Чудо в Марабране - Александр Ломм

— Какие киношники? Где? — недоумевает бог.

— А вон там, на холме, с машиной! До сих пор еще не уехали!

И Дуванис торжествующе указывает старцу на вершину холма, где между кипарисами виднеется черный лоршес и две копошащиеся возле него фигурки.

Старец, заслонившись ладонью от солнца, пристально всматривается в холм и вдруг, гневно сверкнув очами, раскатисто грохочет:

— Это они! Это определенно они! Я знал, что они где-то тут, поблизости!.. О мерзавцы! О негодяи!.. Идем, Дуванис, я поговорю с ними, с этими твоими киношниками!

— Минутку, ведеор! Они мне тоже не понравились… Но у меня есть вопрос. Можно?

— Говори!

— Вы не видели случайно, ведеор бог, куда подевался народ из нашего села? Они молились где-то тут, неподалеку, и вдруг словно их водой смыло!..

— Чтобы ответить на сей вопрос, милый Дуванис, вовсе не нужно быть богом. Достаточно быть наблюдательным человеком. Твои односельчане при первом же признаке надвигавшейся грозы обратились в бегство. Теперь, поди, сидят по своим дворам и сушат на солнце одежду… А вон виднеются и остатки их молебна!

В самом деле, не далее чем в сотне шагов Дуванис видит торчащие из грязи палки с тряпками, потухшие факелы, рукоятки зонтиков и другие предметы, оброненные сельчанами в минуту панического бегства.

Дуванис окончательно успокаивается: значит, Калия дома!..

— Ну идемте, ведеор бог, к вашим коллегам!

— Идем, друг мой!

Старик и Дуванис покидают теплую лужу и принимаются усердно месить грязь, направляясь к холму…

ЧУДОТВОРЦЫ СПАСАЮТСЯ БЕГСТВОМ

Протер-секретарь был крайне недоволен сфабрикованным чудом. Не в меру обильный ливень оказался не благодеянием для края, а самым ужасным бедствием.

Красавцы кипарисы почти полностью лишены своего зеленого покрова. По склонам холма словно прошелся кто-то гигантским плугом, до того они изгрызаны мощными потоками воды. Поля превратились в бурое пузырящееся болото, которое теперь под палящими лучами солнца курится легкими струями пара.

— Вы перестарались, ведеор Браск! — заявляет протер, обозрев с холма всю эту удручающую картину опустошений. — Сын божий не признает такого чуда!

— Признает! — уверенно отзывается Куркис Браск, продолжая свою возню над упаковкой частей большого аппарата «ММ-222» в багажник автомашины. — Признает, дорогой протер, потому что я свою работу выполнил честно!..

— Да вы поглядите, что вы тут натворили!

— А что такое? Слишком много воды? Я тут ни при чем. Сила выброса конкретных форм из ментогенного поля прямо пропорциональна интенсивности полевого излучения. Таков закон природы… Сколько вы собрали молящихся?

— Не знаю точно… Но, кажется, не меньше ста тысяч…

— Что? Сто тысяч?… Ха-ха-ха!!! Если бы вы, ваше беспорочество, удвоили это число, у нас получился бы прекрасный маленький потоп и из ваших богомольцев ни один не добрался бы до дому — их всех бы унесло в море!.. Я просил у вас десять, от силы пятнадцать тысяч молящихся, а не сто! Это вам, дорогой протер, придется отвечать за такой перегиб!

Секретарь сына божьего сражен столь веским аргументом.

— В здешней провинции так много коммунистов, ведеор Браск, — бормочет он растерянно, — что я велел на всякий случай собрать более ста тысяч богомольцев. Я был уверен, что коммунисты будут агитировать за бойкот молебна… Я думал, что после их агитации у меня останется как раз нужное количество… Я не предполагал…

— «Думал», «предполагал»! Не думать надо было, ваше беспорочество, а соображать. В серьезном деле нельзя без соображения! — насмешливо бросает фабрикант и продолжает заниматься своим делом.

Протер передернул плечами: до чего же неотесан этот марабранский мужлан!.. Да и непривычный гражданский костюм кажется вдруг протеру ужасно тесным, неудобным, унизительным…

Оскорбленный вельможа Гроссерии отошел от машины и продолжал молча осматривать окрестности. И тут он заметил неподалеку от холма странную фигуру человека в ослепительно сверкающем одеянии, а рядом с ним еще одну фигуру, поменьше, полуголую, грязную и взлохмаченную…

— Взгляните-ка, ведеор Браск! Видите старика в сверкающем облачении? Вы здешний, вам лучше знать местные обычаи. Как по-вашему, кто бы это мог быть?

Куркис Браск равнодушно глянул в указанном направлении, вытирая испачканные руки клочком ветоши.

Потом он с досадой пожал плечами и возвратился к машине.

— Откуда мне знать, ваше беспорочество, что тут шляются за личности! Это явно какой-то служитель божий, а значит, мне до него нет дела. Да и вообще, персональную часть обеспечивали вы, сами и разбирайтесь в этих типах! — бросает он на ходу через плечо своему расстроенному партнеру.

— Нет, нет, он не похож на местных жителей… — вслух размышляет протер, не отрывая взгляда от удивительного старца и совсем на сей раз не замечая грубости фабриканта. — Духовным лицом он тоже не может быть, разве что православным попом… Но откуда здесь может взяться православный поп?! Странно, очень странно!.. И при этом, при этом у меня такое чувство, словно я где-то уже его видел, где-то встречался с ним… Не нравится мне это, видит бог единый, что не нравится… Послушайте, ведеор Браск! Давайте отсюда уезжать, пока не вышло какой неприятности!

— Не разводите панику, протер! Посмотрите на этот кисель вместо дороги. Нам не добраться до шоссе, пока грязь не подсохнет. Загорайте пока, вы ведь так мало бываете на воздухе! А на старика плюньте! Мало ли что за старик…

Вдруг протер срывается с места и, разбрызгивая лужи, бежит к машине. Лицо его перекошено от страха, бородка так и прыгает.

— Он идет сюда, ведеор Браск! Я не хочу с ним встречаться! Это пахнет скандалом, очень большим скандалом! Нам нужно немедленно, сейчас же уезжать!

— Экий же вы трус, ваше беспорочество. Испугались какого-то незнакомого старикашки! Сейчас я с ним поговорю по-нашему, по-марабрански!..

Фабрикант одергивает свой пиджак, проверяет, держится ли приклеенная бородка, раскуривает сигару и смело идет навстречу неведомым пришельцам.

Старик в сверкающей ризе и перепачканный грязью молодой крестьянин в майке в самом деле поднимаются по склону холма. Подпустив их шагов на двадцать, ведеор Браск вынимает изо рта сигару и зычно кричит:

— Эй, вы, что вам тут нужно?!

Старик не отвечает и продолжает взбираться на холм.

Крестьянин от него не отстает.

— Вы оглохли?! — снова орет Куркис Браск. — Сюда нельзя! Здесь происходит съемка фильма! Слышите! Уходите обратно!

Однако и на сей раз старик не обращает ни малейшего внимания на грозные окрики. Уставившись Куркису Браску в лицо огромными, пылающими, как угли, черными глазами, он подходит все ближе и ближе, величественный, невозмутимый, суровый…