Трое нас и пёс из Петипас - Вацлав Чтвртек

Но пан Роучек уже заметил, что я сижу мрачный как туча.

– Послушай, Тонда, у тебя такой вид, словно куры съели всех твоих червей.

Не успел я ответить ему, как Руда сказал:

– Эти Петипасы, пан Роучек, отравляют нам всю жизнь. Как-никак, мы привыкли к Праге. А что такое Петипасы по сравнению с Прагой? Да и вообще, какое может быть сравнение? Словно мы в каком-нибудь Западакове. Факт!

Руда разошелся вовсю. Он не оставил в покое даже петипасских куриц.

– Или взять, пан Роучек, хотя бы этих куриц.

Бродят они тут, где им вздумается. В Праге они и часа бы не прожили. Знаете, сколько там машин!

Руда перевернулся на живот и стал ковырять стебельком в какой-то малюсенькой норке.

– Ох, был бы ты моим сыном! – покачал головой пан Роучек. Он приподнялся, сорвал с ближней ветки яблоко и откусил.

– И яблоки у вас плохие, – не унимался Руда. – Короче говоря, Петипасы – это Петипасы!

Пан Роучек отшвырнул огрызок и наклонился к Руде:

– Был бы ты моим сыном, уж я бы тебя проучил! – и, рассердившись, покинул сад.

Руда продолжал ковырять травинкой в земле.

– Вот видишь, Тонда, как тут с человеком обращаются – ещё и побить грозятся!

После встречи с паном Роучеком настроение у меня испортилось ещё больше. Мы лежали с Рудой в траве и молчали. Разговаривать нам совсем не хотелось. Наконец Руда спросил:

– Значит, и тебе все противно?

Я ничего не ответил, взял книжку, которую он перед этим читал, и принялся листать страницы.

– Ну вот, ещё и ты дразнишь меня!

И снова молчание. От одиннадцатой до семнадцатой страницы. Потом Руда толкнул меня локтем:

– Что нам делать сегодня днем? Мне вовсе не хочется, чтоб в этих скверных Петипасах сын моего отца умер от скуки.

Он, видно, ждал, что я похвалю его за эту шутку, но я не похвалил. Настроение у меня становилось все хуже и хуже. Листая страницы, я случайно наткнулся на слово «предал». И тут же вспомнил об Анче.

Руда подсел ко мне поближе и заглянул через мое плечо в книжку. На пятьдесят шестой странице были нарисованы два негритянских мальчишки. Я немного посмотрел на них и хотел перевернуть страницу, но Руда задержал мою руку и показал пальцем на мальчишку побольше:

– Это Чака, а это его младший брат. Они тоже умирали от скуки. Хоть это и было все в Африке.

Я тихо ответил:

– Я не читал этой книжки.

– Вот я тебе о ней и рассказываю. Они жили там в одной скучной-прескучной деревне.

Я вздохнул:

– Наверное, это были какие-нибудь африканские Петипасы.

И снова взглянул на картинку. На ней была нарисована пустыня. Мелкий-мелкий песок и ни одного камня. Этим африканским мальчишкам даже нечем было пошвыряться. Не росли там и пальмы, – выходит, негде было и полазить. И я сказал Руде:

– Да, им было, пожалуй, похуже, чем нам.

Потом я сорвал яблоко и стал грызть его. Оно было кислое, но какое-то приятно кислое. Я жевал его и уже более миролюбиво смотрел на пустыню и на двух грустных африканских мальчишек. Но тут Руда опять все испортил:

– Если ты думаешь, что им и вправду было хуже, чем нам, то ошибаешься. Как-то раз Чака поймал в пустыне львенка, тогда им сразу стало веселее.

Он перевернул страницу и показал на картинку, где Чака и его брат были нарисованы со львенком.

– Попробуй-ка, поймай в Петипасах льва! Да что льва – хотя бы захудалую курицу!

Вдруг он всерьез о чём-то задумался, даже глаза при этом закрыл. Потом стукнул кулаком по земле:

– Есть, Тонда! Я всё-таки придумал! Мы поймаем какого-нибудь пса и будем его дрессировать!

9

Домой я вернулся уже в четверть второго. Видно, это очень не понравилось пани Людвиковой. Настроение у неё было явно чем-то испорчено. Она сердито переставляла кастрюли на плите и ворчала:

– Один приходит обедать поздно, а другой только сунет ложку в тарелку – и снова из дому. Да ещё стучит ложкой по столу!

Я догадался, что речь идёт о пане Людвике. А пани Людвикова в это время сердито вытирала тряпкой плиту, на которую пролила суп.

– Послушай, Тоник, ты не знаешь, почему пан Людвик с самого утра такой злой?

Я отлично знал, но не сказал об этом ни слова.

На плите снова что-то зашипело, и пани Людвикова, обвернув руку тряпкой, опять загромыхала кастрюлями.

– Целое утро он искал тебя с дождевыми червями по всем Петипасам. А недавно схватил удочки и отправился на речку… Сколько тебе супу?

Я попросил налить побольше, чтобы хоть как-то утешить пани Людвикову.

– Пойдешь за ним на речку?

Я покачал головой.

– Ну как, суп не очень соленый?

Я снова мотнул головой. Пани Людвикова поставила кастрюлю с супом обратно на плиту, села у окна на скамейку и стала смотреть во двор. Как раз когда я доедал последнюю ложку супу, пани Людвикова спросила:

– Скажи, Тоник, тебе не нравится у нас в Петипасах?

Мне не хотелось врать, и, чтобы ни о чем не говорить, я усердно занялся кружочком моркови. Но пани Людвикова больше ни о чем меня не спрашивала. Моя мама тоже делала так, если видела, что мне не до разговоров.

После супа появилось мясо. Настроение у меня сразу улучшилось – в мясе оказалась большая кость, и мне уже не надо было думать о приманке для собаки. Правда, предстояло ещё незаметно завернуть эту кость в носовой платок и сунуть в карман. И мне удалось это сделать, когда пани Людвикова вышла во двор снимать сухое белье.

С Рудой я «должен был встретиться в три часа у трех лип. А пока что я пошел к себе в комнату и стал думать о предстоящей охоте на собак.

Собак в Пети пасах много. Большая часть их, конечно, – за заборами, бегает по садам. Но есть и такие, которые свободно разгуливают по улицам. Ещё утром я приметил каких-то бродячих собак – они носились по дороге и, уткнувшись носом в землю, что-то вынюхивали. Эти собаки наверняка были бездомные. Они были косматые и без ошейников. Значит, и хозяев у них не было. Такого пса может поймать всякий, кто его не боится.

Руда говорит, что он ничего не боится. Пожалуй, я тоже не боюсь собак, если только они не очень большие.

Из окна комнаты был виден кусок дороги за нашим забором.

Я решил подсчитать, сколько собак пробежит за минуту мимо нашего дома. Подошел к окну и засек время. Стояла такая жара, что казалось, воздух дрожит от зноя. Собаки по дороге не бегали – они, наверное, спали где-нибудь в тени.

Я тоже прилег на постель, размышляя о том, сколько радости доставит нам с Рудой пес, который сейчас и не предполагает, что его ждет.

Ровно в три часа я ожидал Руду под тремя липами. Он опоздал на целых пять минут. Мы присели на каменную лесенку под деревьями. Кость я положил между нами.

– Что это такое? – спросил Руда.

Я сказал, что это приманка для собак. Оказывается, Руда после обеда тоже размышлял о предстоящей охоте. И теперь он заявил, что надо поймать пса не слишком большого, но веселого. А я считал наоборот – нужно поймать пса грустного, развеселить его, а потом уж пусть он веселит нас.

– Слишком много хлопот, – лениво протянул Руда. – Попробуй при такой жаре развесели собаку!

Почему бы нам сразу не поймать веселого пса?

Я заметил ему, что у каждого веселого пса наверняка есть хозяин. А ловить чужих собак – это воровство, а возможно, и грабеж.

– Ну, как хочешь, – пожал плечами Руда.

Вдруг он подскочил, сел прямо на кость и громко-громко сказал: – Впрочем, тигров лучше всего ловить в капканы. Я как раз вчера об этом читал.

Я вытаращил на него глаза, а он прошептал:

– Замри, Тонда, – и показал вниз на дорогу.

По дороге брел Лойза Салих и с ним несколько петипасских ребят. Я чуть не поперхнулся от радости. „Ну и ловкач мой Руда!“

Когда Лойза Салих приблизился к нам, мы с Рудой уже спокойно беседовали об охоте на тигров.

Лойза приближался к нам, но как-то боком. Так всегда делают мальчишки, когда ещё плохо знакомы и не знают, с чего начать. Лойза спросил нас:

– О чем это вы тут советуетесь?

– А ты угадай, – ответил ему Руда.

– Подумаешь, воображают тут! – обиделся Лойза.

Вслед за ним насупились и все остальные. Они ещё немного постояли, посмотрели на нас, а потом медленно побрели к станции. Они о чем-то совещались на ходу, все время оглядываясь на нас.

– Со здешними ребятами нужно уметь обращаться, – похвастался Руда.

И мы стали совещаться дальше. Мы решили не ловить собак на этой дороге: здесь ходит слишком много народу. Руда сказал, что знает одну улицу, которая почти всегда безлюдна. Мы взяли кость и отправились на эту улицу.

Улица и вправду была хороша. Дома по обеим её сторонам утопали в садах. В садах пестрели цветы, распевали птицы. Народу здесь ходило так мало, что даже на дороге зеленела трава. На середине улицы у канавы рос огромный лопух. Мы спрятались за ним и ещё разок посовещались. В конце концов мы пришли к такому решению: поймать красивого печального пса средней величины. Руда тут же придумал, как его поймать. Он вынул из кармана штанов веревку и привязал к ней кость. Затем положил кость на видном месте и протянул веревку, посредине улицы прямо к нашему лопуху. Веревку он засыпал землей, чтобы пес её не заметил.