У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания - В. Сахаров

Ставка, узнав о споре, имевшем место в Военном совете, потребовала выполнять директиву об оставлении Одессы. Но к этому времени разногласий уже не было: все поняли, что уход отсюда армии неизбежен — надо отстаивать Крым…

5 октября отбыл из Одессы тяжело заболевший генерал–лейтенант Г. П. Софронов. Расставаться с Георгием Павловичем в такой момент мне было особенно тяжело. Но командовать армией он был не в состоянии. Назначать преемника Софронову пришлось нам самим — ждать, пока решат вопрос о новом командарме наверху, не было возможности. Военный совет единодушно пришел к выводу, что возглавить армию должен командир 25–й Чапаевской дивизии генерал–майор Иван Ефимович Петров.

Ему пришлось прежде всего решать вопрос о том, как организовать вывод войск из боя и эвакуацию армии. К тому времени у работников оперативного отдела штаба уже возникала мысль: нельзя ли отвести войска с рубежей обороны не последовательно, как предполагалось до сих пор, а все сразу? И. Е. Петров одобрил эту идею. Я его в этом поддержал. Штабу было приказано переработать план эвакуации. Военный совет OOP утвердил новый план, в основу которого был положен уход из Одессы всех войск одновременно.

Непосредственно в боевых порядках насчитывалось около 50 тысяч человек. Всем им предстояло в одну ночь — на 16 октября — погрузиться на транспорты вместе с оружием и отбыть из Одессы. Флот обеспечивал необходимое количество транспортов и кораблей. Штаб армии подсчитал, что для перехода частей и подразделений с самых удаленных от порта позиций потребуется три часа. Мы надеялись, что намеченный план удастся осуществить, если противник его не раскроет. Поэтому все подготовительные мероприятия проводились в большой тайне.

С 16 часов 15 октября Военный совет OOP находился на борту крейсера «Червона Украина». Через каждый час мы получали доклады о ходе выполнения плана. Все шло хорошо. В 22 часа, как и было предусмотрено, начали погрузку на корабли главные силы армии. Ровно в полночь оставили позиции батальоны прикрытия. Небольшое отступление от графика произошло лишь в самом конце: последние суда отошли от одесских причалов не в 5.00, а в 5 часов 30 минут 16 октября.

По просьбе Военного совета командиры партизанских отрядов, остававшихся в районе Одессы, вели огонь с оставленных нами позиций, мешая противнику заметить отсутствие армии. Партизаны справились с этим заданием отлично. Они обозначали армию и днем 16 октября, а также в ночь на 17–е. Лишь во второй половине дня 17 октября противник осмелился вступить в Одессу.

В это время Приморская армия, готовая к новым боям, находилась уже на Крымском полуострове.

Участников обороны Одессы иногда спрашивают: чем же все‑таки объяснить, что враг, продолжавший в других местах наступать, под Одессой был остановлен? Случайно это произошло или тут действовала какая‑то закономерность?

Мне кажется, рассказанное мною объясняет, что случайно это произойти не могло.

Хочу еще добавить: Приморская армия, и прежде всего ее руководящие кадры, равно как и одесские моряки, а также партийный и советский актив города были предупреждены, что, вероятно, предстоит обороняться на изолированном плацдарме. Это предупреждение имело очень, большое значение, должным образом настраивая людей, заставляя их проникнуться величайшей ответственностью.

И еще надо особо подчеркнуть вот что: под Одессой сложилось исключительно крепкое и тесное боевое содружество сухопутных частей с военными моряками, которое явилось могучей, непреодолимой для врага силой.

Теперь, когда прошло уже более четверти века, порой начинает казаться, что вроде и трудностей‑то особых не было и все шло так, как и должно было идти… Но нет, трудно было очень, особенно вначале, когда решалось главное — сможем ли остановить врага.

Трудности и тяготы Одесской обороны преодолели советские люди, воспитанные Коммунистической партией, ею руководимые. Это и сделало возможным общий массовый подвиг, совершенный воинами нашей армии, моряками флота и жителями мирного советского города.

Полковник В. П. САХАРОВ

МЫ ШЛИ ОТ ПРУТА 

Поднятые по тревоге

Ночью во втором часу, меня вызвали в штаб дивизии.

— Кажется, война, Василий Павлович, — негромко произнес уже находившийся там начальник штаба Михаил Степанович Соколов, когда я появился на пороге его рабочей комнаты.

На столе перед полковником была развернута карта пограничного района. Начштаба уже успел нанести на нее первые знаки обстановки.

— Эх, широка ты, матушка граница! — вздохнул он, поворачиваясь к карте. — Один наш участок — по Пруту от Петрешти до Леово — сто пятнадцать километров. В сущности, полоса для целой армии…

В дивизии я был человеком новым — всего полтора месяца, как, окончив Военную академию имени М. В. Фрунзе, прибыл сюда на должность начальника оперативного отделения штаба. Но я уже привык к неизменной уравновешенности Соколова, к его умению решать вопросы быстро, а распоряжения отдавать неторопливо. Таким оставался начштаба и в этот тревожный, час.

— Товарищ капитан, связывайтесь с частями, — перешел Михаил Степанович к делу. И продолжал таким тоном, будто диктовал мне академическое задание:

— Выслать представителя штаба в девяностый полк и вернуть его к границе… Проверить, как вышли по боевой тревоге на свои участки двести сорок первый и сто шестьдесят первый… Выделить группу командиров для оборудования КП в районе Лапушны…

Последнее распоряжение Соколов отдал уже на ходу — его вызывал командир дивизии генерал–майор А. И. Пастревич.

Так, пока без помех, началась 22 июня 1941 года боевая работа в штабе 95–й Молдавской стрелковой дивизии в Кишиневе.

Части дивизии были разбросаны по территории Молдавии, воссоединенной меньше года назад с Советским Союзом. Два полка находились в лагерях вблизи новой госграницы.

Нельзя сказать, чтобы для меня и моих товарищей война началась совершенно неожиданно. В последние недели многое указывало на вероятность конфликта.

Командир нашей дивизии получал от начальника войск Молдавского погранокруга генерал–майора Н. П. Никольского информацию о передвижении румынских частей вблизи границы. При последней встрече с комдивом генерал Никольский сообщил, что на западном берегу Прута, против участка, прикрываемого 95–й дивизией, находятся уже две румынские дивизии, а за ними — две немецкие.

Примерно две недели назад и штаб корпуса предупредил нас о возможности провокаций на границе. После этого мы проверяли в частях боевую готовность, проводили учебные тревоги. С 18 по 21 июня в дивизии проходили тактические учения. Они проводились недалеко от границы и были максимально приближены к боевой обстановке.

И все‑таки война в чем‑то застала нас врасплох. Еще не верилось, что она действительно началась. Очень хотелось надеяться, что это просто пограничный инцидент, который сегодня же будет ликвидирован.

— Как свяжемся с войсками? — спросил я начальника связи майора Пазникова.

Вопрос был не праздный, но самолюбивый Иван Николаевич Пазников, кажется, даже обиделся.

— Связь есть и будет, — хмуро ответил он. Берите трубку и разговаривайте.

Начальник связи, оказывается, заранее позаботился об использовании линий гражданской телефонной сети. Конечно, это не гарантировало от подслушивания, но выбора не было. Оставалась, впрочем, еще возможность посылать куда нужно людей на автомашинах.

До рассвета штаб жил в состоянии напряженной неопределенности. А чуть забрезжил рассвет, над городом появились чужие самолеты, и мы услышали первые разрывы бомб. Донесения, которые начали поступать из частей, рассеяли последние сомнения относительно характера происходящих событий. Наши 241–й и 161–й полки вели вместе с пограничниками огневой бой с румынскими войсками, пытавшимися форсировать Прут. Авиация противника пробомбила наши лагерные районы, но полки, поднятые по тревоге, к тому времени успели уйти.

Как уже было сказано, 95–й дивизии пришлось обороняться на очень широком фронте—115 километров. Дивизия была полнокровной и считалась хорошо подготовленной, имела боевой опыт — она участвовала в войне с Финляндией. Но наша полоса обороны превышала норму общевойсковой армии. Осложнял задачу и характер местности: лесистые горы Кодры затрудняли переброску войск и управление ими. Естественно, у всех в штабе возникал вопрос: скоро ли и какие другие дивизии прибудут на границу? Ничего определенного на этот счет мы не знали.

Вечером 23 июня штаб дивизии выехал на новый КП. Над городом шел воздушный бой. Пятерка наших истребителей бесстрашно атаковала большую группу вражеских бомбардировщиков. Два из них у нас на глазах задымили и рухнули вниз.