Всегда тринадцать - Александр Бартэн

— Ежели так — тогда другое дело, — поспешил согласиться Вершинин, и его ноздреватое, оплывшее лицо сделалось умиленным. — С вами да с Сергеем Сергеевичем хоть на край света.

Он и в самом деле имел основание дорожить причастностью к Сагайдачным, в аттракционе которых — так сказать, по совместительству — исполнял с женой небольшое комедийное вступление. Заинтересованность Вершинина была двоякой: и в дополнительном заработке, и в том покровительстве, какое мог оказать и оказывал ему ведущий артист. Последнее было не менее важным. Ни Федор Ильич, ни его супруга талантом не блистали, а потому и нуждались в лишних козырях.

— Хоть на край света! А то и дальше! — с чувством повторил Вершинин.

Он догадывался, что Анна большой симпатии к нему не питает, и при каждом удобном случае стремился расположить ее к себе.

Прощальное представление шло с нарастающим успехом. Что ни трюк — взрыв аплодисментов, что ни номер — долгие вызовы. В переполненном зале царила атмосфера признательной расположенности, и даже те из южноморцев, что в этот вечер оставались дома, могли ее почувствовать: местное телевидение транслировало заключительное цирковое представление.

Во время антракта телезрителям была предложена беседа врача: как уберечься от простуды. Однако слушали ее не слишком внимательно. Во-первых, погода изменилась к лучшему, а значит, можно было не опасаться простуды. А во-вторых, предстояло увидеть аттракцион «Спираль отважных». Какая уж тут беседа! Скорей бы кончался антракт!

Наконец опять включили зал. Голубые экраны отразили манеж, окруженный треком, решетчатый глобус, гоночные машины, заключенные в глобус. Еще минута — и разнеслось с торжественной громкостью: «Анна Сагайдачная и заслуженный артист республики Сергей Сагайдачный!»

Аттракцион был еще в середине, когда за кулисами, опустевшими было ко второму отделению, снова сделалось многолюдно: готовясь к финальному выходу, возле форганга начали собираться артисты. Оправляя парадные костюмы, вполголоса переговариваясь о предотъездных своих делах, они становились по четверо в ряд. А там, за форгангом, из-под которого била яркая, режущая глаза полоска света, — там дальше разворачивался аттракцион: резкими выхлопами глуша оркестр, мчались мотоциклы, и зал восхищенно следил за взлетами, виражами и петлями отважных гонщиков. Наконец настала высшая точка аттракциона. Вслед за коротким сигнальным свистком моторы взвыли с такой предельной пронзительностью, что не только в зале, но и за кулисами все притихло, замерло.

Буря аплодисментов заключила аттракцион. Минутой позже, праздничной колонной ступив на манеж, участники представления примкнули к Сагайдачным. Снова овация, цветы и цветы, такое обилие цветов, как будто южноморцы без остатка опустошили все свои сады и оранжереи.

За кулисами ждал директор. В каждом цирке свято соблюдается эта традиция. Как в первый, так и в последний день директор идет за кулисы, поздравляет с успешным началом или завершением программы.

Добравшись до Сагайдачных, директор напомнил:

— Значит, как условились. Из цирка прямо ко мне.

Это тоже было своего рода традицией. Принадлежа к старшему поколению цирковых хозяйственников, южноморский директор в любой программе насчитывал немало давних знакомцев. Как же было не пригласить на прощальный ужин. Впрочем, на этот раз, изменив заведенному порядку, решил ограничиться одними Сагайдачными. И объяснил жене:

— Думаю, так лучше будет. Не скажу, чтобы Сережа и Аня спесь разыгрывали. А все же как-то они особняком.

Потому и собрались за столом всего-навсего Сагайдачные, хозяева дома и еще их родственница, приехавшая погостить.

Первый тост провозгласил директор. Склонный к полноте, он то и дело покрывался испариной, но живость сохранял:

— Все налили? Коли так — за странствующих и путешествующих. Само собой, подразумеваю отбывающих на Урал!

Второй тост предложила директорша — вся в кудряшках, с округлыми локотками:

— Смотрю на вас, Сергей Сергеевич, и не налюбуюсь. Про Анну Петровну вообще говорить не приходится: как была, так и осталась писаной красавицей. А вот вы. Определенно эликсиром каким-то секретным располагаете. За это самое — за вечную молодость вашу — и предлагаю поднять бокалы!

Сагайдачный, комично вздохнув, притронулся пальцем к виску: это, мол, что, как не седина.

— Не знаю, знать ничего не знаю! — воскликнула директорша, потрясая кудряшками. — Возможно, сами себе из кокетства припудриваете!

Родственница хозяев наклонилась к Анне:

— Смотрела я вас давеча. И до того три вечера подряд смотрела. Это же ужас, восторг и ужас, на что решаетесь!

— Такая у нас работа, — пожала плечами Анна.

— Я понимаю, конечно. А все-таки. Сейчас вот сижу с вами рядом, разговариваю, дотронуться могу. А тогда, когда я в цирке смотрела, — честное слово, вы мне казались необыкновенными. Даже представить себе не могла, какие вы в жизни!

— Такие же, как все, — ответила с улыбкой Анна. — В том лишь разница, что приходится чаще переезжать, по-дорожному, на чемоданах жить.

— И не утомляетесь? Неужели все время из цирка в цирк? Я, например, хотя и недавно сюда приехала, а чувствую: определенно тянет уже домой.

Анна рассказала, что в каждом городе, хотя, разумеется, жизнь в гостиницах не всегда способствует этому, она старается создать уют, подобие домашней жизни.

— Нет, все равно я не могла бы так, — зажмурилась родственница. — Я люблю покой, тишину, При вашей работе без геройского духа никак нельзя!

Анна рассмеялась и переменила разговор: обернувшись к директорше, стала ее расспрашивать, какую приправу кладет в салат.

Позднее, когда, поднявшись из-за стола, женщины ушли на кухню, директор усадил Сагайдачного возле себя на диван.

— Так-то! Пожаловаться не могу. С чистой прибылью кончил сезон!

— При нашей помощи, — напомнил Сагайдачный.

— Это само собой. Без крепких артистов программы нет.

— Без аттракциона—вот без чего нет! — снова, на этот раз с нажимом, напомнил Сагайдачный. — Кассу, прежде всего мы, аттракционщики, обеспечиваем. Разве не так?

Последние слова он проговорил с такой себялюбивой убежденностью, что директор не смог удержаться от ответа. Обычно он избегал вступать в спор с артистами, а тут покачал головой:

— Ты послушай, Сергей Сергеевич, какая в позапрошлом сезоне история приключилась. Запланировали мне аттракцион с хищниками, а в последний момент осечка: в карантине задержали зверей. Что тут делать? Чем программу заканчивать? А ведь ничего, обошелся. Воздушный номер, полет перекрестный, поставил на конец второго отделения. И что ты думаешь — молодежный этот номер зритель принял на «ура». Принял как должную концовку всей программы!

— К чему притча эта? — насторожился Сагайдачный.

— Лишь к одному. Про твой аттракцион, Сергей Сергеевич, кроме похвального, ничего не скажу: оригинальный, смелый, за сердце зрителя держит. Но ведь бывает и так: багажа с десяток вагонов, амбиции столько же, а работы, как посмотришь, с гулькин нос. Больше того: иной раз до одури аттракцион рекламируем, все внимание на него, а тут же, в этой же программе, имеются куда более сильные номера! Нет, ты меня, Сережа, этим словом — аттракцион — не гипнотизируй. Я, прежде всего, желаю работу видеть — честную, по-цирковому крепкую, А уж как она на афише называться будет — это второй вопрос.

Сагайдачный промолчал. Видимо, понял, что сам натолкнул директора на неожиданную отповедь. Потом спросил, нарушая неловкую паузу:

— Кстати, в главке не приходилось с хозяином новым горноуральским встречаться? С тем, что вместо Князькова.

— Как же. Видел зимой.

— Впечатление какое?

— С первого взгляда разве определишь, — развел руками директор. — Возможно, и дельный, а все равно откуда быть настоящему опыту? Вот, скажем, я. Кем только не был в цирковой системе. И экспедитором, и администратором, и снабженцем. Не то что сено — веники березовые, корм витаминный для слонов и тот заготавливал. Ну, а нынешние в практическом отношении, конечно, послабже!

Из кухни вернулись женщины.

— Не пора ли, Сережа, домой? — спросила Анна. И объяснила: — Сын наш моду завел — ни за что не уснет, пока спокойной ночи ему не пожелаем.

— Как он у вас? — поинтересовалась директорша. — К цирку тянется?

— Дай волю — не отогнать от манежа! Весь в отца!

— Это точно, — поддакнул Сагайдачный. — Шустрый парень. Сам помаленьку его обучаю. Кульбитик, стойку руки в руки — это он запросто.

Улица встретила долгожданным теплом. Внизу, под откосом бульвара, в легкой зыби отражались причальные огни и тоже, как всё в этот вечер вокруг, казались потеплевшими. Неторопливо и вольготно шагая, Сагайдачный подумал, что теперь-то самый подходящий момент вернуться к рассказу о поездке в Москву.