Искатель. 1983. Выпуск №4 - Сергей Павлов

— Рамон Джанелла, — сказал Копаев, и Андрей увидел, над зеркалом отражателя рыжеволосую, коротко стриженную (это в обычае у десантников) голову незнакомца. Длинное лицо с едва различимыми на загорелой коже крапинками веснушек, длинный некрасивый нос.

— Мстислав Бакулин, Леонид Михайлов, Накаяма.

Чертами лица Мстислав напоминал Валаева. Правда, рот иной формы: разрез чересчур правильный (красивый, но какой-то математически точный), сурово сжатые губы. Волосы русые, глаза гипнотически-пристальные, светло-серые — почти белесые.

— Взгляни теперь.

Андрей увидел на фотоблинкстере свой портрет, перевел взгляд на Копаева.

— Нет, ты посмотри внимательнее.

— Это не я, — сказал Андрей. — Похож на меня… Очень. Но это не я.

— Верно. Не ты. Юс Элдер. Погибший на Обероне друг Мефа Аганна.

Аверьян закрыл фотоблинкстер. Несколько секунд Андрей следил, как загорелые пальцы Копаева застегивают замки портфеля. Опомнившись, проговорил:

— Погоди, Аверьян… почему же раньше…

— …Никто не обратил внимания на ваше с Элдсром необычайное сходство? — Копаев надел свитер, одернул рукава. — Очень просто. Портрет Элдера сделан лет двенадцать назад — в то время, когда командиру десантников было сорок. И чтобы … сходство с Элдером в конце концов стало бросаться в глаза, тебе надо было… э-э… несколько возмужать.

Андрей смотрел в пространство мимо Копаева. В голове была каша. Вопросы, которые он намерен был задать Аверьяну, улетучились все до единого. Он напрочь забыл их. Как будто после знакомства с внешностью Элдера все остальное сместилось куда-то, соскользнуло.

Андрей ощутил, что сидеть ему неудобно: словно колючка впилась в бедро. Он нащупал колкий предмет. Это была пластмассовая «горошина» — неровно окатанная частичка пляжной насыпки.

— Принц на горошине, — прокомментировал Аверьян. — Кстати, в принцах ты ходишь последний рейс. На днях коллегия УОКСа должна утвердить тебя капитаном «люстровика» — дело решенное. Андрей Тобольский, капитан Дальнего Внеземелья… Звучит.

«Звучит», — подумал Андрей.

Он бросил «горошину» за спину, поднялся, приказал автомату убрать светофильтры. Подошел к штативу с одеждой.

— О чем это я хотел спросить?.. Да! А что я, собственно, должен делать на борту «Анарды»?

— То есть ничего в абсолютном смысле этого слова. — Копаев пожал плечами. — С одной стороны, ты на борту официальный гость — технический эксперт. С другой — приятель Агамна. Вот и занимайся потихоньку своими делами, общайся с приятелем. Торопиться некуда, время есть. Две недели. «Байкал» без тебя не уйдет. Вернешься назад, не забудь поделиться со мной впечатлениями.

— И это все?

— Да. В общем и целом…

Просунув голову сквозь ворот свитера, Андрей посмотрел на Копаева.

— А в частности?

— В частности… — Аверьян уставился на золотую эмблему пилота, словно впервые видел ее. — В частности, я полагаю, Аганн будет рад общению с тобой. Но если ты вдруг заметишь, что по какой-то… пусть даже необъяснимой причине твое общество начинает его тяготить, сразу уйди. Немедленно. Оставь своего приятеля в покое. Хотя бы на время.

— Я не способен поступать иначе.

— Ну, знаешь… разные бывают обстоятельства.

Копаев сидел неподвижно, и вид у него был усталый и как будто бы виноватый.

— Связь «Байкала» с «Анардой» раз в сутки, — усталым голосом продолжал Аверьян. — Если за сутки на борту танкера ты ничего такого… гм… необычного не заметишь, сеанс связи будешь заканчивать фразой: «Привет нашим парням — всей корабельной команде». В противном случае условная фраза в конце: «Общий привет». Ну а если тебе там, на танкере, почему-либо станет совсем уж невмоготу, дашь мне понять об этом словами: «Скучаю, очень скучаю». Запомнил?

— Язык лицемерия прост, запомнить нетрудно.

— Язык разведки. И если все-таки «заскучаешь»…

— Не надо, я понял, ты прилетишь и подменишь меня.

Скрипнул диван, Копаев поднялся.

— Итак, до связи?

Андрей пожал протянутую руку.

— До связи.

— Всего тебе самого доброго! — как-то уж очень искренне, тепло сказал Копаев.

Андрей отодвинул легкую бамбуковую дверь. В исполосованном тенями аэрарии по-прежнему было безлюдно.

— Да, вот еще что!.. — произнес Копаев вдогонку. — Только пойми меня правильно и… воздержись от бесполезных вопросов — все равно не сумею ответить. Так вот, я тебя не обманываю, когда говорю, что на танкере, кроме Аганна, нет никого. Но если однажды тебе случится увидеть… ну, в общем, не Мефа Аганна, то знаешь, не придавай этому слишком большого значения. Пройди мимо и постарайся сделать вид, что ничего особенного не заметил. Трудно при таких обстоятельствах изобразить хладнокровие, однако попробуй. Иного совета дать не могу.

Андрей обернулся. Копаев смотрел сквозь жалюзи на сверкающую под солнцем воду. Обтянутая черным свитером спина, руки в карманах. Андрей с такой силой задвинул за собой дверь, что решетчатая стенка отозвалась гулом.

В нескольких метрах от павильона он замедлил шаг. Остановился. Волна бешенства схлынула. А собственно, почему за все человечество голова должна болеть у одного Копаева? Почему все то, чем встревожен функционер МУКБОПа, в той же мере не должно тревожить любого и каждого члена мирового сообщества людей? Скажем, Андрея Тобольского? С какой это стати Тобольский считал себя вправе пребывать в состоянии иждивенческих настроений? Принц на горошине…

5. ПАССАЖ В ЧЕТЫРЕ РУКИ

Когда они, приятно возбужденные увеселительной ездой, ужинали в павильоне действительно уютного кафе «Уют», Андрей заприметил в глазах Валентины озорную лукавинку и подумал, что такого безмятежного дня у них, пожалуй, еще не бывало. Он понял, что влюблен в эту женщину по уши и навсегда. Низко подвешенные над столами большие роскошные лампионы давали мягкий свет, на подсвеченный снизу овал танцплощадки невесомо падали радужные пузырн вперемешку с зелеными искрами. Сквозь решето стен то и дело врывались внутрь павильона отсветы полыхающей где-то в парке феерии светотехнических чудес, и в эти мгновения стеклянные детали интерьера вспыхивали мириадами разноцветных огней. Музыкальная машина без пауз грохотала новинками модного ритма «Конта-модерн». Он ждал, когда Валентине захочется танцевать, и предложил ей выпить шампанского. Она отказалась. С улыбкой, но очень решительно. Ей нельзя. Да, раньше можно было, а теперь нельзя. Нет, ни полбокала, ни даже глотка. Есть причина — перед отъездом сюда она консультировалась с медикологами. Нет, не надо тревожиться, она абсолютно здорова. Дело в другом. Дело совсем в другом… Он догадался: «Великое небо! Ты… Это правда?» Она кивнула: «У нас с тобой будет дочь». — «И ты об этом так… прозаично!» — «Да? А как я должна? Стихами?» — «У нас будет дочь! К чему маневры?! Пусть слышат и знают все!» — «Андрей, не дури. Соседи уже обращают внимание». Он поднял бокал: «За тебя! За нас троих!» Вкуса вина он не почувствовал. Пить не хотелось. Он был пьян без шампанского. Машинально отпил еще. Калинка-малинка моя Валентинка!.. В голове царил радужный беспорядок. Потом все это вдруг прошло. Он почувствовал себя отцом, главой семейства. Рядом сидела жена, мать его будущего ребенка, и надо было эту будущность трезво осмыслить. Ему захотелось немедленно поговорить о семейном. Мешала музыка. «Пойдем, мать, отсюда. Поедем на монорельсе и через десять минут будем дома».