@аватар/@селфи - Юлия Кова(ль)кова

– А что, если я скажу тебе, что если мой эксперимент удастся, то я сумею доказать: всего одна копия этого гена, добавленная в ДНК, увеличит жизнь человека вдвое.

– То есть человек будет в среднем будет жить сто двадцать – сто тридцать лет, – посчитал Рамадан. Лейс кивнул с энтузиазмом:

– А теперь представь, что будет, если в ДНК человека вольются копии такого гена. Очистив организм от стареющих или заражённых клеток, мы фактически дадим человеку бессмертие. Люди смогут жить бесконечно долго, перестанут болеть, и, что самое важное, больше никогда не будет увечных… Немного наивно, да? – перехватил взгляд Рамадана Лейс. – Но поскольку у меня нет прошлого, которым я мог бы гордиться, то я предпочитаю создавать будущее. В конце концов, зачем-то я же появился на этой земле? Вряд ли за тем, чтобы стать убийцей.

Потрясенный Рамадан молчал. Лейс кивнул, посмотрел на свой шортборд7, провел пальцем по его носу и рейлу:

– А теперь, папа, я отвечу тебе на второй твой вопрос. Мы никогда об этом не говорили, но… в общем, я согласен, давай объяснимся до конца.

Лейс вздохнул, сузил зрачки и начал:

– Папа, всю свою жизнь я прожил в двух измерениях. В одном из них, я – никто. Абсолютный ноль. Найдёныш, который не знает, как выглядели его биологические родители, и какой из языков был им родным. Я до сих пор не знаю, где я родился, как меня звали и сколько мне на самом деле лет. Я не знаю, как звали мою мать, жива ли она и что с ней случилось.

– Я могу рассказать тебе, – осторожно предложил Рамадан.

– Нет, папа, – покачал головой Лейс. – Когда-то давно я очень хотел это знать. Сейчас – не хочу. Просто больше мне этого не надо.

– Но – почему?

– Да потому что я понял: правда обо мне может быть ужаснее всех кошмаров. И если моя мать жива, то я не готов стать кошмаром для неё, потому что… ну, потому что она, возможно, меня любила. Хотя бы минуту, но любила меня… В другой жизни у меня есть всё, и всё это благодаря тебе. Ты – мой настоящий отец. Ты взял меня в свой дом, когда я всех ненавидел. Ты был со мной. Ты меня вырастил. Ты пережил мою боль, страхи, кошмар – всю эту мою проклятую социопатию. Я прекрасно знаю, на что ты и Рамзи пошли когда-то ради меня, и я никогда не смогу за это расплатиться. Именно благодаря вам я встретился с вылечившим меня врачом. Это благодаря тебе я смог в первый раз поехать в Оксфорд и выбрать себе профессию, которой я дорожу… Но, папа, пойми: мне действительно не до любви и не до девушек. Нет, я не являюсь поклонником целибата, – Лейс усмехнулся, – и у меня есть приятели. Но – не друзья. И у меня есть девушки. Но это – не любовь в твоём понимании, папа. Все мои связи обрываются очень быстро, потому что я обречён жить с призраками прошлого… Я никому и никогда не смогу рассказать о себе всё то, что знаешь обо мне ты.

Рамадан открыл рот, чтобы возразить, но, подумав, запнулся.

– Вот именно, – кивнул Лейс, наблюдая за отцом. – Это всё из-за прошлого, которое у меня было. И если правда о нём откроется, то я потеряю всё, что только имею. Но гораздо хуже для меня то, что сделают с тобой, если узнают, что человек, возглавлявший внешнюю разведку Египта, взял, да и усыновил шахида… Это даже не смешно, – и Лейс отвернулся. – Так что в моём случае мне нужна только одна женщина – чистая, как лист белой бумаги.

– Что это значит? – спросил Рамадан.

– Ну, – вздохнул Лейс, – поскольку я не готов строить отношения на лжи, то мне нужна такая женщина, которая без колебаний примет обо мне всю правду. Но чтобы принять меня таким, какой я есть, честно и открыто, у женщины не должно быть ни опыта, на который она будет опираться, ни родных, мнению кого она будет доверять, ни собственного прошлого. Она должна понимать меня – но не жалеть. Пусть не любить – но быть преданной. В противном случае в наших отношениях неизбежны возникнут трещины: сначала – элементарное непонимание, потом – шантаж. А там дело и до угроз докатится… Мне нужны такие отношения, где я и эта женщина – мы станем заговором двоих против всего мира. Говорят, такой союз называется страстью, партнёрством, дружбой, – и Лейс насмешливо скривил уголок рта, – но, откровенно говоря, мне наплевать, как это называется. – Лейс помолчал, потом вскинул на Рамадана мерцающие глаза. – Я – не Бог, и я не могу создать для себя идеальную женщину… Правда, однажды я считал, что встретил нечто близкое к своему идеалу. Но эта женщина утопила меня в слезах.

– Ты о Шари говоришь? – догадался Рамадан.

– Да, папа, я говорю о Шари. Я любил её. Может быть не так сильно, как я хотел или мог, но я её любил.

– Но и Шари тебя любила. И сейчас ещё любит. Кроме того, Лейс, если любящая женщина умеет жалеть – это же нормально! – вступился за Шари Рамадан.

– Нет, папа. Это для вас, нормальных людей, нормально. Но я-то не рос как нормальный ребёнок, – сухо усмехнулся Лейс. – С нормальными людьми меня объединяет только одно: желание оставаться не с теми, кто заставляет нас плакать, а с теми, кто заставляет нас смеяться. К тому же у меня есть одно личное пожелание к Богу. – И Лейс улыбнулся, глядя на отца: – Знаешь, папа, я бы очень хотел, чтобы у моей женщины были глаза цветом, как у тебя. Потому что это цвет солнца.

– Почему солнца? – не понял Рамадан.

– Ну, кому-то нравится небо, кому-то – дождь. А я очень люблю солнце, – беспечно пожал плечами Лейс. – Наверное, это потому, что солнце даёт жизнь. А мой Бог – это Жизнь, папа…

– Женщина с глазами цвета солнца, как Сама Жизнь, похожая на идеально-чистый лист идеально-белой и идеально-чистой бумаги, – задумчиво произнёс Рамадан. – Да, интересное сочетание… и к сожалению, абсолютно нереальное… – И тут в памяти Рамадана возникло одно воспоминание: узкий, жёлтый конверт с прощальным письмом Мив-Шер, написанном на хрустящей, идеально-белой бумаге. Слова, сказанные сестрой в сердцах. И – обещание вечной любви. «Твоя Эль-Каед», – написала ему Мив-Шер, много лет назад оставив брату свой адрес в Оксфорде. – И что ты сделаешь, Лейс, если вдруг встретишь такую женщину?

– Я буду предан ей, как пёс, – припечатал Лейс. Но, перехватив взгляд Рамадана, он отчего-то смутился, и, пытаясь перевести разговор в шутку, широко улыбнулся, показывая острые, чуть выдающиеся верхние резцы, после чего громко пощёлкал зубами.

– Ты не на собаку, а на волка похож, балбес… Сделай так, и девушка испугается, – фыркнул Рамадан.

– Мда? – скептически изогнул изящные брови Лейс. – Ну ладно, тогда не буду… Впрочем, такой женщины, какая нужна мне, всё равно не существует, так что и нам с тобой, папа, волноваться не о чем… И теперь, когда мы это выяснили, давай поговорим о наших насущных делах. Итак, мы начали с того, что я просил тебе переехать ко мне. Ты, правда, отказался, но – я тебя очень прошу, пожалуйста, передумай и переезжай ко мне. Мне не нравится, что ты живешь совсем один в Рамлехе. Но я не могу приезжать к тебе так часто, как мне бы хотелось.

– Понимаю, – спокойно кивнул Рамадан. – Тогда я тоже тебе кое-что повторю. Во-первых, мой дорогой мальчик, я тебе очень признателен за твоё приглашение, но из Рамлеха я никогда и никуда не уеду, потому что здесь мой дом. И уж тем более я никогда не перееду в этот, твой Оксфорд.

– У тебя есть причина, чтобы оставаться здесь? – догадался Лейс.

– Да.

– Какая, если не секрет?

– Не секрет. У меня есть сестра, Мив-Шер. Много лет назад она вышла замуж и перебралась в Англию. От первого брака у сестры есть сын. Его зовут Дани. Когда мы с сестрой расставались, то я дал ей обещание никогда не искать ни его, ни её… Но я всё равно жду сестру, потому что знаю, что она любила меня, – Рамадан вздохнул.

– Понятно, – медленно кивнул Лейс. – А во-вторых?

– А во-вторых, верни себе своё лицо и тот цвет глаз, которым Господь наградил тебя. Тогда, может быть, найдётся и любовь, и женщина, которую ты ищёшь.

– Но…

– И это – всё, Лейс, – отрезал Рамадан. – Хватит разговоров. Ты зачем сюда приехал? Меня навестить? Ну, считай, что навестил. На доске покататься? Ну тогда лезь в море, лови свою «зелёную волну» и прыгай там на свою дурацкую доску. Только ноги себе не переломай. И руки… и шею тоже… юный врач, – с ласковой улыбкой фыркнул старик.

– Ладно, abu. Один – ноль в твою пользу. – Лейс рассмеялся. – Но ты всё-таки подумай о моём предложении, хорошо? Я мало чем дорожу, но это… В общем, я не готов остаться без тебя. Я очень люблю тебя, папа.

Стараясь уйти от серьёзности тона, Лейс улыбнулся, быстро встал, прихватил шортборд и зашагал к морю. Дойдя до залива, ловко заклеил «липучку» манжеты лиша вокруг загорелой лодыжки. Забавно потёр обгоревший нос, дождался окончания сета, вошёл в воду и выплыл по каналу на лайнап.

Рамадан смотрел на сына, пока солнце его не ослепило.