Сойкина Ворона (СИ) - Галина Валентиновна Чередий

и, рискуя подвернуть ногу или привести казенную обувь в негодность, побежала прочь.

Глава 7

Сойка

— Приве-е-ет! — помахала мне рукой явно уже очень веселенькая дама за тридцать, широко и многообещающе улыбаясь. — А ты не из наших, да? Что-то я тебя не помню. Хорошенький какой!

— Да я сегодня у друзей трезвый водитель, — без зазрения совести соврал и подмигнул ей, стараясь при этом одновременно и не выпускать из поля зрения Воронову, и не спалиться, что торчу в пятачке полумрака прямо перед входом в актовый зал, что сейчас был пиршественным.

На мою удачу пара потолочных светильников тут не горели, видать, загнувшись от старости или от удалой дурости школяров, и увидеть меня сходу из ярко освещенного зала было не вариант.

Машину нанимателя моей Льдины я догнал быстро, но сильно не прижимался, сохраняя дистанцию и ширму в виде двух-трех тачек между нами, потому что Воронова могла и засечь меня. В школу тоже зашел, выждав десять минут, чтобы случайно не спалиться. Нет, конечно же, Воронова не бросилась бы ко мне с допросом какого черта я тут делаю, забив на объект, и я бы запросто и не моргнув глазом, сбрехал бы чего-нибудь про «да я же тут учился тоже, клянусь, просто молодо выгляжу и вообще эрудит», но ехал-то страховать ее, а не отвлекать.

Вдатое мудило, он же ее объект, начал бесить меня сходу. Слышать его пьяных высеров в сторону Жени я не мог в общем шуме и орущем из хрипящих колонок музоне, но развязные жесты и рожи сами за себя говорили. Этот гондон штопаный явно звезду поймал и корчил из себя крутого перца под охраной, у которого есть право с личной тельницей, как с холопкой крепостной обращаться. У меня прямо зубы сводило, и кулаки чесались эту самую звезду ему в глотку затолкать, чтобы подавился ею, а потом и задница порвалась на выходе. Лишь только то, что самой Вороной было похоже глубоко плевать на его гадское поведение, и она хранила полную невозмутимость, стоя позади него примером абсолютного, сука, ледяного великолепия в окружающей ее суете, меня держало на месте. Охеренная, реально охеренная, женщина, в присутствии которой, других просто не видишь, не замечаешь.

— А кто твои друзья? — продолжила расспросы любопытная помеха в наблюдении, покачиваясь, но не критично. — Я их знаю?

Гениальный вопрос, конечно. Типа я могу быть в курсе кого она знает, а кого нет.

— Смирнов, — ляпнул от фонаря, смещаясь чуть вправо, чтобы получше рассмотреть компанию каких-то мутных типов за дальним концом стола.

О чем базарят не разобрать, но зыркают очень неприятно в сторону объекта и Льдины, и их мерзко-похабный дружный ржач даже долбаные «Розовые розы Светке Соколовой» перекрывает. Зуб даю, что сейчас дойдут до кондиции и выкинуть какую-нибудь срань попытаются.

— Смирно-о-ов? Ленька что-ли? — не унималась в своих поисках истины подвыпившая бывшая школьница и повернулась в сторону зала наконец. — А он тут? А чего я его не видела?

— Да всего минут десять как пришел. — соврал я и, как будто кого-то заметив, помахал рукой с нарочитой улыбкой. Идите вы уже, женщина.

Сработало, и, сильно прищурившись, дамочка потопала в эпицентр гулянки, правда, обернувшись и покачав пальцем с многозначительной ухмылкой.

— Смотри не пропадай! Я к тебе еще вернусь! — пригрозила она. — Меня Таней зовут.

— Угу, очень приятно, — буркнул я, уже сосредоточившись на начале передислокации смердящей гемором компании.

Они организованно поперлись на выход зала, и, пройдя мимо Вороновой, облапали ее такими взглядами, что сомнений в их намерениях у меня не осталось. Поэтому без раздумий долгих пошел за ними, как оказалось в сторону местного сортира.

— Я этого пидора Сяву научу как вы*бываться не по делу, — зло бубнел по пути самый здоровый, он же, видать, бывший предводитель школьной шпаны, который, судя по тюремным наколкам, успел отчалиться за что-то. — И эта еще Федотова, прошмандовка конченная, хвостом перед этим чмошником завиляла, как сучка течная. Забыла, как передо мной стелилась.

Громкость разговора они не нормировали, как и свойственно уже хорошо поддатым людям, так что мне и сильно приближаться не пришлось, чтобы все расслышать.

— Да может ну их нах, Игорян, — подал голос разума его дружок, но не был услышан. — Вдруг эта телка и правда какой-нибудь командос, бля?

— Ты че, шалаву ряженую зассал, Серый? — а вот за шалаву ты у меня отдельным пунктом ответишь, идолище. — Какая нахер командос такая — тощая и на копытах этих? Небось, нарочно ради понтов дешевых снял путану и заставил вырядиться. Думает, мы лохи на такое купиться. Ты охрану у конкретных пацанов видел? Да там хари такие, что за три дня кругом не обосрешь, и плечи в двери не проходят, а тут эта…

— А если она реально… — а у Серого чуйка-то какая-никакая работает, даже под алкогольной анестезией, да только у дружка он явно не в авторитете. А зря.

— Да срать! — рявкнул тугодумный Игорян и ввалился в туалет, тут же прикуривая. — Хоть какая командос, мы что ее втроем не замесим?

— Ну… замесим… — неправильный, тупари вы, ответ. Замесят исключительно вас.

Я встал у стены, рядом с приоткрытой дверью дослушивая, а заодно снимая куртку. Уделаюсь еще чего доброго, а мама мне потом мозг выест.

— Короче, Серый, слушай сюда: вызовешь Сяву к нам на потолковать по-пацански за жизнь, типа, знать мы хотим как он в такие люди уважаемые выбился, а эта кукла его за ним попрется.

— А если он не поведется и не выйдет? — с явным нежеланием почти проныл подельник.

— Да поведется, куда нахер денется! Я че, не вижу, что его аж ломает от понтов? Лысый вон отвлечет кобылу его, а я ей пару раз сзади по почкам и в печень, и скиснет мигом. Ишь ты, по баням он типа шалав не таскает, п*здабола кусок. Да мы их обоих по-тихому в тачку сунем и к тебе на дачу отвезем, Серый. И будет эта овца ряженая как миленькая нас всю ночь обслуживать, а Сява пусть смотрит и место свое помнит. Еще и бухло нам со жрачкой оплатит, если захочет снова свет белый увидать. Смотри ты, забыл он, сученыш, как башмаки мне вылизывать заставляли.

— А вдруг ерепениться будет, может, с характером она.

— На прошлой неделе та малолетка тоже поначалу ерепенилась, но как по башке получила, так мигом шелковая стала. Помнишь как шустрила? — они гнусно заржали, а у меня кулаки сами собой стиснулись. Мрази, я-то думал они чисто хулиганье, а эти уроды моральные вон