Моя жена - всевидящая - Евгений Кукаркин

- Успокойся, накроются...

- Успокоил называется. Слушайте, у меня появилась идея. А что если я останусь с вами и помогу вам, хотя бы раскидать и расклеить эти листовки...

Мы с Катей переглянулись.

- А как же работа?

- Черт с ней, с этой работой. Здесь же идут такие события, как же они пройдут без меня.

Катя ласково гладит его по волосам.

- Оставайся, Валя. Помоги Сереже.

В ночь с 14 на 15 автобусы не ходили и мы до города шли пешком.

- Что это? - спросил Ярцев, увидев на центральном шоссе медленно двигающиеся огни.

- Не знаю.

Мы подходим к развилке дорог на Есенинскую возвышенность и видим как небольшой ручеек машин, велосипедистов и даже пеших людей с тачками и чемоданами медленно двигался к ней.

- Неужели поверили?

- Кое-кто решил подстраховаться. Это меня радует, значит меньше будет жертв.

В городе мы разделяемся. Я беру левую сторону города, Ярцев центр, а Катя районы ближе к возвышенности

- Значит, без двадцати четыре, встречаемся вон на том склоне, - говорю я, показывая пальцем на вершине плато.

- Будь поосторожней, - Катя прикасается к щеке губами. - Мне чего то тревожно.

- Разве ты там... ничего не увидела?

- Понимаешь, когда возникает много параллельных вариантов, трудно оценить событие. Основное это одно, ты останешься жив.

- Что значит много вариантов?

- Важно по какой ты улице пойдешь...

- Разве ты не будешь надо мной... подколдовывать.

- Ты думаешь, я колдунья. У меня дар предвидеть, а это разные вещи. Хоть моя мама мне что то и дала, но здесь... я затрудняюсь. Если бы я пошла с тобой...

- Прости, лапочка, но мы сегодня не можем быть вместе.

- Я понимаю.

- Ладно. Раз буду жив, пойду куда понесут ноги.

Катя тревожно глядит на меня.

- Иди.

Рассвет пробился над горами. Первые лучи солнца зацепили трубы комбината. Мне достался рабочий район. Сегодня здесь, даже с утра, напряженная обстановка, улицы патрулируются милицией и добровольными дружинниками. Я оглядываясь и как подпольщик старых времен, клею листовки на домах, столбах, заборах, кидаю их на дорожки у калиток.

- Что вы здесь делаете?

Напоролся. Недалеко стоит человек в милицейской форме и рядом с ним паренек.

- Ничего.

- А это что у вас?

- Сумка.

- Я спрашиваю, что в сумке?

- Ничего.

- Покажите.

И тут я рванул.

- Стой... Стой, говорю.

Петляю по улицам и слышу крики милиционера за спиной. Прыгаю через забор и так как сумка очень мешает, закидываю ее на соседний участок. Бегу дальше, еще один забор и только выскакиваю на соседнюю улицу, как слышу противный скрип тормозов. Рядом останавливается милицейский газик и две фигуры, выскочив из него, идут на перехват.

- Стоять.

Я нехотя останавливаюсь. Из-за спины появляется преследователи.

- Попался, гад.

Милиционер бьет меня по уху и я падаю к заборчику. Тут расходится и молодой его напарник, он двинул мне ботинком в бок.

- Отставить, старшина, - говорит одна из фигур. - В машину его.

- Он куда то сумку выбросил...

- Ищите. Как найдете, сразу передайте в управление КГБ.

Меня запихивают в газик и он несется по просыпающемуся городу.

Управление, это небольшое трехэтажное здание, собранное из бетонных плит. Меня тащат в подвалы, приспособленные под тюрьму, и закидывают в камеру, где на кроватях сидят двое мужчин.

- Ишь ты как поздно, - удивляется небритая личность.

Я присаживаюсь на свободную койку и трогаю распухшее ухо.

- Почему поздно? - недоумеваю на этот нелепый комментарий.

- Обычно берут по ночам, а тебя по утречки.

- Попался на улице.

- Ага. Небось по ночам неправильно улицу переходил, - мужики смеются.

- Вроде этого.

- Ничего посидишь несколько месяцев, потом срок дадут, сразу научишься на зеленый свет ходить.

- Пожалуй вы правы.

Мы позубоскалили немного, потом мужики завалились досыпать сон, а я с тревогой думал о Кате и Ярцеве. Как они там?

Меня грубо будят и ведут на второй этаж здания. В кабинете сидит уже знакомый подполковник, которого признала Катя, как организатора крушения поезда и двое гражданских.

- Так, так, Ковалев, - начал подполковник. - Решили совершить восстание в нашем районе, поднять народ на свержение власти.

- Это ваша очередная шутка?

- Чего то вы очень разговорчивы, гражданин Ковалев, - зло говорит один из гражданских.

- Это почему очередная? - сузил глаза начальник управления.

- Первый раз вы меня объявили сумасшедшим, только за прогноз погоды.

- Зря я тебя еще тогда не засадил. Теперь ты попался, с поличным попался, сейчас эксперты потрошат твою сумку с листовками, а это тебе грозит ой-е-ой...

- Я исполнял свой долг.

- Долги ты нам еще вернешь, - опять говорит мне тот же гражданский, - а сейчас, чтобы не портить нам нервы, назови имена своих сообщников.

- Я ничего не знаю.

- Вот это зря, - подполковник криво улыбается. - И тебе плохо будет и им. Не мог же ты один заклеить своими погаными бумажками весь город...

- Я ничего не знаю.

- Майор, - обратился тут он к гражданскому, - чтобы он больше не шутил в нашем учреждении и не пытался врать, прогрейте его.

- Это мы сейчас.

Меня выводят из кабинета и пройдя по коридору метров десять, запихивают в полупустую комнату. Здесь начинают лупить, руками, ногами, а я скорчившись, катаюсь по полу...

Когда притащили в камеру и швырнули на койку, то ее узники только покачали головой.

- Надо же, в первый день и так обработали.

- Сколько время?

- Уже десять. Чего спешишь, привыкай о часах не думать.

Как долго тянется день.

В два часа обед. Тело все ноет и кажется невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. С трудом глотаю тюремную баланду. Стучит окошко камеры, чьи то глаза рассматривают нас.

- Это который? - слышится голос.

- Вон тот, с битой рожей, - очень тихо раздается голос надзирателя.

- Если этот тип прав, я поставлю ему свечку.

- В любом случае прав он или не прав, свечку ему вставят куда надо.

Окошечко стукнуло.

- Сколько время? - спрашиваю своих сокамерников

- Чего орешь. Четыре часа.

- Сейчас должно начаться...

- Чего начаться? Конец света?

- Что то вроде этого.

- Да ты наверно блаженный.

Я сижу на кровати и в голове маятник, громко тикает невидимая стрелка. Тик- так..., тик-так... Но почему ничего не начинается, почему так тихо. Тик-так..., тик- так...

- Сколько время?

- Ну парень, надоел. Без пятнадцати пять.

Я в отчаянии, неужели я не прав. Опять в голове тикают часы.

Сначала здание качнулось и вдруг тряхонуло так, что я грохнулся спиной в стену. Замигала лампочка и... погасла. Еще один качек, да такой, что не уцепись я за стойку кровати, меня бы вышвырнуло к дверям. Тело воет от боли, но сжав зубы стараюсь терпеть. Бетонный пол стал трястись как от вибратора и пошел боком, камеру приподняло, потом бросило и перекосило. В таком виде все застыло. Через узкое решетчатое окошко было видно как здание разваливается, сыпятся на землю перекрытия, стены, бумаги, имущество и вскоре белый свет окончательно закрылся, верхняя часть здания рухнула и прикрыла нам щель окна.

- Есть кто живой? - спрашиваю я в темноту.

- Что же это такое? - стонет голос.

- Землетрясение.

- У меня вроде башка треснула. Колян, ты как?

- Нога, братцы. Помогите доползти до койки.

Я пытаюсь встать, боль приходит электрическим током.

- Ты где?

- Здесь, в углу.

Но помочь бедолаге никак не могу, еле- ела по стеночке доползаю до него и чувствую, что даже руку согнуть не могу, боль раздирает все тело

- Эй, помоги.

Второй парень ощупью подбирается к нам, он затаскивает раненого на кровать. Я возвращаюсь обратно, сваливаюсь на койку и с надеждой смотрю на окошко двери, которая выделяется по контуру слабым светом в щелях. Тот кто покрепче из нас, подходит к двери и начинаю бешено лупить в нее.

- Откройте, у нас раненый.

В соседних камерах похоже тоже стучат.

- Откройте.

Стучим минуты две и тут раздается глухой шум. Грохот в камерах мгновенно прекращается. Опять камера дрогнула и четко зашумела в щелях вода.

- Тонем, братцы.

Пол камеры залит водой и она непрерывно поступает со всех дырок. Проходит еще пять минут. Наша тюрьма воет и тут я слышу какие то ответные крики в коридоре.

- Тише, тише.

- Сережа, Ковалев, ты где? - мне показалось, что это голос Ярцева.

- Здесь я, здесь.

Мой голос тонет в воплях соседних камер. Окошко двери открывается и появляется темная часть лица.

- Ковалев... Сережа...

- Я здесь. Помоги открыть двери.

- Слава богу, нашел. Не знаю где ключи от камер. В ваш коридор я попал через пролом в потолке и никого не видно, ни одного надзирателя. Все двери закрыты...

- А наш где? Он же должен сидеть здесь за столиком.

- Черт его знает. Там под водой придавлен кто то, может он.

- Посмотри.

Окошко освобождается. Я опять преодолеваю боль и, по щиколотку в воде, еле-еле ковыляю к двери и прошу своего товарища по несчастью.