Мир, который рядом - Юрий Карлаш

  «Я скоро приеду», - объясняла мама.

  «Все будет хорошо», - жестикулировал я.

  Попытку обмена информацией пресек сидящий рядом мусор:

  - Еще один жест – пизды получишь после суда.

  Вскоре заседание перенесли на следующий день. Меня увезли обратно на СИЗО.

  На следующий день в суде появился француз.

  - Значит, вы утверждаете, что Соломин не совершал преступления?

  - Да, Ваша честь.

  - А почему в первых ваших показаниях вы говорите, что вы не только видели, как Соломин избивал потерпевшего Солдатова, но даже пытались остановить Соломина, а позже помогали нести Солдатова на стройку.

  - Нет, этого не было. Я просто испугался, что меня тоже посадят. Поэтому и наговорил на Юру.

  - А теперь вы не боитесь, что против вас могут возобновить дело?

  - Боюсь.

  - Ваши показания слишком запутаны. Следствие все-таки признает ваши первые показания за доказательство вины подсудимого Соломина. Вам есть, что сказать?

  - Нет.

  «Во гад! Был целый год, чтоб подготовиться к суду. Вот ведь тварь! Ладно, я-то свое отсижу, а вот ты и проживешь всю свою жизнь конченой гнидой».

  - Подсудимый Соломин, у вас есть опросы к свидетелю Науменко?

  - Ваня, посмотри мне, пожалуйста, в глаза… Все, спасибо, вопросов больше нет.

  Весь судебный процесс длился две недели. Я делал упор на присяжных, пытаясь доказать свою невиновность. Собрав все факты невозможности совершения мной этого преступления, я давил на них. Прокурор, конечно, постоянно меня перебивал и практически не давал сказать слова. Он тоже делал упор на присяжных и старался выставить меня в их глазах страшным зверем, а не человеком.

  - Вы только посмотрите на него – это же фашист. Он убил человека за его кавказскую внешность. И еще неизвестно – может, это и не первое его убийство. У всех у вас есть дети. И вот из-за таких, как он, их страшно отпускать на улицу. Ведь на месте потерпевшего Солдатова мог быть любой из ваших родных или близких. Я думаю, что таким монстрам, как подсудимый Соломин, не место в нашем обществе. Его место в тюрьме.

  Адвокат, которому я велел не высовываться, все-таки двинул речь в мою защиту, рассказав о том, что от решения присяжных зависит моя судьба и что мне по этой статье могут дать пожизненное заключение.

  - Ну, это, конечно, слишком, - был ответ прокурора. - Пожизненное заключение в этом деле очень строгое наказание. Но вот лет 16-18 я подсудимому гарантирую.

  - Да ты че, гандон?! – не выдержал я. – Ты хоть день отсидел в тюрьме?

  - Не сидел и не буду!

  - Не зарекайтесь! Вы сначала в деле разберитесь, а потом людей сажайте. Ведь у вас многие показания с фактами не сходятся. Кто сказал, что потерпевший был похож на кавказца? Лично я об этом в материалах дела ничего не нашел. Каким образом, по-вашему, я в состоянии алкогольного опьянения мог пронести на себе бездыханное тело человека на расстояние 700 метров? Вы ведь считаете правдивыми показания Науменко, что он помогал мне нести тело? Тогда почему он проходит по делу свидетелем, а не соучастником преступления. Откуда на вещах, которые я не носил, и которые пролежали у меня дома в шкафу около года, вы обнаружили кровь потерпевшего? Почему в суде не выступает эксперт, который якобы обнаружил эту кровь?

  - Я считаю, что вопросы подсудимого здесь не уместны, так как в деле есть все доказательства, подтвержденные документально. Посмотрите на него – он морочит вам голову, господа присяжные. Тем самым он пытается уйти от ответственности. Например, на вопрос о кавказской внешности нам может ответить жена потерпевшего. Гражданка Солдатова, ответьте нам, пожалуйста, ваш муж был похож на кавказца?

  - Да нет. Он был славянской внешности.

  - Как же так? Но ведь его путали иногда, в армии, например, за то, что у него был нос с горбинкой.

  - У моего мужа был нормальный нос!

  - Но ведь вы говорили, что у него была травма переносицы, - никак не успокаивался прокурор.

  - Да, у него была травма в детстве – он упал с качели и сломал переносицу. Но внешне это никак не отразилось.

  - Ну это вам кажется, что не отразилось. Потому что для каждой женщины ее муж самый красивый. А вот люди со стороны замечали горбинку. И Соломин заметил. И принял его за кавказца.

  - Господа присяжные, вам не кажется, что прокурор несет полный бред? – продолжал атаковать я.

  - Подсудимый, вам не давали слова, - заметил судья. – Вот когда сторона обвинения закончит свою речь, вы сможете сказать свое последнее слово, так как судебное разбирательство подошло к концу.

  «Во как, бля. Уже закончено. Им-то что оттого, что я сяду в тюрьму? Они даже не хотят подойти к делу с моей стороны. Им бы только побыстрее отстреляться и пойти домой трахать своих толстожопых, разожравшихся на взятках, жен. А то, что человек покидает этот вольный мир по их вине, им глубоко насрать».

  Прокурор еще долго напрягал присяжных своими тирадами о том, что перед ними стоит очень серьезный выбор, и что он им советует признать меня виновным. А если они меня оправдают, то будут жалеть всю оставшуюся жизнь, потому что я буду убивать их детей за их горбатые носы.

  Вскоре пришло время моего последнего слова:

  -Ваша Честь! Господа Присяжные! Вы видели, как неаккуратно состряпано обвинение против меня. Все это из-за того, что нашим правоохранительным органам нужна раскрываемость преступлений. Так как они не хотят напрягаться и ловить подлинных преступников, им приходится лепить вот такие дела. Но поймите, каждая галочка в их карьере стоит многих лет заключения невинных людей. Я не буду просить у вас пощады, потому что я ничего не совершал. Если у вас есть совесть, вы сделаете правильное решение. Единственное, что я хочу сказать, что как бы меня не поливали грязью в этом зале, я чист. Я чист перед законом, чист перед потерпевшим, а самое главное – я чист перед господом Богом! А он всем нам судья, в отличие от тех, кто по очереди восседает в этом зале. Будьте объективны до конца.

  После моих слов присяжные удалились для вынесения вердикта. По закону на это решение им давалось не менее трех часов. О Боже, как долго длились эти три часа! Ведь когда ты знаешь, что сейчас решится твоя судьба, то места себе не находишь. У меня кончились сигареты. Я сидел в боксике, в котором невозможно было даже шагнуть, покачиваясь из стороны, как душевнобольной, и ждал.

  «Каким будет вердикт? Вот если сейчас оправдают, я прямо отсюда поеду домой с матерью, обниму ее, она расплачется, да и я, наверное, тоже. Приедем домой и заживем заново. Я больше не вернусь в тюрьму. Даже не верится. А если признают виновным… Тогда все. Тогда можно считать, что я живой труп. Ведь мне только 23 года. Дадут лет 18, как хочет прокурор. И кем я выйду? Сорокалетним уркой? И все! Жизни уже не будет. Кому я буду нужен такой? Какая баба станет со мной жить? Останется только опять заезжать на тюрьму раз за разом, пока не подохну. Разве об этом мечтала моя мать, когда растила меня? Разве этого добивался в жизни я? Нет, я хочу жить. Я нормальный человек, я не убийца. Но как же вы не можете понять этого? Сволочи, гандоны! Что же это творится такое? Господи, в чем я провинился? За что понес такое наказание?»

 По истечении трех часов меня опять подняли в зал суда. Вердикт коллегии был следующим:

1. Присяжные посчитали доказанным то, что я избил гражданина Солдатова.

2. Не доказанным то, что я принимал участие в эпизоде с железобетонной плитой.

3. Я заслуживаю снисхождения.

  Такого поворота событий я не ожидал. У меня все плыло перед глазами, и я не мог понять, что значит сие решение. Единственное, что я смог сделать, это выдавить из себя вопрос адвокату:

  - Ну и сколько мне теперь дадут?

  - Юра, ты выиграл, - передо мной мелькала довольная рожа. – Ты теперь будешь осужден по 111-й статье. Завтра будем ходатайствовать, чтобы тебя судили по первой части. Ты молодец. Это небывалый случай в моей адвокатской практике.

  «Не в твоей, мудак, а в моей, - думал я, сидя в автозаке, который снова вез меня обратно. – 111-я – это тяжкие телесные повреждения, а первая часть, если мне не изменяет память, от нуля до четырех лет. Неужели получится? Год я уже отсидел, останется три. Освобожусь в 26 лет, и все девки будут мои. Только бы все срослось».

  Я не заметил того, как сам стал радоваться предстоящему сроку, хотя он должен был быть ни за что. А что делать? Сидеть 18 или 3? Пускай 4. Разница огромная. Вот так в нашей стране, радуешься тому, что тебя не посадили на всю жизнь, хотя ты ничего не совершил.

На следующий день адвокат запросил первую часть, а прокурор вторую. Все-таки прокурор настаивал на том, что я скинхед и хулиган, и что избивал Солдатова с особой жестокостью. Общими стараниями приговорили меня за нанесение тяжких телесных повреждений с особой жестокостью из хулиганских побуждений на почве национальной неприязни на срок шесть лет и шесть месяцев в колонии общего режима по статье 111-й части второй.