Литературная Газета 6375 ( № 23 2012) - Литературка Литературная Газета

И вот - всё угасло. Давно уже пост[?]модернизм не вызывает былых страстей, герои скандалов стали вполне респектабельными и уважаемыми авторами. Экранизация Generation P провалилась (хотя дело тут, конечно же, не только в литературе). Последние "безобразия", связанные с пост[?]модернистскими произведениями, пришлись аккурат на начало "нулевых", когда "Идущие вместе" (тогда ещё не "Наши") сжигали книги всё тех же Пелевина и Сорокина. Но и тогда эти заварушки были уже не вполне литературными, и читающая публика смотрела на них, скорее, недоумённо - политика, как всегда, запаздывала.

Идеи множественности истин, "смерти автора", текстовой природы всего на свете более не популярны. Напротив, сейчас каждый уверен в своём монопольном обладании истиной. Героями нового времени стали предельно идеологизированные (каждый по-своему) и предельно реалистические авторы[?]

Уже сегодня Саша Соколов, говоря о современной русской прозе, задаётся вопросом "где же традиции авангарда, идеи постмодернизма?" ("Зеркало", 2011, № 37, 38). Лев Данилкин в статье "Клудж" ("Новый мир", 2010, № 1) всерьёз говорит о кризисе течения. При этом он, правда, отмечает, что "нулевые дали и несколько очень крупных образцов модернистской и постмодернистской прозы", но сама постановка такого вопроса показательна. Изменилась общая направленность российской литературы. "Тогда же - ровно десять лет назад, - пишет Л. Данилкин, - заявление персонажа романа Михаила Шишкина "Взятие Измаила" о том, что "мы - лишь форма существования слов, язык является одновременно творцом и телом всего сущего", казалось таким же естественным, как "Волга впадает в Каспийское море"; однако чем больше проходит времени, тем более эпатажным оно представляется".

Но и сам Михаил Шишкин в последних интервью заявляет обратное: "Язык сам по себе - это ведь не реальность, а лишь способ проявления реального, "заязычного". Всему действительно важному (пониманию, любви, смерти) слова вовсе не нужны, наоборот, только мешают. Вот мы, реальные, отбрасываем тень - но разве тень может выразить нас?" ("Эксперт", 2011, № 18).

Попробуем разобраться, что произошло.

Постмодерн был разрушителем. Разрушителем смысла и пафоса. В начале 90-х люди устали от официальной идеологии, от навязанных штампов и в значительной степени вообще от каких-либо высоких целей. Хотелось просто жить - для себя и своих близких. Постмодернизм, обессмысливающий всё и вся, идеально соответствовал этому настроению. В какой-то степени он был ядом, уничтожающим отжившие идеалы. А вместе с ними и не совсем отжившие.

Конечно, и сам постмодернизм - двойственное понятие. Если говорить серьёзно, постмодернисты не просто уничтожали государственную идеологию. Им было что сказать. Просто говорили они не в лоб, а исподволь. Исподволь, потому что напрямую было опасно или, что ещё хуже, бессмысленно - искренние чувства были скомпрометированы многолетним использованием в качестве идеологических лозунгов. Постмодернисты их не проговаривали. Заставляли догадываться о самом важном. Намекали, держа наготове спасительную иронию.

Теперь о том, почему это прошло.

Во-первых, прошла мода. Мода на всё западное у нас вообще редко бывает долговечной, быстро уступая место природной антипатии к Западу. Во-вторых, постмодернизм вполне естественно стал исчезать с исчезновением идеологии. Положение пост[?]модернизма в конце восьмидесятых - начале девяностых было положением шута при венценосном монархе. Потом монарх, то есть государственная идеология, исчез, а шут остался. Параллельно в обществе в целом исчезли нравственные табу (на фоне которых так выигрышно смотрелся постмодернизм)[?] Стало просто нечего вышучивать. В ситуации, когда вся жизнь превратилась в бесконечную игру, постмодерн стал частью фона.

В-третьих, фоном он стал и в исключительно литературном смысле. Если в восьмидесятые писатель-пост[?]модернист смотрелся как что-то новаторское, то уже в девяностые постмодернистом был каждый второй, вплоть до массовой литературы (проект "Борис Акунин"). Исчезла новизна восприятия. Да и писатели других школ освоили многие постмодернистские приёмы, чем стёрли границы между направлениями.

В-четвёртых, как мне кажется, повлияло и снижение общего уровня образования. Чтобы скрыто цитировать кого-то или понимать такие цитаты, для начала неплохо было бы этого самого кого-то прочитать. Сейчас постмодернизм очень многими воспринимается примерно так же, как когда-то воспринималось авангардное искусство некоторыми членами ЦК КПСС. То есть как бессмыслица и эпатаж. Тонкость и иронию современные читатели-блогеры вообще редко улавливают.

Но самое главное, я думаю, не в этом. Сейчас другое время. Время мучительного осознания большой страной самой себя. Перед страной, словно перед барышней на выданье, соперничают конкурирующие идеологии. Либеральная и новодержавная[?] А там, где конкурентная борьба, да ещё и в идеологической сфере, уже не до игр. Иносказания не работают. Сейчас и прямое-то высказывание в 90 процентах случаев будет понято превратно и истолковано в зависимости от политических взглядов читателя. Так что на передний план вышли краткость, внятность и умение нанести оппоненту удар побольнее.

Сегодня время больших идей, время публицистики и дискуссий в интернет-блогах, время пафоса. Литераторы стали предельно серьёзны. В литературном сообществе всё более популярны "новый реализм" и "новая искренность", а то и "новый консерватизм", но никак не постмодернизм.

Бывшие постмодернисты, к слову, активно участвуют в этой борьбе. Они, разумеется, либералы. Блоги Бориса Акунина и Льва Рубинштейна об этом свидетельствуют вполне ясно. А те писатели, чьи имена сегодня "на слуху", - они вообще представляют литературу, смешанную с публицистикой, а то и с активной политической и общественной деятельностью. Боюсь, такое положение дел будет продолжаться до тех пор, пока в нашем обществе не возникнет некое согласие насчёт основополагающих ценностей. И только тогда уже новые сомневающиеся вновь начнут отпускать намёки, понятные лишь своим, и прятаться за маской иронии.

Потревоженные Чудом

Потревоженные Чудом

КЛАСС "ПРЕМИУМ"

Лауреатами четырнадцатого сезона Международной премии имени братьев Стругацких (АБС-премии), церемония вручения которой прошла в Санкт-Петербурге, стали: в номинации "Художественное произведение" - Наум Ним за роман "Господи, сделай так[?]" и Сергей Переслегин в номинации "Критика и публицистика" за книгу "Опасная бритва Оккама".

"ЛГ" побеспокоила отца-основателя премии и попросила ответить на некоторые вопросы.

- Борис Натанович, АБС-премия вручена в четырнадцатый раз. Как эта международная премия в области фантастической литературы справляется с "переходным возрастом"? И есть ли куда переходить, развиваться?

- Задача премии, цель её, назначение с годами не изменились. Поощрять развитие отечественной фантастики, причём в первую очередь - фантастики реалистической, описывающей наш реальный, хорошо знакомый, привычный мир, искажённый, однако, изменённый, "потревоженный" Чудом. Эта задача, эта цель не нуждается, на мой взгляд, ни в развитии, ни в переориентации. Слава богу, ежегодно издаются десятки отличных произведений на русском, многие из них породили бы литературную сенсацию в застойные времена, но и сейчас смотрятся недурно; ежегодно номинационная комиссия наша определяет самые значительные из них, а потом жюри - шестнадцать серьёзных мужчин и одна прекрасная женщина - определяет лауреатов. Порядок этот не менялся ещё ни разу, и мы не видим необходимости его менять.

- Какие открытия принесла АБС-премия?

- Открытия возникают ежегодно - спасибо благосклонным музам и неутомимым талантам. Четырнадцать книг-лауреатов, и каждая пусть небольшое, но открытие. Семь лауреатов-победителей (некоторые становились лауреатами дважды и даже трижды) - это гордость отечественной фантастики, её костяк, её история, если хотите: Евгений Лукин, Сергей Синякин, Вячеслав Рыбаков, Марина и Сергей Дяченко, Михаил Успенский, Александр Житинский, Наум Ним и другие. А ведь есть ещё номинация "Критика и публицистика", лучшее (по мнению нашего жюри), что подарено было за эти четырнадцать лет нашему читателю мастерами эссеистики и литературоведения: Всеволод Ревич, Кир Булычёв, Анатолий Бритиков, Андрей Лазарчук и Пётр Лелик, Геннадий Прашкевич, Алан Кубатиев, Светлана Бондаренко, Антон Первушин, Александр Етоев, Евгений Войскунский, Николай Романецкий, Сергей Переслегин. Я мог бы назвать ещё и финалистов, тех, кто удостоен был чести попасть в шорт-лист, - это ведь тоже открытия, тоже обещания на будущее, просто им не хватило баллов для победы.