Похвала Глупости - Дезидерий Эразм Роттердамский

случится женщине пожелать прослыть умницей, то все, что она делает в этом случае, лишь усугубляет ее глупость. Кто хочет, вопреки природе, закрасить порок румянами добродетели, тот лишь усугубляет его, извращая вместе с тем природу. Правду гласит греческая пословица: «Обезьяну разодень хоть в порфиру, все – обезьяна». Так и женщина – всегда женщина, то есть глупенькое существо, какую бы маску она на себя ни надевала. Женщинам нечего обижаться на эти мои слова: если я им приписываю глупость, так ведь я сама – Глупость; если я так говорю о женщинах, так ведь и сама я тоже женщина. Ведь если правильно поразмыслить, то женщины мне обязаны признательностью за то, что они не в пример счастливее мужчин. Начать с внешней красоты, которую они совершенно справедливо ценят выше всего на свете: при ее помощи они самих тиранов подчиняют своей тирании. С другой стороны, этот отталкивающий вид мужчины, с его мохнатой кожей, щетинистой бородой, с его наружностью, отдающей чем-то старческим, – откуда все это, как не от порока рассудительности? Сравните теперь с этим – пухлые щечки женщин, их тоненький голосок, их нежную кожу, их как бы вечно юную наружность.

Цель женщины

Далее, к чему сводятся все помыслы женщины в этой жизни? Как можно более нравиться мужчинам! Разве не этой цели служат все эти уборы, притирания, все эти купания, украшения, мази, духи, подкрашивание лица, глаз, кожи, искусственные закругления форм и тому подобные ухищрения?

Глупость есть лучшая рекомендация женщины в глазах мужчин. И чего только не позволяют они женщинам, лишь бы добиться своего! В глупости женщины – высшее блаженство для мужчины. Это не будет, конечно, оспаривать тот, кто припомнит, какого только вздора не говорит мужчина женщине и какими только глупостями с ней не занимается, лишь бы добиться известной цели…

Любовь. Вино и женщины. Глупость на пиру

Итак, вот вам первая и главная услада жизни – любовь: вы видите, из какого источника проистекает она. Есть, впрочем, люди – главным образом из числа старичков, более падких на выпивку, чем на женщин, – для которых высшее наслаждение состоит в попойках. Но, во-первых, где же видана сколько-нибудь приличная пирушка без женщин? А во-вторых, все равно, без приправы глупости нет веселья. Это до такой степени верно, что если не хватает человека, который бы потешал компанию действительной или притворной глупостью, то либо приглашают наемного смехотвора, либо допускают к себе какого-нибудь смешного блюдолиза, для того чтобы он смешными, то есть глупыми словоизвержениями нарушал молчание и разгонял скуку собутыльников. И в самом деле, какой был бы толк от набивания желудка столькими закусками, сластями и лакомыми блюдами, если бы в то же время не услаждались одинаково и зрение, и слух, наконец, вся душа – смехом, шутками, красотой? А по части этого рода десерта я – единственная специалистка. Все эти придающие торжественность пирам церемонии – избрание жребием царя пира, определение места для каждого собутыльника, здравицы, пение по очереди с миртовой ветвью в руках, пляска и жестикуляция, – ведь все это не семью греческими мудрецами изобретено, а мною – на благо рода человеческого. Все эти шутки по природе таковы, что чем больше в них глупости, тем больше в них проку для жизни людей; а печальная жизнь – разве это можно назвать жизнью? Печальной же будет жизнь непременно, если не разгонять рождающуюся вместе с нами тоску подобного рода развлечениями.

Глупость и дружба. Дружба философов. Благодушие. Дружба, как и любовь, слепа

Есть, быть может, и такие, которые относятся с пренебрежением к такого рода наслаждениям и находят себе удовлетворение в дружбе, которую они ставят выше всего на свете. Послушать их, так дружба не менее необходима, чем воздух, огонь или вода. Кроме того, говорят они, в дружбе столько приятности, что без нее жизнь все равно что день без солнца. Наконец, дружба есть нечто до такой степени почтенное, что и сами философы – если только чего-либо стоит ссылка на их авторитет – не боятся ставить ее в разряд высших благ. Но что, если я докажу, что я альфа и омега, начало и конец и этого столь великого блага? Доказывать же это стану я не крокодилитами, не рогатыми соритами[28] или иными подобного рода диалектическими фигурами, но попросту, без всяких мудреных финтифлюшек. Смотреть сквозь пальцы на недостатки своих друзей, закрывать на них глаза, потакать им и даже принимать серьезные недостатки за достоинства, находить в них прелесть, восхищаться ими – да разве все это не сродни глупости? Когда один покрывает поцелуями родимое пятнышко своей возлюбленной, другой восхищается бородавкой своей Агнесы; когда про своего косоглазого сына отец говорит, что у него глаза Венеры: что все это, скажите на милость, если не глупость непроходимая? Ну да, глупость, трижды, четырежды – глупость! Но эта самая глупость – и она одна – и друзей сводит, и дружбу сохраняет. Я говорю о смертных, из которых ведь никто не родится без недостатков: превосходный человек – это тот, у кого их всего меньше. Что же касается философов, считающих себя чуть ли не богами, то вообще дружба между ними не процветает, а если и заведется невзначай, то какая-то кислая и хмурая и всегда лишь в очень ограниченном кругу. Дружатся же они вообще с очень немногими, чтобы не сказать – ни с кем. И понятно почему: потому что огромное большинство людей безумцы, и почти всякий сумасшествует на свой лад, меж тем как сходство характеров есть необходимое условие тесной дружбы. Если между так называемыми серьезными людьми и заведется иногда взаимное благорасположение, то оно всегда неустойчиво и мимолетно. Да и какая, в самом деле, прочная и продолжительная дружба возможна между людьми строгими и вдобавок настолько зоркими, что они видят насквозь пороки своих друзей? Зоркостью своей в этом случае они могут поспорить с орлом или эпидаврским змеем. Но коли дело коснется их собственных недостатков, у них темная вода в глазах. Свой недостаток ведь что котомка за плечами: его не видно. Но мы знаем, что нет человека, который был бы по природе совершенно свободен от всяких недостатков. Прибавьте к этому различие возрастов и занятий, все те промахи, ошибки и непредвиденные случайности, которыми переполнена человеческая жизнь, и скажите мне, есть ли возможность, чтобы хотя в течение одного часа продлилась прелесть дружбы между этими Аргусами[29], если только не вмешается в дело известная доля того, что греки называют «благодушием» и что