Стрекоза - Хх Миро

Стрекоза подлетела ближе, Борис потихоньку пятился, сеп просто смотрел.

— Я вот так вот боком, не спуская с него глаз, медленно отходил подальше. Подумал, может это мой взгляд так на него действует, что он не нападает.

Было видно, что когда Борис отдалился от сепа достаточно далеко, тот медленно поднялся, сделал вперед три или четыре шага и снова лег.

— Так происходило несколько раз. Увидишь ещё. Он не делал резких движений, не скалился, не рычал. Я отходил, он подходил. Я попытался идти быстрее, главное было не побежать.

Какое-то время мы молча смотрели, как они так шли — Борис, полуобернувшись назад, а следом сеп, держа дистанцию. Впереди показался валун.

— На этот камень мне страшно захотелось залезть, хоть я и понимал, что это не спасёт. Поэтому, когда я дошел до камня, то просто прислонился к нему и обессиленно сполз. Мне вдруг стало всё равно, что будет дальше. Видимо, а добоялся до предела.

И я увидела, как медленно идущий следом сеп метрах в десяти от валуна остановился и снова лёг.

— Причём, он будто бы старался на меня не смотреть, глядя всё время куда-то чуточку мимо меня. Может, он на стрекозу смотрел?

Я пожала плечами.

— А я не знал, что там стрекоза. Не знал, что нас трое.

— С того самого момента она всё время с вами. Она и сейчас где-то тут, только я не знаю, где конкретно. Смотрит на нас. Сидит где-нибудь на ветке и смотрит…

Потом два дня мы просто шли. Я уже ни на что не смотрела. Была где-то рядом стрекоза или нет, я не знаю — в МКР сдохла батарея. Даже если стрекоза и включалась, чемоданчик на это больше не реагировал. Борис сначала нёс его, несколько раз предлагая бросить, но я не соглашалась. Тогда он отказался нести и дальше я несла сама, хотя сил не было. Правда, он взял у меня пистолет. Еды и воды у нас тоже не было, а пить хотелось ужасно. Я бездумно тащилась по бездорожью за Борисом и, кажется, уже не соображала, где я и куда иду. Очень болели ступни ног. Хотелось разуться и идти босиком, но я знала, что босиком тут не пройдешь и километра — шипы, жёсткая трава, острые камни. Сначала я держала во рту золотые сережки-гвоздики, перекатывала из языком и посасывала, чтобы выделялась слюна, но на второй день это уже не помогало. Мне стал слышаться шум и плеск воды, а временами казалось, что я даже вижу впереди озеро или водопад на склоне далеких гор, но я знала, что нет здесь ни озёр, ни водопадов. Поэтому, когда на второй день ближе к полудню стрекоза вдруг показалась и снизилась передо мной, максимально сократив дистанцию, я сначала не придала этому значения. Мало ли что может привидеться. Лишь когда она в третий или в четвертый раз повторила свой маневр, я остановилась, глядя на неё, и подумала:

«Что она делает? Она же, приближаясь ко мне, перестает видеть Бориса, а это противоречит программе.»

Я уже бредила. Борис шел, не оглядываясь. Наверное, он даже не услышал, что я остановилась. Я оглянулась назад. Там стоял сеп и смотрел на меня. А может, там и не было никакого сепа. Где бы он прятался в этой степи…

Стрекоза, еще мгновение повисев передо мной, резко порхнула влево, потом замедлилась, сделала небольшой круг и снова вернулась, остановилась, и снова повторила круг влево. Когда она стала это делать в третий раз, я прохрипела:

— Она нас куда-то зовёт…

Борис, ушедший метров на двадцать вперед, остановился и повернулся:

— Что?

— Она нас куда-то зовёт… — повторила я, указывая на стрекозу.

— Куда?

— Откуда я знаю…

— Она может куда-то звать?

— Нет. Но она зовёт.

И я повернула налево и пошла за стрекозой.

Через два часа стрекоза привела нас к ржавой туше сгоревшего и заваленного на бок бронетранспортера. Я знала этот бронетранспортер, я видела его пару раз на мониторах во время дежурств. От него до базы было километров девяносто и стало понятно, что если нас не обнаружат с базы, то сами мы не дойдем.

— Нужно обыскать бэтэр, — проговорил Борис. — В нем должна быть вода, иначе зачем она нас сюда привела…

И он полез внутрь через распахнутые задние створки. Я села, прислонилась спиной к корпусу и вытянула безумно болящие ноги. Было слышно, как Борис внутри что-то двигает и гремит железками. Я впала в полуобморочное состояние и ничего, кроме жажды и усталости не чувствовала. Когда я открыла глаза в следующий раз, Борис стоял передо мной.

— Там ничего нет, — сказал он.

— Надо в радиаторе посмотреть, — сказала я. — Что они в радиатор заливают?..

В результате нам удалось слить из системы охлаждения больше трех литров воды. Не знаю, какой у неё был цвет, запах и вкус, но я её с жадностью пила. Когда я сделала пять или шесть глотков, Борис забрал у меня лоток, который мы приспособили для сбора воды:

— Хватит!

Потом он сам отпил несколько глотков и сказал:

— Неизвестно, что в эту воду намешано и как давно она протухла. Её бы фильтрануть и скипятить. Зажигалка же у нас есть? Я знаю одну местную траву, которая, если постараться, то горит…

Взять воду с собой мы не могли. Был лишь «лоток» — неглубокая металлическая крышка сантиметров 30 на 50 размером. Нести в такой воду невозможно.

— Нужно оставаться здесь, — сказала я, когда мы укладывались спать. — Я за два месяца дежурств видела этот транспортёр два раза, а это значит, суда залетают наши стрекозы. Если мы останемся здесь, через два-три дня нас кто-то увидит. Три дня с водой мы продержимся.

— А нашу стрекозу на базе видят? — спросил Борис.

— Если бы видели, то нас бы уже забрали.

— Не могла же она соображать, что в бэтэре есть вода? — бормотал Борис, пристраивая голову на камень. — Или могла?

— Нет, конечно! Они понятия не имеют, что люди должны что-то пить и есть. Человек для неё всего лишь приоритетный объект наблюдения, за которым она по возможности должна следовать в пределах отведенного ей района. Но она нас сюда позвала.

— Интересно, где она сейчас?

Я пожала плечами…