Посол мертвых - Аскольд Мельничук

- Забавная история, - сказала Хэтти, продолжая теребить волосы. - Пойду поищу Пола.

Хэтти нарисовала карту Северной Америки на руке Пола. На костяшки пальцев пришелся рваный край Полярного круга.

- Я дарю миру свою руку, - сказал он нам с Алексом.

Хэтти говорила, что любит его не в последнюю очередь потому, что он одновременно и обычный и странный. Они выросли по соседству, однако Пол происходил из места, которое стерто с лица земли, из страны, которую ни на одной карте больше не сыщешь.

Как-то душным августовским днем пришла Хэтти. Пола не было, он работал в гараже. Она позвала Алекса позагорать на крыше. Местами расплавившаяся на солнце смола прилипала к подошвам. Алекс смотрел, как она снимает свой оранжевый топик, шорты и остается в вылинявшем зеленом бикини. Расстелив красное полотенце и улегшись на живот, она попросила его натереть ее маслом для загара. Велела начать с ног. Так он и сделал, двигаясь от щиколоток к выемкам под коленками. С улицы доносились голоса, гул моторов, время от времени в небе пролетал самолет. Хэтти перевернулась на спину, глаза ее были закрыты. Алекс втирал масло ей в плечи, постепенно спускаясь к груди, потом остановился.

- Эй, малый, не отлынивай, - подстегнула она, и он продолжил свой труд, мечтая о том, чтобы она была выше ростом - тогда это приятное занятие длилось бы дольше.

Наконец, чуть одурманенный запахом кокосового масла, он встал, прислонился к дымоходной трубе и стал смотреть вниз, на квадраты домов, хаотично разбросанные повсюду, вплоть до побережья серо-стального океана. До тех пор он думал, что знает жизнь с ее безжалостным соперничеством и дикими стычками, непредсказуемую, капризную, склонную к насилию, и недоумевал: как его ничтожно малое "я" сможет ей противостоять. Но сейчас, прислушиваясь к гулу самолета и тяжелым ударам собственного сердца, полуприкрыв глаза, он понял, что Хэтти или кто-то другой вроде нее и есть тот секрет, тот сплав мягкой плоти и невидимой энергии любви, который поможет ему одолеть жизнь, и благодарил брата за сегодняшний подарок. Он познал еще один способ исчезновения, и ему не терпелось поделиться со мной перспективой своего радужного будущего.

Тем не менее кончилось все плохо. Хэтти знала, что всем мужчинам, которых она любит, суждено рано или поздно покинуть ее: так уж ей на роду написано. Взять хотя бы отца. Или волчонка. И, понимая, что Пол когда-нибудь тоже уйдет, она решила сыграть на опережение: стала одной из всего лишь двух выпускников окре-стных школ, которые по окончании учебы отправились продолжать образование. Вторым был я, но к тому времени мы уже переехали в Форт Хиллз.

IV

Без сомнения, самым драматичным актом исчезновения в семье Круков было исчезновение Льва.

Должен предупредить: все, что я знаю о первых годах пребывания Круков в Америке, собрано мною из фрагментов, рассказанных Адой, Алексом и даже моими родителями и склеенных вязким веществом воображения там, где осколки отказывались соединяться: это не столько факты, сколько ощущение того, как могло быть.

В общине их не всегда считали париями. Так же, как мои родители, Круки приехали на Эллис Айленд в 1950 году, в те времена, когда американские города росли, как на дрожжах. Недавно демобилизовавшиеся солдаты с невероятной напористостью направляли свою энергию и все свои умения на развитие нового бизнеса, эффектные "Бьюики" и "Крайслеры" колесили по улицам, придавая им в высшей степени самоуверенный вид. При этом умы послевоенных архитекторов и градостроителей поразил своего рода вирус: в течение последовавшего десятилетия повсюду вырастали общественные здания, напоминавшие мавзолеи, словно миллионы жертв войны столпились в прихожей подсознания, взывая к тому, чтобы им были отданы почести.

Ада читала и о Гринвич Вилледж, и об Уолл-стрит, и о Пятой авеню, но все же оказалась не подготовленной к тому шоку, какой испытывают люди, впервые попадающие в Нью-Йорк. Она бесстрашно вступила в бурный поток шелков, роскошных костюмов, блестящих черных туфель и высоких каблуков, который нес ее до тех пор, пока не выволок на быстрину с ревущими, затягивающими на дно порогами и не вынудил срочно искать укрытие. И где теперь были оперный театр и школа, в которой преподавала ее мать?

Однажды ей приснилось, что она спала на какой-то каменистой равнине и была разбужена звуком шагов. Она открыла глаза, и ей предстало видение: золотая лестница в виде двух переплетенных спиралей, вырезанных на световом столбе, спустившемся с неба. Бесконечная цепочка ангелов с черепами, по трафарету нанесенными на их крылья, по одной спирали поднималась, по другой спускалась - как встречные потоки пригородных пассажиров на эскалаторах вокзала "Гранд Сентрал". Она проснулась освеженная, с мыслью о том, что, возможно, Бог решил не оставлять ее даже в этом непостижимом месте. После этого она начала посещать другие заведения, которые тоже ошеломляли ее, но уже по-иному. В музее "Метрополитен" она не в состоянии была ни поверить в то, что такое изобилие сокровищ может быть собрано под одной крышей, ни постичь их истинную ценность, тем не менее ходила туда исправно и всегда на выходе задерживалась возле сувенирного киоска, чтобы купить открытку с изображением Мадонны, которой часто молилась.

Круки постарались как можно скорей перебраться в маленький городок на севере Нью-Джерси.

Здесь список того, что потрясало Адриану в Америке, пополнился лужайками перед домами, врачами, автомобилями, телефоном, трудностями, которые местные жители испытывали с произнесением гласных звуков, темпом жизни и преклонением перед успехом. Ведь она приехала оттуда, где до недавнего времени все друзья жили недалеко друг от друга и ходили в гости без предупреждения. А на задворках были огороды. Более того, никто из жителей пограничных областей не верил, что каждый отдельно взятый язык в состоянии один обеспечить потребности всех людей в общении или выразить мир во всей его полноте. Но самое, быть может, главное - там с почтением относились не к баловням успеха, а к неудачникам. В конце концов, что есть христианство - утверждающее, что последние станут первыми, а первые последними, - если не апология неуспеха?

Но, понемногу врастая в эту жизнь, Ада училась доверять своему новому дому, любить запруженный народом городской центр, привыкла к супермаркетам фирм "Вулворт", "Гимбел" и "Дэффи Дэн", в заряженной общей энергией атмосфере и шуме которых постепенно отрешаешься от собственного "я". Массовая продукция казалась чудом. Благодаря радиоприемнику был обеспечен доступ к выдающимся событиям в мире музыки, а также к новостям со всего света.

Тот факт, что половина городского населения Америки не ходила на выборы, Адриане представлялся добрым знаком, в то время как для ее мужа он был свидетельством того, что население сделалось пассивным под воздействием технологий, являющих собой хитроумные орудия правящей элиты в вечной войне между теми, кто трудится, и теми, кто играет на бирже. Политику Адриана оставляла Льву. Сама же сосредоточилась на доме и культурных развлечениях и благодарила Бога за возможность отдохнуть от Европы, где сосед точил нож на соседа, черпая силы в чувстве мести.

В новой жизни Лев сразу стал Деятелем, профсоюзным функционером, и некоторое время верил, что книга будущего открыта перед ним на чистой странице многообещающей судьбы. Однако превращение из революционера в слесаря-сборщика на конвейере оскорбляло чувство его собственного достоинства, поскольку воображение всегда рисовало ему романтическую будущность консула или шпиона. Даже зная, что это положение временное, он мучился от обиды, что в нем не распознали того, кем он был на самом деле. Неужели никто не видит, сколько в нем сил и амбиций, что один атом его неуемной энергии способен поднять на воздух целый город? Сколько он мог бы сделать, если бы обстоятельства сложились подобающим образом!

Но, увы, они никогда подобающим образом не складывались. Трудно сказать, почему. Было в Америке нечто неуловимое, нечто обманчивое и коварное, что ускользало от него. И постепенно, чувствуя себя осажденным со всех сторон, он, словно краб, стал обрастать жестким панцирем.

Многие его друзья с легкостью приспособились к новым условиям. Они не чурались работы в сфере обслуживания, вечерами посещая колледжи, и со временем получали дипломы и профессии, становились врачами, дантистами, адвокатами, позднее - компьютерщиками-программистами. Другие работали пивоварами, докерами, водителями грузовиков, мастерами на фабриках. Льву было больно видеть, как они заново воссоздавали себя. Он не мог понять, что было в них такого, чего не было в нем, какая преграда, какой замук, какой шлагбаум препятствовали ему совершить такую же метаморфозу. Он винил во всем книги, которых начитался в молодости и которые убедили его в том, что жизнь имеет ценность лишь тогда, когда живешь на определенном уровне возможностей. Его завораживало ощущение безграничных обещаний. Если бы только можно было надеяться, что движение всегда будет идти по восходящей, тогда был бы смысл двигаться. Лев грезил не о материальном успехе, его мечта была в некотором роде мальчишеской: найти тот Грааль, который придал бы смысл всему, что было прежде. Без этого не стоило труда жить в пустыне повседневности, а прошлое превращалось в горстку праха.