Мегрэ и виноторговец - Жорж Сименон

Кокассон на мгновение задумался, но тут же решился:

— Да. Мне приходилось у нее бывать.

— С кем?

— С Жанной Шабю. Она знала, что ее муж завсегдатай этого дома свиданий, и ей самой хотелось посмотреть заведение.

— Значит, вы любовник госпожи Шабю?

— Да, был, и, надо полагать, не единственный.

— Когда прекратилась ваша связь?

— Вот уже примерно полгода, как мы не встречаемся.

— Вы бывали у нее на площади Вогезов?

— Да, когда муж уезжал по делам, а это случалось почти каждую неделю.

— Из-за этого вы решили со мной повидаться?

— Нет. Я только ответил на ваш вопрос. Я пришел затем, чтобы узнать, нашли ли вы письма.

Мегрэ, нахмурившись, взглянул на посетителя.

— Какие письма?

— Письма, адресованные лично Оскару Шабю. Не его деловую корреспонденцию. Полагаю, что он хранил их в надежном месте на площади Вогезов, может быть, на набережной Шарантон.

— Вам хотелось бы их заполучить?

— Видите ли, Мег… Это моя жена… Так вот, у нее мания писать длинные письма, где она выкладывает все, что взбредет в голову…

— Итак, вы хотите получить ее письма?

— У жены была довольно долгая связь с Оскаром. Я застал их, и, кажется, он был этим раздосадован.

— Он был в нее влюблен?

— Помилуй бог! Оскар никогда и ни в кого не был влюблен! Просто очередной номер в его донжуанском списке.

— Вы ревнивы?

— В конце концов я смирился со саоей участью.

— У вашей жены были и другие похождения?

— Не смею отрицать.

— Если я правильно понял, ваша жена была любовницей Шабю, а вы — любовником госпожи Шабю. Так, что ли? — В голосе Мегрэ звучала ирония, которой издатель, однако, не замечал. — И вы тоже писали на площадь Вогезов?

— Несколько раз.

— Госпоже Шабю?

— Нет, Оскару.

— Чтобы выразить неудовольствие по поводу его отношений с Мег?

— Нет. — Кокассон подошел к самому щекотливому вопросу и постарался принять развязный вид. — Вы, должно быть, не представляете, каково положение издателя книг по искусству. Клиентура очень ограничена, себестоимость невероятно высока. Каждое издание отнимает несколько лет и требует солидных капиталовложений. Вы понимаете, что без меценатов не обойтись!

— А Шабю был меценатом? — невинным голосом осведомился Мегрэ.

— Оскар был очень богат. Он прямо-таки греб деньги лопатой. Я и подумал, что он мог бы мне помочь…

— И написали об этом?

— Да.

— В то время, когда он был любовником вашей жены?

— Одно другого не касается.

— Это произошло после того, как вы их застали?

— Точно не помню, но полагаю, что да. Откинувшись в кресле, Мегрэ уминал большим пальцем табак в своей трубке.

— А вы в то время уже были любовником Жанны Шабю?

— Я так и думал, что вы меня не поймете. О наших отношениях вы судите с точки зрения старой буржуазной морали, которая теперь не в моде у людей нашего круга. Для нас сексуальные связи не имеют никакого значения.

— Отлично вас понимаю. Иначе говоря, вы обратились с просьбой к Оскару Шабю только потому, что он был богат?

— Совершенно верно.

— С таким же успехом вы могли бы обратиться к любому промышленнику или банкиру, с которым не были знакомы?

— Да, если бы оказался в безвыходном положении.

— А разве ваше положение было безвыходное?

— Я задумал крупное издание, посвященное некоторым видам азиатского искусства.

— В этих письмах есть фразы, о которых вы теперь сожалеете?

Кокассону было не по себе, но ему еще удавалось сохранить видимость собственного достоинства.

— Я сказал бы, они могут быть неверно истолкованы.

— Конечно. Люди поверхностные, например, кто не принадлежит к вашему кругу и кому не хватает широты взглядов, могли бы усмотреть в этом шантаж. Правильно я вас понял?

— Более или менее.

— Вы были очень настойчивы?

— Написал три-четыре письма.

— Все по тому же вопросу? И за довольно короткий промежуток времени?

— Я торопился пустить книгу в производство. Один из лучших знатоков восточного искусства уже представил мне текст.

— И Шабю дал вам денег? Кокассон покачал головой:

— Нет.

— Вы были разочарованы?

— Да. Этого я не ожидал. Видимо, знал его недостаточно.

— Он был черствый человек, не так ли?

— Черствый и высокомерный.

— Он ответил вам письмом?

— Даже не дал себе труда написать. Однажды вечером, когда у него на коктейле собралось человек тридцать, я подошел к нему в надежде получить, наконец, ответ.

— И он вам ответил?

— По-хамски: повернулся к гостям и сказал так громко, что все могли услышать: «Да будет вам известно, что мне глубоко наплевать на Мег, а тем более на ваши шашни с моей женой. Перестаньте же вымогать у меня деньги!»

Лицо Кокассона, поначалу бледное, теперь порозовело, а длинные пальцы с холеными ногтями немного дрожали.

— Видите, я вполне откровенно рассказываю о нем. А мог бы помолчать, посмотреть, как повернутся события.

— Иначе говоря, пока не найдутся письма?

— Неизвестно, в чьи руки они попадут.

— Вы встречались с Шабю после того вечера?

— Да, дважды. Нас с Мег продолжали приглашать на площадь Вогезов.

— И вы ходили? — пробормотал Мегрэ с притворным восхищением. — Вы не очень-то злопамятны.

— А что оставалось делать? Шабю был скотиной, но в то же время был сильной личностью. В нашем кругу он унижал не только меня. У него была потребность чувствовать свое превосходство, к тому же он добивался, чтобы его любили.

— Значит, вы надеетесь, что я верну вам эти письма?

— Я предпочел бы, чтобы они были уничтожены.

— И ваши письма и письма вашей жены?

— Письма Мег могут показаться, я полагаю, слишком страстными, даже откровенно эротическими. Что до моих, то, как я уже говорил, их могут неверно истолковать.

— Я посмотрю, чем смогу вам помочь.

— Вы их уже нашли?

Мегрэ не ответил, встал и, давая понять, что разговор окончен, подошел к двери.

— Кстати, — спросил он, — у вас есть пистолет калибра шесть тридцать пять?

— У себя в магазине я держу пистолет. Он уже много лет лежит в одном и том же ящике, и я даже не знаю его калибра. Не люблю оружие.

— Благодарю вас. И еще один вопрос. Знали ли вы, что ваш друг Шабю бывал каждую среду на улице Фортюни?

— Знал. Нам с Жанной случалось этим пользоваться.

— Все. На сегодня хватит. Если понадобитесь, я вас вызову.

Кокассон удалился, гордо вскинув голову. Вернувшись к столу, комиссар снял трубку и попросил телефонистку соединить его с домом на площади Вогезов.

— Госпожа Шабю? Говорит комиссар Мегрэ. Простите, что беспокою, но в связи с разговором, который только что происходил у меня в кабинете, я должен задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, но только покороче: я очень занята. Решено, что похороны будут завтра, в самом узком кругу.

— А церковный обряд состоится?

— Только краткая панихида и отпущение грехов… Я известила об этом лишь самых близких друзей и нескольких сотрудников мужа.

— В том числе Лусека?

— Я не могла поступить иначе.

— И Лепетра?

— Конечно. И личную секретаршу мужа, эту худенькую девушку, которую он называл Кузнечиком. На кладбище Иври мы поедем в трех машинах.

— Известно ли вам, где у вашего мужа хранилась личная переписка?

Последовала довольно долгая пауза.

— Представьте, я никогда об этом не думала и теперь пытаюсь сообразить. Оскар получал очень мало писем на домашний адрес. Ему чаще писали на набережную Шарантон. Вы имеете в виду какие-нибудь определенные письма?

— Ну, например, письма от друзей, от женщин.

— Если он их сохранял, они должны лежать в его личном сейфе.

— А где он находится?

— В гостиной, в стене за его портретом.

— У вас есть ключ?

— Вчера ваши люди доставили мне одежду, которая была на муже в среду. В одном из карманов оказалась связка ключей. Я заметила среди них ключ от сейфа, но потом об этом не думала.

— Не стану больше отнимать у вас время сегодня, но после похорон…

— Можете позвонить мне завтра, во второй половине дня.

— Настоятельно прошу вас ничего не уничтожать, ни малейшего клочка бумаги.

А вдруг ее охватит любопытство и ей уже сегодня захочется открыть сейф, чтобы взглянуть на эти пресловутые письма?..

Затем Мегрэ позвонил Кузнечику:

— Ну, как дела? В порядке?

— А почему бы им быть не в порядке?

— Я только что узнал, что вас пригласили на похороны.

— Действительно, пригласили, хоть и по телефону. Признаться, я этого не ожидала. Мне казалось, я ей неприятна.

— Скажите, есть у вас на набережной Шарантон сейф?

— Есть. На первом этаже. В комнате бухгалтерии.

— А у кого ключ?

— Ясно, у бухгалтера. Наверняка был и у патрона.

— Вы не знаете, хранил Шабю в этом сейфе свои личные бумаги, ну, скажем, письма?

— Не думаю. Получая частные письма, он тут же рвал их на клочки, либо совал в карман.