Как пал Дийнавир - Майра

Волшебник погружался все глубже, корчась и судорожно ловя ртом воздух, каждый раз, когда удар ночной магии уничтожал очередную трепетную частицу его внутреннего существа. Его вынудили бороться с врагом и, одновременно, с самим собой, он чем дальше, тем больше понимал, что в такой борьбе у него нет надежды на успех. А когда все оболочки были сорваны и мир превратился в средоточие пульсирующей темноты, в которой чудом тлел какой-то дальний одинокий уголек, вдруг наступила тишина, боль отпустила, путы исчезли, и Владен неожиданно ясно почувствовал, что еще миг – и он сможет все. Все – в буквальном, переносном, каком угодно смысле. Проснись он сейчас – ни одного мадоринга или аарца не осталось бы на много миль вокруг и маска противника-чародея была бы сорвана. Запреты и законы вечерних магов отступили, им не было места в мире, где существовал столь могущественный и циничный враг, которого можно было победить лишь его же оружием. Все внутри Владена трепетало в предчувствии наступления полной, могучей и непобедимой черноты – желая и страшась. Он знал, что, когда это случиться, ему дано будет шагнуть в совершенно иной мир, где привычки и правила уже не будут иметь над ним никакой власти. Оставалось просто сказать "да" и, как только исчезнет последний свет, встать со своего ложа – и простым мановением стереть Аар с лица земли.

Но что-то еще теплилось в нем, что не давало произнести это короткое слово, и уголек все не гас, не позволяя тьме окончательно сомкнуться вокруг, и Владен все не мог проснуться…

Волшебник не знал, сколько длились эти муки. Наконец он обнаружил, что наваждение отступает, сквозь кошмарные видения просвечивают стены комнаты, в которой он лежал, сделал еще одно усилие – и сел на постели, вырываясь из плена. Его тянуло назад в сон, и он быстро, не задумываясь, вскинул ладонь к пламени светильника. Огонь не сразу опалил кожу, сперва отпрянул, но потом вернулся, обвил запястье, просочился сквозь пальцы. Владен скорчился от боли и убрал руку. Он сидел, баюкая обожженную ладонь и стараясь понять, что же с ним произошло. Это было нападение, он не испытывал по этому поводу никаких сомнений. Его снова застали врасплох – в час своего главного испытания он оказался одинок, вдали от учителя и братьев по ордену, рядом со смертельным врагом. Да, Куллинен готовил его к разным поворотам судьбы. Но даже Куллинену не могло прийти в голову, что с Владеном все выйдет так…

Но что же его спасло, удержав на краю, когда он готов был окончательно пасть? Что не дало изощренному соблазну полностью овладеть его душой? Это был долг перед кем-то… Перед кем?

Напрягшись, Владен вспомнил, что посреди прочих обрывочных сновидений ему являлся Баруха – то живой невредимый, то застывший с ножом в горле, то уже лежащий на полу, окровавленный… Волшебника захлестнула теплая волна благодарности к погибшему сотнику. Казалось, и мертвый, Баруха оставался верен ему тогда, когда отказало прочее – то, что Владен привык ценить и считать самым главным в своей жизни. Кровь погибшего от темных чар положила для молодого мага начало испытания, и это не обещало ничего хорошего. Но даже здесь Аарету не удалось рассчитать все до конца.

После мучительных сновидений волшебник чувствовал усталость и еще большую душевную тяжесть, зато теперь точно знал, что делать.

Он обулся, набросил на плечи плащ Гиннеана вместо сожженной прошлой ночью куртки и вышел из своих покоев. Руку то и дело окатывало болью, но голова была ясной.

Из-под тяжелой двери, ведущей в спальню Треллена, сочился слабый свет. Слуг поблизости не было. Владен тихо стукнул здоровой рукой в гладкую, потемневшую от времени дубовую доску. Спустя минуту осторожно выглянул Анека, зоркий и напряженный, словно и вовсе не ложился спать.

– Баруху еще не похоронили? – спросил Владен без долгих предисловий. Лекарь глянул на него прищурившись и, осознав смысл вопроса, замер.

– Не должны были. Касла, его ближайший родич, собирался это сделать завтра. Мне говорили, тело лежит сейчас в одном из амбаров. Семья Барухи не решилась осквернить дом: слишком многие слышали, что он поднял меч на своего господина.

Волшебник мрачно задумался.

– Ты говорил, его жена должна скоро родить?

– Да, господин. Это его вторая жена, Атин, а первая умерла три года назад. И сын Барухи от первой жены, Дамат, должен пройти посвящение через две недели.

Владен покачал головой. Беременная женщина и ребенок на рубеже между детством и взрослостью – какое раздолье, какая находка для ночного соперника из Аара! Да еще этот пресловутый Касла, о котором Владену уже доводилось слышать… Пожалуй, до утра дело ждать не могло.

– Я пойду туда, где лежит тело. Утром вряд ли удастся беспрепятственно подойти к нему, а зачем мне обращать оружие против людей моего господина Треллена? Кстати, как он?

– Почти все время спит. Однажды очнулся и звал тебя по имени. Я хотел послать за тобой, но он не велел.

– Ты уже рассказал ему о прошлой ночи?

Анека покачал головой.

– Хорошо. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Если он снова проснется, не говори ему, как он был излечен и что случилось с Барухой. Я все скажу сам.

Лекарь кивнул.

– Остерегайся людей Барухи, господин! Они не любят тебя.

– Им и не за что меня любить.

Владен повернулся и пошел к выходу, чувствуя, как Анека провожает его взглядом.

Дверь дома едва слышно скрипнула, и из зыбкой полутьмы коридора волшебник попал в синеву холодной осенней ночи. Над Дийнавиром, над перевалом, который охраняла эта крепость, опрокинулся небесный океан в дымке частых мелких звезд, среди которых, словно запутавшиеся в сети рыбины, блестели светила покрупнее. Прозрачный ледяной воздух резанул легкие, дыхание перехватило. Молодой маг обвел двор цепким взглядом. Было темно, только на крепостных стенах, сложенных в незапамятные времена из крупных скальных обломков, дрожали огоньки сторожевых костров. Он вышел на середину двора, так что теперь мог видеть широкие ворота амбаров, и действительно заметил в одном из строений слабый свет.

Снаружи у входа стоял только мальчик лет двенадцати. Узнав Владена, он отпрянул.

– Иди спать, Дамат! – коротко приказал ему волшебник. – Тем, кто еще не прошел посвящение, не дозволяется быть в такое время у Врат. Почему твои родичи оставили тебя здесь одного?

Мальчик не ответил, а повернулся и пустился бежать через двор. Волшебник проводил его взглядом и нахмурился, подумав, что сын Барухи, скорее всего, пришел сюда самовольно после того, как взрослые отказались отдать его отцу даже этот долг. Владен дернул створку ворот на себя и вошел.