Оружейный остров - Гош Амитав

Сходни показались узковатыми, но я сумел-таки благополучно перебраться на палубу. За спиной моей раздался хриплый смешок.

– Молодец, папаша, справился! – Типу ловко пробежал по доске. – А я уж думал, сейчас дедок сковырнется!

Он втянул сходни на палубу и проворно отвязал швартовые канаты. В нутре катера затарахтел движок, из трубы вырвался густой клуб черного дыма. Судно отвалило от пристани и начало движение, неуклюже переваливаясь с боку на бок в такт с квохтаньем мотора.

Рядом со мной возник Типу.

– Заночуете здесь, папаша?

– Нет, я должен вернуться в город.

– Жалко, а то бы я устроил вам развлеченье. – Подмигнув, он сложил ладони ковшиками, словно поддерживая спелые груди, а затем описал руками окружности, изображая пышные бедра. – Смекаете, о чем я? Тут всегда есть где пошалить, только надо знать места.

Утратив дар речи, я безмолвно смотрел на него.

– Иль вы по другой части? – Типу достал из кармана цигарку. – Вам, как ветерану, первый косяк бесплатно.

Я понял, что он старается меня разозлить, и, не проронив ни слова, ушел в рубку.

На вид Хорену Наскару, кряжистому широкоплечему мужчине с брюшком, выпиравшим из-под белой рубахи и лунги[24], было за шестьдесят. Огромные солнечные очки в железной оправе скрывали верхнюю половину его пропеченного солнцем лица в глубоких морщинах, видимая часть которого напоминала старую автомобильную покрышку.

Усевшись на лавку подле рулевого, я достал блокнот.

– Стало быть, мы на пути к святилищу. А вы помните, как побывали там с Нилимой-ди?

– Конечно, помню. В семидесятом, после большого шторма. Ох уж и навел он шороху, еще хуже Айлы…

Вскоре я понял, что штормы служили Хорену мерилом времени. Если китайцы исчисляли течение лет эпохами императоров Цяньлун и Цзяцзин, американцы – правлением президентов Кеннеди или Рейгана, то для Хорена вехами на обширных временных пространствах были циклоны Бхола и Айла.

Последний внес серьезные перемены в его жизнь. До циклона Хорен, владевший несколькими судами, занимался рыбным промыслом. Но в шторм 2009-го два его траулера и другие корабли помельче перевернулись и затонули. После этого Хорен решил выйти из рыболовного бизнеса, поскольку доходы неуклонно снижались, перспективы же были явно безрадостны. Страховые выплаты он потратил на приобщение к туристической индустрии и сделал это очень вовремя, ибо Сундарбан набирал популярность у путешественников.

Мощный циклон семидесятого года запомнился иным – Хорен едва не лишился жизни. Шторм грянул, когда он вместе с дядей был в море. Их лодку выбросило на берег по другую сторону индийской границы. Суденышко не пережило жесткого приземления, а экипаж его забрался на дерево, где провел два дня, прежде чем увидел рыбаков из своей деревни, лодка которых чудом уцелела. Односельчане спасли потерпевших кораблекрушение. По дороге домой путники столкнулись с доселе невиданным хаосом, отбиваясь от бродяг, мародеров и бандитов, слетевшихся, точно стервятники, поживиться чужим добром.

Поездка к святилищу состоялась менее чем через неделю после сих испытаний, и потому легенда запомнилась Хорену в ином свете, нежели Нилиме, – то бишь злосчастьями, что выпали на долю Оружейного Купца, заставив его покинуть родные края. Например, в памяти лодочника ярко запечатлелась страшная засуха – обезводевшие реки, ручьи и пруды, смрад от гниющей рыбы и сдохшей скотины. Голод, ополовинивший население страны; родители, продающие своих детей; обезумевшие люди, дошедшие до пожирания трупов.

Слушая легенду в изложении Хорена, я подивился еще одному ее отличию от варианта Нилимы. В том пересказе Купец представал этакой жертвой, а у Хорена он выступал гордецом, считавшим, что благодаря своему богатству и уму сумеет уклониться от почитания божеств, представленных повелительницей змей.

В версии лодочника Оружейный Купец, загрузив на корабли свое семейство и все богатства, пустился в плавание именно потому, что хотел избегнуть владычества богини. Но гигантская волна (а точнее, баан, приливный бор, обычное явление на бенгальских реках) обрушилась на караван, лишив торговца почти всего состояния. Однако стихия пощадила его домочадцев, и вместе с ними он укрылся в прибрежной деревушке. На остаток денег Купец приобрел большой прочный дом, казавшийся надежным убежищем, и отправился в город за товарами на продажу. Вернувшись, он обнаружил, что в его отсутствие случился потоп и дом заполонили змеи со скорпионами, убившие его жену и семерых детей.

Но и тогда Оружейный Купец не оставил попыток улизнуть от Манасы Дэви: пассажиром корабля он отправился в дальние земли. Однако на полпути корабль захватили пираты, которые взяли Купца в полон и заточили в крепость. На его счастье, добросердечный капитан корабля (Хорен использовал слово накхуда, в старину имевшее широкое хождение в районах Индийского океана в значениях “судовладелец” и “шкипер”) выкупил пленника.

Хорен смолк и почесал голову.

– Накхуда прозывался каким-то мусульманским именем… Иль… нет, запамятовал.

– Может, Ильяс? – подсказал я.

– Точно! – Хорен пристукнул по штурвалу. – Накхуда Ильяс! С ним-то Купец и путешествовал по разным землям, покуда не добрался до Оружейного острова.

– Названий тех земель не запомнили? – спросил я.

Хорен опять почесался.

– Вроде как была земля из сахара, где все сладкое, а еще тряпичная страна и цепной остров. – Он недоуменно пожал плечами. – История длинная и, в общем-то, бестолковая.

– А что стало с тем лодочником-мусульманином, поведавшим вам эту легенду? У него же была семья, верно?

– Они жили в дхааме, покуда старик не умер. Из всей семьи остался только его внук, недавно похоронивший мать.

– Вы с ним знакомы?

– Немного, – кивнул Хорен. – Бывает, пересекаемся на реке. Зовут его Рафи, ему лет семнадцать-восемнадцать.

– Чем занимается?

– В основном рыбачит. Выкручивается как может.

– Как думаете, удастся с ним поговорить? Наверняка он кое-что знает о святилище.

Хорен задумчиво пожевал губами.

– Встречу-то, конечно, можно было бы устроить, останься вы тут подольше. Но вы же приехали всего на день?

– Да.

– Тогда не выйдет. – Заметив мое огорчение, лодочник добавил: – Хотя кто его знает, может, нынче он как раз в святилище. Я думаю, парень туда часто наведывается, когда не рыбачит.

Пароходик заложил крутой вираж и, покинув речную ширь, вошел в протоку, узкую, будто тоннель, пробитый сквозь лес. Отлив понизил уровень реки, и высившиеся берега в мангровых зарослях казались неприступными укреплениями из ила и густой листвы. Вокруг ни души, все – лес, вода, земля – словно замерло и вместе с тем дышало жизнью.

Прежняя словоохотливость Хорена, сосредоточившегося на коварно извилистом пути, иссякла. Не желая его отвлекать, я вышел из рубки и спустился на палубу.

Я стоял возле трапа и разглядывал мангровый лес, когда опять появился Типу. Цигарка, которую он мне предлагал, теперь торчала у него за ухом, в руке он держал бинокль.

– Не угодно ли воспользоваться оптикой, папаша? Услуга бесплатная, поскольку вы не всамделишный турист.

Я даже бровью не повел, что его рассмешило.

– Все еще злитесь на меня? – Типу попытался всучить мне бинокль. – Да ладно вам, папаша, я же просто подкалываю.

Отказ представил бы меня занудой, и потому я, этак нехотя, взял бинокль, поднес окуляры к глазам и настроил резкость. В этот момент катер обогнул береговой уступ, и протока вдруг закончилась, явив водную ширь, раскинувшуюся чуть ли не до горизонта.

– Река Раймангал, – сказал Типу. – На том берегу – Бангладеш.

– Да, вижу, хоть и нечетко.

– Бывали там, папаша?

Чиркнула зажигалка, я уловил резкий запах конопли.

– Раз-другой бывал в Дакке, – сказал я. – Моя семья, видите ли, жила в Восточной Бенгалии и сюда перебралась при Разделе Индии.