Подозрительные предметы - Святослав Иванов

Мы поравнялись на пешеходном переходе. Вокруг высились заводские трубы, под ногами текла какая-то слизь. Я заглянул ей в лицо: на нём была написана едва заметная тревога. Не по поводу чего-то конкретного, а насчёт бытия в целом. Она беспокоилась за всех людей как мать за детей, которых у неё, впрочем, и нету у самой. Однако по ней явно чувствовалось, что за какие-то души она ответственна, не знаю, почему.

Зажёгся зелёный цвет, и эта птичка выпорхнула на проезжую часть. Я остановился, глядя ей вслед, чтобы потом случайно не обогнать её. Неторопливо двинулся вперёд через несколько секунд.

Из-за угла вылетел автомобиль – пузатый крупнокалиберный джип – и, визжа тормозами, наехал на женщину. Я оторопело попятился. Из кузова вылез толстый мужчина с короткими волосами, который, матерясь, стал осматривать помятый бампер, из-под которого торчало смятое тело. На дороге рядом лежал платочек в цветочек.

Никаких сомнений, она мертва. Я склонился над трупом и сунул ей в рот монету – на всякий случай, – а потом бросился бежать. Ещё давать свидетельские показания… – что может быть хуже?

Весь день я бродил по городу, следя за птицами и людьми. В конце концов я вернулся в свой район, но домой идти не хотелось. Я улёгся на холодную землю у какого-то куста, думал: так умру, чёрт с ним с героизмом. Ещё не вполне потеплело после зимы, и к утру я наверняка окоченею.

Ко мне подходили какие-то люди и пытались меня поднять, но я старался не реагировать. Кто-то даже просидел со мной долгое время, что-то рассказывая и объясняя, но я не слушал, а всё думал и думал, перебирая факты и воспоминания. В конце концов я задремал.

Фуникулёр поднимает сыщика на пустынную площадку между двумя отвесными спусками. Горы, ёлки, снег. Будто бы прогуливаясь, он некоторое время описывает круги вокруг станции фуникулёра. Для пущей красоты и беззаботности он насвистывает незамысловатую мелодийку, но внутри он напряжён как струна, холоден и расчётлив.

И вот, рассекая склон, нисходит птицеголовый. Он деловито подъезжает к сыщику, тот разворачивается к нему лицом и изрекает:

– Постой. Я могу сам. Я думаю, тебя это спасёт.

Зверь стоит, оторопелый и подозрительный. Уткнув лыжные палки в наст, сыщик ловко достаёт кинжал из сапога и показывает птицеголовому.

– Вот, смотри. Настоящее лезвие, никакого обмана.

Чтобы показать, что нож по-настоящему остр, сыщик лёгким движением взрезает себе палец, на снег капает кровинка. Птицеголовый почтительно кланяется, поверив в эту милость.

Сыщик уверенно бьёт себя ножом в грудь – туда, где сердце. Жадно захватывая воздух ртом, он валится на снег, из-под него течёт бурая жижа. Из последних сил он колет себя в сакральные точки, обязательные для этого жертвоприношения. Зверь смотрит на это, но дотронуться до человека не имеет права, иначе он становится жертвой, и его самоубийство бессмысленно. Если предполагаемая жертва зверя убивает себя сама, то следующее сгорание птицеголового становится последним – и он освобождается от своего многолетнего труда.

Но надо спешить: и, не проверяя, мертв ли человек, зверь стремится на ту точку, с которой он триумфально съедет вниз. Высота взята – и вот он уже берёт старт, не отрывая взгляда от сыщика, истекшего кровью. Зверь на лыжах несётся вниз и вдруг видит, что жертва приподняла голову, а из здания станции выбежала какая-то женщина. Зверь пытается затормозить, но ему вослед уже пущена лёгкая лавина, и он продолжает движение вместе с идущим под ногами оползнем.

Р-р-раз! – и птицеголовый срывается с обрыва, несётся вниз, колошматится о камни – и только там вспыхивает, биясь в жутких муках. Очевидно, скажет потом старый врач – а по совместительству специалист по мифологии – инцидент будет трактован как попытка обмана в сговоре с человеком, и напортачивший Ра будет направлен на новую многовековую пытку, ещё более изощрённую, чем горные жертвоприношения.

Огромный червь ползёт по рельсам, закапываясь глубже и глубже в Нечерноземье. Внутри червя – своя жизнь, своё микро– и макро-, свои социальные слои, распределённые по годовым кольцам, свой спрос и предложение: маркитантки ходят туда-сюда по пищевому тракту, торгуя преимущественно хлебом и зрелищами.

Я останавливаюсь посреди дороги и давлю червя, аккуратно, носком ботинка, на две половины: ползите теперь в противоположных направлениях: «На Москву» и «От Москвы». Тяжело, конечно, второму, без какой-то конкретной координаты, но это каждому суждено либо всегда идти к заветной цели, либо куда угодно – но только от неё.

Отпочковав зёрна от плевел, иду дальше. Мой путь обрамляет галерея деревьев, которые вот-вот оперятся, из каждого заветного дупла торчит по богу-птице. Дятлы трудятся, опять же. На одноэтажных домиках с чердаками – нарядные раскрашенные наличники, вот только окна заколочены. Не разворовали чтоб добро, которое и так никому не нужно. Я так погляжу, невостребованное добро злом и зовётся.

Голова – нет, а вот ноги помнят дорогу. Добрался до родного дома, отогнул пару серых досок от покосившегося забора. Подобрал оттаявшее яблоко, метнул в сторону прицепа – не попал.

Пролезаю в дом через разбитое окно в чулане. По крысиному дерьму и занесённому в кладовку снегу прохожу дальше – открываю, а потом наглухо закрываю дверь в гостиную. Тут мрачно и тихо, на полу – следы разведённого костра – кто-то за долгое отсутствие находил здесь приют, но сейчас и этого некому сделать.

Тщательно проверяю, закрыты ли все окна и двери, чтобы воздух не просачивался на улицу. Вроде закрыты. Пихаю в печь всё, что более-менее сухо: старые книги (бросился в глаза цитатник Мао), журналы («Наука и жизнь»), какие-то тетради и папки с документами. Чиркаю спичкой несколько раз.

К тебе взываю, Бог-Птица, к тебе взываю я, недостойный червь. Недостойный, но стремящийся стать достойным путём принесения себя в жертву. Приношу себя в жертву, услышь меня! Хороню себя под гнётом твоей благодатной чайной ложки. Момент – и в море!

С непреложным ощущением красоты и важности момента я смотрю на огонь, подхожу к трубе и задвигаю затворку.

VII

ПРОСТО РАЗМЕСТИЛ ОБЪЯВУ

Страна Балагурия, город Тяпляпград (который модернизаторы алчут переименовать в Бардак-сити, а консерваторы – в Срамобад), дата текущая (она же плавающая). Имею сообщить, что на прошлой неделе я купил фотоаппарат марки Avvakum, который мне по ошибке доставили в двух экземплярах. Второй, мне, разумеется, не нужен.

Я бы мог его продать, но так как я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир, я отдам камеру случайному человеку, сделавшему репост этого сообщения.

Я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир. Я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир. Я с презрением отношусь к современной кредитно-денежной системе и вообще не люблю наш помешанный на деньгах мир.

Поэтому первому дозвонившемуся мы совершенно бесплатно доставим двенадцать эксклюзивных ножей в спину революции. Если вы перепостите это сообщение прямо сейчас, то мы выдадим вам годовой абонемент на посещение похорон на любом удобном вам кладбище. Сотрите защитный слой и выиграйте восхитительную поездку туда, где раки зимуют.

Мы с презрением относимся к современной кредитно-денежной системе. Мы проводим благотворительный аукцион: тот, кто заплатит больше всех, получит уникальную возможность благотворительно сжечь свои деньги на глазах у толпы. Аукцион пройдёт по адресу: улица Святого Бизнеса, дом 22. Дай мильон, дай мильон, дай мильон!

Люди добрые, помогите кто чем сможет. Нам не хватает денег на оплату счёта за электроэнергию, потраченную на мероприятие в защиту отказа от электроэнергии. Нам не хватает денег на взятку за то, чтобы наш сын устроился на работу и мог брать взятки сам, чтобы иметь возможность сам их и раздавать. Мы всё вернём, право слово!

Люди добрые, я остался совсем один! Подайте на спички. Я их продам по одной и куплю на вырученные деньги несколько пачек сигарет и буду продавать их по одной. Потом я накоплю денег и буду ездить челноком в Киргизию, покупать там сигареты, привозить их в Москву, продавать их по местным ценам и постепенно богатеть. Ну а уж когда разбогатею, я наконец-то смогу заняться тем, о чём всегда мечтал – торговлей оружием. Подайте на спички!

Не любим мы наш помешанный на деньгах мир! Ох как не любим! А ну-ка выворачивайте кошельки, господа пассажиры! Это всё в рамках терапии против помешательства на деньгах. Что, не слышали? А мы вас научим. Почему мы вас должны учить? Видите ли, это вы здесь пассажиры, а мы здесь и кассиры, и контролёры, и машинисты в одном лице. Привыкайте.