… не все то, что выглядит как мясо, им является. Набор микроэлементов, жиров, углеводов, белка и соли. Все, что необходимо. Вкусно и полезно! По крайней мере, так говорят ученые. Заставить бы их жрать эту гадость – неделю, месяц, год, десятилетия! Что бы тогда они запели?

Пока ел – спохватился: а где Шарик?! Куда Шарик делся? Ах вот он, у стены! И как там оказался? Видимо, когда Ник выбрасывал матрас, Шарик попался под ногу. Пнул его, сам не заметив этого. Хорошо, что он не таскает Шарик с собой – теперь бы и его лишился.

Подобрал, кряхтя, морщась от боли в разбитых ногах. Шарик был весь вымазан в крови, просто покрыт засохшей коркой крови. Вспомнил – Ник, перед тем как свалиться, прижал его к щеке. Вот и вымазал по самую макушку!

Покатал в руках… гладкий… приятный… теплый… Стоп! А это что такое?! Как могло произойти подобное?

Приблизил Шарик к глазам – точно! Он теперь не шарик! Похоже на то, как если бы кто-то взял и отрезал от него кусочек! Чисто так отрезал, виброножом! Получилось эдакое донышко, на которое Шарик можно ставить, чтобы не укатился!

Вскочил, забыв про боль, – неужели кто-то все-таки пробрался в его нору? Неужели нашли?! Испортили Шарик, твари?!

Посмотрел вокруг, под ногами – может, где-то валяется кусочек? Ну тот, отрезанный? Нет. Ничего такого не видно.