Петр I - Василий Берг

торжественно вступило в Амстердам. Помимо пышного приема и прочих радостей местные власти устроили в заливе «потешное» сражение сорока легких кораблей, разделенных на две эскадры. Одним из кораблей командовал Петр, получивший от этой затеи большое удовольствие. Да и вообще всему посольству в Амстердаме понравилось. «Послов наших дарили статы голландские: большому послу цепь золотая, весом десять фунтов, с гербом голландского государства; другому послу восемь фунтов; дьяку Прокофию Возницыну (пол) – шеста фунтов;[32] дворянам цепи по ста двадцати золотых. [В Астрадаме] октября 28-го огненные потехи были, триумф: во всем городе огни горели и ракетки пущали предивные; за одну ночь, чаю, несколько сот тысяч пущено, на радостях, что во всей Европе мир состоял у всех государей (с французским королем)».[33]

В Амстердаме Петр продолжил работать на верфях, где в начале сентября был заложен фрегат «Петр и Павел», и изучать европейскую жизнь. Практической пользы в Голландии было получено много, а вот политические выгоды приобрести не удалось. Голландцы, только что замирившиеся с Францией после девятилетней войны, отказались присоединяться к антиосманской коалиции, сколачиваемой Петром. Их можно было понять: Россия далеко, а Франция близко, и осложнять отношения с ней опасно. К 21 октября 1697 года дипломатические дела были завершены, но посольство оставалось в Амстердаме до января 1698 года – достраивали заложенный фрегат, нанимали специалистов на царскую службу, продолжали изучать производство, договаривались о закупках оружия и прочего нужного.

7 января 1698 года Петр (по своему обыкновению – впереди посольства) отбыл в Великобританию, которой в то время правил король Вильгельм III. Разумеется, не обошлось без знакомства с королевскими верфями, находившимися в Дептфорде близ Лондона. Здесь Петр уже не махал топором, а изучал теорию кораблестроения, превратившись из плотника в инженера. Для царя и его сопровождения был арендован дом Джона Ивлина, видного ученого и одного из основателей Королевского научного общества. В своих мемуарах Ивлин пишет, что за три месяца дому был нанесен такой урон, словно в нем квартировал целый полк солдат: выбитые окна и двери, выломанные паркетины, ободранные обои, расстрелянные из пистолетов картины. По оценке Ивлина, сумма ущерба составила триста пятьдесят фунтов, которые были сразу же ему выплачены. Надо сказать, что быстрый расчет без торга не смягчил Ивлина, который называл Петра и его свиту «отвратительной компашкой». Впрочем, в расположении Ивлина Петр не нуждался, ведь тот не был ни корабельных, ни каких-то иных дел мастером, а специализировался в садоводстве, параллельно проявляя интерес к архитектуре и нумизматике.

Главным лондонским достижением стала продажа семилетней монополии на импорт табака британскому аристократу Перегрину Осборну[34]. Монополия обещала ежегодную прибыль в двести тысяч рублей (огромные деньги!). Особорн колебался, поскольку знал, что в глубоко религиозной России табак считается сатанинским зельем, но Петр пообещал, что изменит взгляды своих подданных. Первый шаг по приобщению населения к табаку, за употребление которого при царе Алексее Михайловиче рвали ноздри, секли кнутом и отправляли в ссылку, был сделан Петром еще незадолго до отъезда за границу: 1 февраля 1697 года вышел царский указ о разрешении торговли табаком в питейных заведениях – «продавать оный явно в светлицах при кабаках».

Соглашение было выгодным вдвойне (если не принимать во внимание вред здоровью россиян) – на деньги, вырученные за табак, Осборн должен был закупать русские товары. Таким образом прибыльный для казны импорт вдобавок стимулировал экспорт. Приобщение подданных к табаку планировалось масштабным – ежегодный объем табачного импорта составлял две тысячи двести семьдесят тонн (десять тысяч пятисотфунтовых бочек).

На прощанье Петр получил от Вильгельма заверения в дружбе и яхту The Royal Transport[35], за которую отдарился с лихвой крупным необработанным алмазом. О подарке Петра известили письмом еще в ноябре предыдущего года, называя его «защитником христианской веры, доблестно сражающимся против общих врагов – Турции и Крымского хана». Врагом Британии в то время была не столько сама Османская империя, сколько союзная ей Франция. Петр сколачивал антиосманскую коалицию, а Вильгельм – антифранцузскую. В целом визит в Британию можно было считать удачным. В уже цитированном выше «Журнале» записано: «Часто его величество изволил говорить, что оной Английской остров лучший, красивейший и счастливейший есть из всего света».

Многие историки считают, что проект церковной реформы, поставившей православную церковь под юрисдикцию государства, Петр вынес из Британии после знакомства с англиканской церковью, основанной в первой половине XVI века королем Генрихом VIII.

Далее, через Амстердам, Великое посольство направилось в Вену. В Габсбургской монархии, не раз воевавшей с османами за северную часть Балканского полуострова и территории Венгерского королевства, Петр видел одного из главных своих союзников. Но у императора Леопольда I, недавно закончившего воевать с Францией, не было желания «лезть из огня да в полымя», обостряя отношения с Османской империей, так что трехнедельное пребывание в Вене никаких политических выгод не принесло. Встретили хорошо, проводили с честью, показали много интересного, но на том дело и закончилось.

Далее Петр собирался посетить Венецию, где вовсю шли приготовления к торжественной встрече, но известие о стрелецком бунте вынудило царя к безотлагательному возвращению домой. Сначала Петр, сопровождаемый небольшой свитой, мчался как бешеный, не останавливаясь на ночлег, но, когда узнал, что бунт подавлен, продолжил путь в обычном темпе. Вечером 25 августа 1698 года Петр въехал в Москву и первым делом направился в Немецкую слободу к своей милой Анне Монс, а затем бурно отметил возвращение в доме Лефорта.

Дипломатические итоги Великого посольства были скудными – кто из европейских правителей и согласился поддержать Россию в борьбе с Османской империей, то только на словах, подобно Фридриху Бранденбургскому. Но слова – это всего лишь слова. Однако же нельзя считать полуторагодовое странствие по Европе бесполезным, ведь оно заложило основу революционных петровских реформ, изменивших Россию до неузнаваемости.

Но прежде, чем переходить к реформам, нужно уделить внимание стрельцам, ведь больше такой возможности не представится, потому что после бунта 1698 года все стрелецкие полки были расформированы: одних записали в обычные солдаты, а других в посадские люди. Стрелецким женам и детям было велено покинуть Москву, причем это повеление сочеталось с запретом давать им работу или же милостыню, рассчитанным на то «чтобы и самого духу стрелецкого боле не осталось».

Восстала элита – стрельцы четырех московских полков, выдвинутых из-за сложной ситуации с избранием польского короля, в Великие Луки. В марте 1698 года в Москве появилось немногим менее двух сотен стрельцов-дезертиров, начавших сеять смуту: «и жалованье нам уменьшили, и вовремя его не выдают, а хлеб нынче вздорожал» (стандартные, надо сказать, мотивы