Битцевский маньяк. Шахматист с молотком - Елизавета Михайловна Бута

class="p1">Начни Коломийцев отнекиваться, потом за ним бы потянулась слава крысы, а ему этого не хотелось. Он клятву верности Пичушкину не давал, а вот за Мишу переживал.

– Не боишься? – с презрением в голосе спросил Александр.

– Тебя? – фыркнул Анатолий и одним движением отодвинул неказистого низкорослого парня, который, по сравнению с ним, и вовсе казался подростком. Пичушкин в тот день за ним не погнался, назавтра нужно было идти в отделение.

На следующий день Пичушкин в назначенное время явился в милицию. В дверях кабинета показался тощий, плохо одетый парень лет восемнадцати. Он держал руки в карманах и смотрел на присутствовавших с каким-то звериным испугом.

– Ну и зачем ты предсмертные записки всех просил писать? – с места в карьер начал допрос оперативник, лихо прокручивая в руках сигарету.

– Не всех, а тех, кто просил в долг денег, иначе б не вернули просто, – спокойно пояснил Пичушкин и опустил голову.

– Если боишься, что не вернут, просто не давай. Не думал об этом?

– Людей, которым должны деньги, обычно уважают, – пояснил парень, после чего в кабинете воцарилось неловкое молчание. Никто не ожидал от учащегося ПТУ столь сложного хода мыслей. Оперативники привыкли считать будущих плотников и столяров промежуточным звеном между обезьяной и человеком. Предположить, что кто-то из них будет строить такие завязанные на уважении схемы, они не могли.

– Одийчук задолжал тебе денег? – спросил наконец второй оперативник.

– Вроде бы уже нет, но я могу дома посмотреть, я записываю все, – ответил Пичушкин, с ужасом разглядывая свои ладони, на которых все еще зияли запекшиеся следы от врезавшейся в кожу веревки.

– Потом посмотришь. Сегодня здесь заночуешь, а завтра еще поговорим. Пока труп поищем. Найдем труп – сядешь, не найдем – посмотрим, – заявил милиционер.

Пичушкин не стал спорить. Несколько дней он действительно провел в камере предварительного заключения, но затем его все-таки выпустили за неимением никаких доказательств, кроме показаний Коломийцева. Пару раз оперативники даже следили за Пичушкиным, когда тот гулял по Битцевскому парку, но парень не делал ничего противозаконного. В основном он подсаживался к какому-нибудь бродяге, доставал бутылку водки и заводил разговор. Конечно, тот факт, что у восемнадцатилетнего парня нет друзей своего возраста и вместо этого он ищет общения среди бродяг, вызывал сомнения в психической стабильности подозреваемого, но этого было недостаточно для ареста.

4

Лишние

1992 г.

В 1992 году война в Афганистане уже закончилась, а первая чеченская кампания еще не началась, но все знали, что идти в армию опасно для жизни. Пошлют в горячую точку, умрешь от голода, а может, забьют и изнасилуют до смерти или безумия, как Сакалаускаса[1]. Так или иначе, многие, отслужив, становились совсем не теми, какими были прежде. Фраза «в армии из тебя мужика сделают» на деле означала то, что, отправившись на службу молодыми, креативными и амбициозными, назад зачастую возвращались озлобленными и сломленными людьми, в которых был развит до предела лишь один талант – умение подчиняться. Отдавать ребенка на два года в условия, где он будет рисковать жизнью, никто не спешил, поэтому в ход шли самые разные уловки и способы избежать службы. Нельзя сказать, что мать Пичушкина так уж переживала, что готова была в лепешку разбиться, лишь бы уберечь сына от армии, но Саша частенько говорил о своем желании остаться на сверхсрочную службу, а женщине казалось, что ничего страшнее и придумать нельзя. Уж лучше в больницу, тюрьму или интернат, там хотя бы все под присмотром и за высоким забоом.

Соседка, жившая этажом ниже, частенько заходила в квартиру Пичушкиных, чтобы посидеть и выпить на кухне. Узнав о том, что Саша оканчивает учебу в ПТУ, она стала периодически расспрашивать Наталью о том, что та собирается делать с армией.

– Сам как-нибудь разберется, – ворчала женщина, всем своим видом показывая, что не хочет об этом упоминать.

– Давай я поговорю с зятем, может, он пристроит его в больницу на обследование, а там посмотрим, – предложила соседка.

Отказываться в такой ситуации показалось неправильным, в конце концов, за спрос денег не берут. Неизвестно, с кем там поговорила услужливая знакомая, да и говорила ли вообще, но после медкомиссии Александра Пичушкина тут же отправили к психиатру, а тот, в свою очередь, послал парня обследоваться в больницу на три недели, которые впоследствии вылились в несколько месяцев.

Поначалу Александру казалось, что психиатрическая больница со всеми ее глупыми правилами, режимом и занятиями во многом похожа на интернат, но уже через пару дней стало понятно, сколь сильно различаются эти учреждения. В интернате дети находились в положении подчиненных на работе, а к правилам относились как к чему-то, что просто нужно научиться обходить. Каждый новый директор пытался закрутить все гайки до предела, но в какой-то момент понимал, что любая школа, в которой соблюдаются все предписания, быстро превращается в тюрьму строгого режима, и ослаблял хватку. Пропускать занятия нельзя, но если участвуешь в самодеятельности, то можно и отпроситься. Выходить за территорию запрещено, но если тихонько и ненадолго, то ничего не стоило сбегать в магазин. В больнице же пациенты пребывали в положении не подчиненных, но животных. Попадая сюда, первым делом ты лишался права называть себя человеком. Плохо кормят, бьют, издеваются или закалывают препаратами? Да кто тебе поверит, ты же сумасшедший. Главврач наделялся абсолютной и стопроцентной властью, которую он делегировал нищему, голодному и озлобленному персоналу больницы: эти люди не в силах были что-то сделать с собственной жизнью, но в их руках оказывались сотни чужих. Речь, конечно, шла не о врачах, зачастую выгоревших и разочаровавшихся в профессии специалистах, которые большую часть времени искали возможность подзаработать, но о младшем медперсонале. У этих людей была ничтожная зарплата и безграничная власть.

– А почему котлету с гречкой нужно есть ложкой? – скривился Александр, когда впервые пришел на обед в столовую.

– Как вариант можешь не есть, накормим через трубку, хочешь? – презрительно фыркнула заплывшая жиром медсестра, следившая за порядком во время обеда.

– А повежливее нельзя? – осклабился Александр, не заметив, как другие пациенты за столами стали усиленно жевать и сосредоточенно разглядывать содержимое своих тарелок.

– Санитары! – тут же заорала женщина, не слишком скрывая, что происходящее доставляет ей удовольствие.

В следующую секунду в помещение вошло двое санитаров. Они совершенно спокойно подошли к Пичушкину, после чего один вывернул молодому человеку руки, а второй молниеносно достал шприц и играючи всадил иглу в бедро. Еще через мгновение Александр понял, что тело уже не подчиняется ему. Он чувствовал, как каждую мышцу скручивает в судороге до боли,