Александр III и двенадцатый век - Маршал Балдуин

«На Роландо тогда, несмотря на его попытку бегства, его извинения, отказы и другие признаки сопротивления, епископ Остии и епископы из Алъбано, Порто и Сабины, с другими кардиналами-священниками и диаконами, следуя древнему ритуалу Церкви, надели папскую мантию с помощью высших диаконов. Господь одобрил их действия. Но Октавиан, который долго стремился к папскому престолу, увидел, что оказался, таким образом, обманут в своих надеждах. Как одержимый, он бросился в страшной ярости, жестоко разорвал мантию на шее Александра и попытался похитить ее среди наступившей суматохи. Один из присутствовавших сенаторов увидел этот трусливый поступок; оскорбленный, он смело выступил перед сумасшедшим и выхватил мантию из его рук.

Жестоко разочарованный, Октавиан взглянул на своего капеллана, который был заранее проинструктирован и подготовлен для такого случая. Неистово крича, он подал знак капелла- ну быстро передать ему другую мантию, которую тот принес с собой. Капеллан передал ее ему тотчас же, и Октавиан снял кардинальскую шапку, нагнул голову и с помощью своего капеллана и других священников – к стыду своему! – нагло надел мантию на себя; в этот момент ни один из кардиналов не находился близко к нему. Но вмешалась Божественная Справедливость к великой радости всех, кто присутствовал во время этой сцены: он надел ее задом наперед! Когда Октавиан в ярости пытался поправить эту нелепую ситуацию, он не мог найти капюшон мантии; почти вне себя от расстройства он подтянул нижние края мантии к плечам, насколько мог. Из этого стало ясно, что, только поскольку он был вне себя, а в намерениях своих упрям, его мантия была одета наизнанку, что в то же время являлось доказательством его проклятия».

Октавиан, тем не менее, в конце концов добился успеха в надевании мантии. Он подошел к алтарю, за ним последовали каноники собора святого Петра и представил себя созванному духовенству. Когда он произнес Те Deum[5], толпа, находившаяся вне храма, сломала двери и ворвалась в собор, при этом многие люди размахивали мечами. Растерянным сторонникам Роландо не оставалось ничего другого, как только бежать, чтобы спасти свою жизнь. Они нашли убежище в башне, соединенной с собором, в котором оставались восемь дней, фактически осажденные и отрезанные от любой помощи.

Временное отступление большинства было интерпретировано как отречение. Соответственно, Октавиан был торжественно возведен на престол под именем Виктора IV и толпа приветствовала его и сопроводила к дворцу. Однако он еще не был коронован Папой, как было необходимо, одним из своих кардиналов-епископов.

Через несколько дней после выборов мнение, составившееся в Риме, некоторое время было в пользу Роландо. Именно тогда Одо Франджипани, хотя он и происходил из семьи, которая обычно поддерживала императора, с помощью большой группы людей сумел вызволить Роландо из его убежища. Тот был доставлен в Чистерну, где наконец принял мантию, которую с него сорвали столь бесцеремонно. В Нинфе 20 сентября в присутствии значительного числа церковных и гражданских аристократов кардинал-епископ Убальдо из Остии короновал Роландо, и он официально принял имя Александра III.

Александр тотчас же призвал Октавиана и его последователей подчиниться его власти в течение восьми дней под угрозой жестокого наказания. Поскольку его призыв был оставлен без внимания, он официально отлучил их от Церкви 27 сентября из Террачины, где устроил свою резиденцию. Октавиан, однако, не хотел уступать, и 4 октября в монастыре Фарфы кардинал-священник Имар из Тускула, бывший приверженец Александра, короновал его как Папу под именем Виктора IV. Александр ответил на это, объявив приказ, запрещающий подчинение схизматикам и провозглашая законность своего правления с точки зрения событий сентября, которые он подробно изложил. Действуя в том же направлении, он спешно разослал письма представительному духовенству и знатным светским лицам по всему христианскому миру, включая своих бывших коллег в Болонье. Виктор сделал то же самое, но в меньшем масштабе.

Вскоре стало ясно, что роль императора в этом деле могла быть решающей. Традиция предполагала его вмешательство, и некоторые современники полагали, что он имел право и долг выступать в качестве арбитра. В аналогичных обстоятельствах как раз за тридцать лет до этого, возвышающаяся над всеми фигура Бернара Клервоского, признанного духовным оратором христианского мира, была призвана, чтобы рассудить спор между Папой Иннокентием II и антипапой Анаклетом II. Теперь у Церкви не было подобного выдающегося деятеля. Более того, с практической точки зрения, действительную политическую и военную силу, которой обладал Фридрих Барбаросса на севере Италии в это время, нельзя было отрицать. Поэтому каждая сторона обратилась к императору. Кардиналы Александра писали, убеждая его в своей лояльности, и просили его участия в замирении Церкви любыми средствами, которые казались наиболее рациональными для решения вопроса о схизме. Кардиналы Виктора также послали императору меморандум, объясняющий их позицию и настаивающий на его вторжении, которое тот был обязан осуществить, выполняя свой долг императора.

Официально Фридрих сначала занял нейтральную позицию и разослал циркуляры различным церковным деятелям и светским правителям, в которых провозглашалась идея необходимости предотвратить любые действия до вынесения решения, которое могло быть достигнуто всеобщим согласием. Тогда, следуя консультациям, проведенным с аббатами Клерво и Сито и с небольшим собранием германского и итальянского духовенства и князей, он пригласил правителей и прелатов Франции, Англии, Дании, Испанского полуострова и Венгрии на Собор, который должен был состояться в Павии в начале 1160 года. Император особенно стремился склонить на свою сторону Людовика VII и Генриха II.

Затем приглашения были доставлены двум оппонентам. Имперские посланники, епископ Даниил из Праги и Герман Верденский, которые ожидали Александра в Ананьи, обратились к нему со словами «канцлер Роландо» и передали письмо от императора, в котором он выступал как защитник Церкви, выполняющий свой долг, который обязывал его предпринять необходимые меры в кризисной ситуации. В то же время Виктора, по крайней мере так обратились к нему имперские советники, приветствовали как Папу.

Хотя Виктор с готовностью принял приглашение, оно поставило Александра и лояльных ему кардиналов перед дилеммой. Они со всей полнотой осознавали силу императора и не испытывали желания жестко противостоять предложенному им плану, который, как казалось, стремился решить вопрос беспристрастно. Тем не менее принять приглашение представлялось невозможным каждому, кто был твердо убежден в канонической законности избрания Александра. Поэтому они выразили свою готовность описать в докладе со всеми подробностями события прошлого сентября и, если императора это не убедит, созвать Собор в Риме, чтобы подтвердить то, что произошло, и внести необходимые корректировки в процедуру. В официальном сообщении, составленном немного позднее, они указали на незаконность Собора, созванного императором. Что касается Александра, то он также предложил предъявить на рассмотрение подробнейшее объяснение своей позиции, но твердо отказался признать Собор, если тот не был созван или, по крайней мере, не был разрешен им самим как Папой и на который он сам был приглашен, словно находился под юрисдикцией императора.

Собор не начал свою работу 5 февраля 1160 года. Фридрих хотел, чтобы присутствовали его магнаты и отложил начало открытия Собора до успешного завершения осады Кремы (январь 1160 года). Въезд императора в Павию был триумфальным, а ее граждане радушно приветствовали его. В своей вступительной речи император, ссылаясь на Константина, Феодосия, Юстиниана и Карла Великого, утвердил свое право созывать Собор. Затем, допуская, что священнослужители должны судить свободно, он удалился. Таким образом, император создал, по крайней мере, впечатление, что не будет оказывать никакого политического давления на собравшихся.

Однако в действительности Собор в Павии не был широким представительным собранием. На нем присутствовали пятьдесят епископов, главным образом из Германии, Бургундии и Италии, а также несколько прелатов из Англии и Франции. Более того, на Соборе отсутствовали весьма заметные личности, и среди них, например, архиепископы Лиона, Безансона, Вьенна и Арля. Эберхард, архиепископ Зальцбурга, которого император высоко ценил и которому по своему положению суждено было стать стойким защитником и покровителем Александра в Империи, послал вместо себя своего представителя. Гиллин Трирский и вовсе не приехал. На Соборе также присутствовали светские посланники из нескольких государств, но они, очевидно, предпочли занимать нейтральную позицию.