Алмазный дождь - Виктор Бурцев

– Дорого… – Сехаку невозмутимо посмотрел Алексу в спину. – Да. Практичный мозг, признак молодости. Я не могу разгласить ни одной детали из его схем. Ни единой. Даже схемы глаз, хотя в них нет ничего сверхсекретного или несущего опасность. Они не хранятся на каких-либо носителях. Я уже забыл большую их часть.

– Напомнить их вам не составит проблем для военного ведомства любой страны.

– Да, я отдаю себе отчет в этом. Вы, вероятно, слышали о стоп-блоках памяти? При малейшей угрозе разглашения они вызывают амнезию. Просто и эффективно. Не каждый решается на подобную операцию… Мало кому хочется рисковать из-за чужих тайн, да еще терять память… Я тоже не желаю такого. Мои воспоминания дороги мне. Поэтому я немного перестроил установленный во мне блок. Даже при гипотетической возможности разглашения какой-либо части моего проекта я умру. Это одна из моих самых красивых разработок. Воля к Смерти. Я не торгую чужой безопасностью. Я зарабатываю себе на жизнь иначе.

– А друиды?

– Друиды? Я уже спрашивал об этом у него. – Сехаку посмотрел в сторону комнаты, где сидел его сын. – И он не ответил мне. Ничего. Он не говорит на эту тему. Когда-то в прошлом он много работал. Пошел по моим стопам. Ему казалось, что в сочетании живого и мертвого таится истина. Не могу сказать, что я не оказал влияния на его воззрения. Ошибка стоила ему дорого. Он пришел к друидам. И работал на них долго. Очень долго. К сожалению, я не могу знать, что произошло там, в колонии… Что создал он там, в лабораториях огромных муравейников, я не знаю. Но, может быть, вам известно: ни один друид не может существовать в одиночестве. В его голове постоянно присутствуют корни системы, корни чужого сознания, как если бы один-единственный муравей ощущал в себе мысли и сознание всего муравейника. Потеря личности дает друиду многое, но эта же потеря его и убивает. Если из сознания рядового друида убрать ростки общей системы, он умрет. Остатки человеческого «я» не вынесут потери личности. Не вынесут того, что Человек стал винтиком машины. В машине нет Духа. Того, что делает человека Человеком. Отдельной Личностью, способной встать против неба, земли и ветра.

– А Кибердруид?

Сехаку наклонил голову, уперев глаза в пол. Чуть наклонился вперед, словно против ветра, дующего в лицо.

– Мой сын пытается исправить эту свою ошибку.

– Ошибку?

– Дух для машины. Это ошибка. Это то, чего быть не должно. Мой сын сделал ее, и он пытается исправить ее. Своими методами… Но насколько я могу судить, не вам осуждать эти методы.

Когда Алекс выходил из комнаты, господин Сехаку стоял перед маленьким зеленым бансаем и смотрел на переплетение маленьких веточек. В спину Алексу смотрело только молчание.

Молодой, щуплый и смертельно опасный японец сидел в той же позе, на том же самом месте. Гордость отца и его самое страшное горе.

На улице Алекса уже ждали. Два одинаково одетых молодых парня. Один из них шагнул вперед:

– Он хотел бы поговорить с вами. – Парень был невозмутим.

– Где?

– Здесь.

Его глаза на миг потеряли фокус, затем восстановили ясность.

– Вы видели его? – Голос был другим. Такой голос звучал под низкими сводами подземного лабиринта, забитого светящейся грязью.

– Видел. – Алекс не любил говорить с нанимателями дважды, особенно когда работа не выполнена.

– И он все еще жив. – Кибердруид констатировал факт. – Мы хотим знать почему.

– Мы? – Но в ответ Кибердруид только промолчал. – Я отказываюсь.

– Почему?

– Он мне не по зубам. Разве этого недостаточно?

– Нет. Мы точно оценили ваши шансы. Вы можете с ним справиться, даже в открытом бою. Потери и ампутацию отдельных органов мы могли бы компенсировать…

Алекс усмехнулся и, повернувшись, пошел вниз по улице. Ветер донес ему вслед:

– Мы хотим знать, где произошла ошибка в расчетах.

– Вы не учли его отца, – бросил Алекс, не оборачиваясь.

Где-то позади мелькнула невысокая фигурка в длинном плаще.

«Видеть то, что не видят другие. Видеть то, что не видят другие…» – Фигурка в длинном плаще скрылась в круговороте улиц.

Нулевой уровень Европейского Купола. Трущобы. Вечер.

– Ну и что? – прервала всеобщее молчание Циркуль.

– Что «что»? – спросил Макс, снимая обруч визуализатора.

– Что тебе тут показалось знакомым? Макс вопросительно поднял брови.

– Ну, я хочу знать, почему ты связываешь то, что происходит здесь, с этой историей? – Циркуль поднялась и снова принялась обыскивать комнату.

Когда она проходила мимо Логуса, тот попытался поймать ее за руку. Циркуль увернулась и, не глядя на своего бывшего дружка, продолжила поиски.

– Что там опять ищешь? – страдальческим голосом спросил Керк.

– Ты тут живешь? Или тоже завалился дождик переждать? – Циркуль выудила из развалов видавший виды кухонный агрегат.

– Ну, живу…

– Живу… – передразнила она Керка. – Тогда дай мне нормальной воды и что-нибудь типа аптечки. И где ты греешь воду… Свинарник…

– Ну конечно, ты привыкла к жизни под куполом в пентхаузе! Горячая вода, чистота, аптечки на каждом углу… – Логус криво усмехнулся. – Напомнить, из какой дыры я тебя вытянул?

Циркуль задумалась, уперла одну руку в бок, а другой в сомнении почесала подбородок.

– Я, кажется, тебе уже говорила?..

– Что говорила?

– Чтобы ты катился в задницу! – И она продолжила поиски, не обращая внимания на ругань монаха. Обнаружив с помощью Керка баллон с чистой водой, Циркуль снова обратилась к Максу: – Так я жду ответа. Что ты нашел общего между этой историей и нашей жизнью?

– Трудно сказать. – Макс помассировал затекшую шею. – Где-то показалось… Нечто общее. Самое интересное в этой истории, что она не выдуманная… Это своего рода архивные данные в литературном изложении. После Пятилетнего Противостояния Анклавов большинство архивных материалов, особенно магнитные носители, пришли в негодность. Поэтому восстановить всю историю досконально оказалось невозможно. Неясно, что стало с этим японцем. И чем закончилась его миссия… Но, как я понимаю, она провалилась. Он помолчал, прислушиваясь к шуму воды.

– Провалилась, хотя это не делает его попытку менее значимой. Глядя на него, – Макс кивнул на кибера, который мелко подрагивал под импровизированным одеялом, – я думаю, что такого жалкого финала для людей можно было бы избежать.

Логус презрительно фыркнул:

– Менее значимой? И чего же в ней такого? – Он встал, стащил с головы обруч и кинул его на пол. – Тронутый японец, сам по сути кибер, пытается уничтожить свое творение (авторство его, кстати, весьма сомнительно). Примитивная обработка идеи о том, что каждый творец стремится к уничтожению своего произведения, убивая в нем самого себя. Желание смерти и тому подобный нравственный вздор. Не могу сказать, что твоя история претендует на что-то неожиданное. И уж точно она не тянет на какие-то «скрытые» знания, как ты хотел бы это представить.

– Не берусь спорить со знатоком, – негромко сказал Макс. – Уж кому-кому, а представителю Церкви Всемирного Порядка положено знать корни своего культа…

– Веры, – поправил его Логус.

– Называйте, как пожелаете, суть от этого не меняется, а корни тем более. И потом, борьба за идею – это благородно. Можно называть это «нравственным вздором», можно презрительно морщиться… Но человек, вставший на такой путь, не может не вызывать уважения. Одна из немногих попыток оттянуть неизбежный финал… Тогда некоторые люди еще понимали, к чему может привести неуправляемая махина стремительной кибернизации общества.

Логус нервно покачал головой и молча отошел к окну.

– И все-таки, – прервала напряженное молчание Циркуль. – Кто такой этот Алекс, кто такой Тамбурин и почему именно Алекс должен убивать этого японца?

– Не в Алексе дело. Убить японца должно было нарождающееся искусственное общество. Хотя и сам Алекс – личность в некотором смысле легендарная, – подал голос Керк. – Особенно в среде трущоб. Существует масса легенд о нем, но за их достоверность я бы не поручился.

– Например? – спросил Макс.

– Я могу рассказать… Многие вообще считают, что он до сих пор жив.

– Нет-нет, погодите, – снова вмешалась Циркуль. Она деловито изучала содержимое аптечки. Сам Керк в эту аптечку не заглядывал со времени ее приобретения. – Во-первых, две истории зараз это много, а во-вторых я так и не пойму…

Ее прервал Макс:

– К нам гости!

В дверь вошел, не скрываясь и ничего не опасаясь, человек. Так мог войти полицейский, главарь крупной банды, человек, защищенный законом, улицей… Однако вошедший не был ни тем, ни другим. Наверное, он мог быть кем угодно, но только не тем, кем он оказался. Никто этого не ждал. Абсолютно никто.

– Ну и с чем она? – с видимым интересом спросил Макс, кивая на плоскую серую коробку.

– Пепперони, – сказал разносчик пиццы, а это был именно он. Негр лет восемнадцати в фирменной ярко-голубой спецовке и высокой конусообразной шапочке с надписью «Настоящая Неаполитанская Пицца». Шапку эту поначалу никто не разглядел.