Последний полет орла - Екатерина Владимировна Глаголева

только что со школьной скамьи. Зрелые мужчины – те, чьими подвигами Альфреда учили гордиться, – неоднократно меняли если не сам мундир, то кокарду на шляпе, но есть ли у него право укорять их за это? Впрочем, майор как будто не обиделся.

– Я-то в молодости был моряком, – сообщил он. – Начинал юнгой, дослужился до капитана. А там пришлось мне сделаться сухопутным и… опять всё сначала. Такие дела, сударь.

Альфред сказал, что ни разу не был в море и не видал кораблей, кроме как на картинках, хотя его матушка – дочь адмирала и двоюродная сестра знаменитого капитана де Бугенвиля. И снова смутился: он хотел подчеркнуть превосходство над собой своего спутника, а вышло, что похвастался родней.

– Вы, должно быть, устали, – добавил он поспешно. – Если хотите, я уступлю вам своего коня. Мы можем ехать на нём по очереди.

Майор махнул рукой.

– Спасибо, конечно, но не мое это дело: я не умею ездить верхом.

– Как же так? – удивился Альфред. – Старшим офицерам полагается лошадь!

– Раз в год, на смотрах. Одолжишь у кого-нибудь… А так…

Они продолжили путь.

– Вы хороший парень, сударь, хотя и «красный», – прохрипел майор с чистосердечием старого армейца. – Каждому свое.

Топ-топ, чвак-чвак, щщщ, щщщ…

– Вам, верно, не терпится поскорее добраться до места, – снова заговорил пехотинец, – а мне, верите ли, на душе привольно и хорошо. Шел бы и шел – вот с этой ушастой скотиной и своей повозкой. Такие времена настали, что лучше уж одному… Только я не гоню вас, не подумайте ничего такого… Знаете, что у меня там?

Он указал большим пальцем через плечо на тележку.

– Нет.

– Женщина.

– А…

Конь продолжал идти вперед, дождь тоже не прекращался; плащ и мундир промокли насквозь, волосы прилипли ко лбу, холодные струйки беспрепятственно стекали по спине Альфреда до самых пяток. Он продрог, проголодался… В самом деле, хорошо бы уже прийти куда-нибудь под крышу, в тепло, к людям! Шагавший рядом майор несколько раз заглянул ему в лицо, словно подстерегая вопрос, и с досадой сказал, так и не дождавшись:

– А вы нелюбопытны!

Альфред пожал плечами. Это верно. Воспитанный стариками, которые сами засыпа́ли его рассказами, не заставляя себя упрашивать и не делая тайны из того, чего «детям знать не положено», он быстро насытился знаниями разного рода, так что в лицее его ничем не могли удивить ни учителя, ни тем более товарищи. Его не любили, считая задавакой, а он не искал дружбы людей, которых ставил ниже себя, потому что их любопытство стремилось лишь заглянуть под покровы, наброшенные стыдливостью, а не приподнять завесу тайны над законами бытия.

– Могу поспорить на что хотите: услышь вы историю о том, как я распрощался с морем, она бы вас удивила, – не сдавался майор.

Юноша понял, что ему просто хочется поговорить.

– В таком случае я охотно ее послушаю.

Судя по приготовлениям, история была длинной и рассказанной прежде уже не раз: прежде чем приступить к ней, майор поправил на голове кивер, дернул плечом, словно подбрасывая сползший ранец (по одной этой привычке можно было узнать старого вояку, выслужившегося в офицеры из солдат), отхлебнул еще из своей фляги и пнул ногой в живот мула, чтобы бодрее шагал.

– Так вот, сударь, было это в девяносто седьмом году. Война шла уже несколько лет, в военном флоте моряков стало не хватать, поневоле взялись за торговый. Так и вышло, что я, капитан двухмачтовой шхуны, изведавшей все пути от Кардиффа до Ла-Коруньи, неожиданно сделался капитаном фрегата и должен был сопровождать караваны с Гваделупы и других островов, охраняя их от англичан. Что ж, человек ко всему привыкает. Только однажды, когда мы стояли на рейде в Бресте, меня вызвали на берег, к префекту, и сказали, что я должен взять на борт заговорщика, приговоренного к депортации. Радости я от этого не испытал, но приказ есть приказ. Я отправился обратно на корабль – предупредить о том, какой груз нам предстояло забрать. И вот в назначенный день и час от берега отчалила шлюпка, взяв курс прямо на нас. День, знаете, был тогда солнечный, конец весны. Небо безоблачное, солнце прыгает зайчиками по волнам, и на душе светло и радостно, не хочется думать о плохом.

Майор вдруг замолчал и взглянул искоса на Альфреда, будто измерив его с головы до ног.

– Вы, сударь, верно, тогда еще пешком под стол ходили. А осужденному, которого ко мне в шлюпке привезли, было, должно быть, столько же лет, сколько вам сейчас. И ростом с вас. Чернявый, хорош лицом, видно, что из благородных. И с ним жена – девушка лет семнадцати. Хорошенькая! Волосы светлые, точно корона вокруг головы, а брови темные, глаза голубые, сияют как звездочки, на щечках ямочки, и всё-то она смеется, всё заливается, как канарейка, – так ей было радостно, что не разлучили их, что они поедут вместе, да еще и в одной каюте с капитаном, и путь предстоит долгий, и увидят они дальние страны… Жандармский офицер, что их привез, вручил мне пакет с двумя красными сургучными печатями – приказ, что мне делать с преступником, – и наказал вскрыть только после того, как я пересеку пятнадцатую параллель. Сердце у меня тогда ёкнуло, как увидел я эти печати, – точно кровью намазано, но сказал, что всё исполню в точности.

Альфред забыл про дождь, печально сыпавшийся с хмурых небес. Бледное продрогшее солнце спускалось к горизонту, прячась за большими мельницами с недвижными крыльями, а он представлял себе яркую синеву, испещренную бликами, и свет любви, сиявший в глазах чудесной девушки.

– Шли мы на всех парусах, а всё ж таки прошло не меньше двух недель, прежде чем мы достигли Азорских островов. И верите ли, сударь, за это время я так привязался к своим постояльцам, будто знал их с рождения. Я не держал их взаперти – куда они денутся? Оружия при них не было никакого, только сундучок с книгами и сменой белья. Болеть они почти не болели – знаете, как бывает с сухопутными, когда с твердой почвы переходишь на зыбкую палубу. Шарль быстро освоился и даже помогал матросам управляться со снастями, а я показал ему,