Пожарный - Джо Хилл

Она хотела, чтобы книга для ребенка была пронизана подобным настроением. Вопрос только в том, чего хочет ребенок от матери; ответ – пластырь для царапин, колыбельная на ночь, доброта, что-нибудь сладенькое после школы, кто-нибудь, кто поможет с уроками и кого можно обнять. Харпер еще не придумала, как научить книгу обниматься, зато прикрепила степлером к обратной стороне обложки дюжину пластырей и добавила четыре влажные салфетки в упаковке. Эта книга – «Подручная мама» – станет отличным подспорьем.

Когда зазвонил телефон, Харпер сидела перед телевизором – он работал непрерывно и не отключался уже полгода, не считая тех случаев, когда пропадало электричество. Сейчас электричество было, и Харпер устроилась перед экраном, хотя, занятая книгой, не обращала на телевизор внимания.

Впрочем, смотреть было нечего. FOX продолжали вещание, но уже из Бостона, а не из Нью-Йорка. NBC выходили из Орландо. CNN вещали из Атланты, но вечерние новости вел человек по имени Джим Джо Картер, баптистский священник, и рассказывал он все время о людях, которых уберег от заразы Иисус. И еще оставались HSB – Патриотическое вещание, передавали или местные новостные программы, или помехи. HSB вещали с базы Куантико в штате Вирджиния. Столица, Вашингтон, по-прежнему горела. Как и Манхэттен. У Харпер был включен канал FOX. Зазвонил телефон. Она подняла трубку и поняла, что это Джейкоб, еще до того, как он заговорил. Он странно, чуть придушенно дышал и сначала просто молчал.

– Джейкоб, – сказала она. – Джейкоб, поговори со мной. Скажи что-нибудь.

– У тебя включен телевизор?

Харпер отложила ручку.

– Что случилось?

Харпер не знала, как вести себя, когда он позвонит. Она боялась, что не сумеет сдержать возмущение. Если Джейкоб услышит враждебность в ее голосе, то захочет узнать причину, и придется рассказать. Она никогда не умела от него что-то утаивать. А говорить о книге не хотелось. Не хотелось даже думать. Она беременна, в ее теле поселился огнеопасный грибок, и еще она узнала, что горит Венеция и теперь ей уже не поехать смотреть на город из гондолы. При всех напастях ждать от нее литературной критики его дерьмового романа – это чересчур.

Но Джейкоб рассмеялся – грубо и невесело, – и этот звук заставил ее забыть о возмущении. По крайней мере, пока. Кто-то в голове спокойным, профессиональным тоном произнес: «Истерика». Господи, уж этого она насмотрелась за последние полгода.

– Лучшая шутка уж не знаю за сколько времени, – сказал он. – «Что случилось»? Ты имеешь в виду, помимо того, что весь мир пылает? Что пятьдесят миллионов человек превратились в шаровые молнии? Ты смотришь FOX?

– Смотрю. Что случилось, Джейкоб? Ты плачешь. Что-то не так? – Ничего удивительного, что он чувствовал к ней презрение. За десять секунд он успел вызвать у нее беспокойство и жалость к нему, хотя пять минут назад она собиралась объявить ему бойкот хоть на целый месяц. К своему стыду, она не могла удержать свой гнев.

– Ты это видишь?

Харпер уставилась на экран: трясущиеся кадры, какой-то луг. Несколько человек в желтых дождевиках, резиновых перчатках по локоть и противогазах, со штурмовыми винтовками «бушмейстер» в руках, стояли на дальнем краю поля. Высокая желтая трава колыхалась под мягким дождем. За людьми в дождевиках тянулась линия деревьев. Слева виднелось шоссе. На подъеме прошуршала машина со включенными в надвигающихся сумерках фарами.

– …на камеру мобильного телефона, – говорил диктор. – Учтите, кадры слишком натуралистичные. – Об этом уже не стоило предупреждать. В те дни все было натуралистично.

Из леса выводили людей. В основном детей, но с ними – несколько женщин. Некоторые дети были голые. Одна женщина тоже была обнажена, но прижимала платье к животу.

– Они показывают это всю ночь, – сказал Джейкоб. – Новостники такое обожают. Смотри. Смотри на машины.

Поле было хорошо видно с шоссе. На подъем въехала еще одна легковушка, за ней пикап. Проезжая мимо поля, оба водителя притормозили, потом снова прибавили газу.

Женщин и детей, вышедших из-за деревьев, согнали в плотную кучу. Дети плакали. Издалека их голоса как будто вливались в стон первого осеннего ветра. Одна из женщин подняла на руки маленького мальчика и прижала к себе. Харпер вдруг ощутила короткий, но сильный приступ дежавю, невероятную уверенность в том, что она смотрит на саму себя в скором будущем. Она смотрела на свою смерть.

Раздетая женщина, сжимая в руках платье, шагнула к одному из мужчин в дождевиках. С расстояния казалось, что ее обнаженная спина изрезана, а затем зашита блестящими золотыми нитями: драконья чешуя. Женщина уронила платье и шагнула навстречу штурмовой винтовке.

– Вы не смеете, – взвыла она. – Отпустите нас! Мы в Амери…

Харпер так и не поняла, был первый выстрел намеренным или случайным. Впрочем, людей вывели на поле для расстрела, так что сложно предположить, что кого-то застрелили по ошибке. Он был преждевременным – вот, наверное, нужное слово. Дуло винтовки брызнуло огнем. Женщина сделала еще шаг, второй, потом повалилась в траву и исчезла из виду.

На мгновение – на полвздоха – воцарилась удивленная придавленная тишина. Еще одна машина появилась на шоссе и замедлила ход.

Остальные винтовки жахнули разом – июльским фейерверком. Дула сверкали, как фотовспышки папарацци, снимающих вылезающего из лимузина Джорджа Клуни. Вот только Джордж Клуни был уже мертв – сгорел заживо, когда находился с гуманитарной миссией в Нью-Йорке.

Машина на шоссе почти остановилась – водителю хотелось рассмотреть все получше. Женщины и дети падали, пока винтовки стрекотали под сентябрьским дождем. Машина помчалась прочь.

Мужчины в дождевиках упустили одну жертву: невысокая девушка с эльфийской легкостью скользила по полю прямо к скрытому наблюдателю с мобильным телефоном. Она неслась по траве, словно тень от облачка. Харпер смотрела, схватив двумя руками свою книгу, и, едва дыша, посылала молчаливую мольбу: «Отпустите. Пусть она убежит». Но тут девушка сложилась пополам, упала и смялась; Харпер поняла, что это совсем и не человек. Над полем пронеслось платье, которое было в руках у обнаженной женщины. Ветер заставил платье плясать, вот и все. Танец окончен.

Снова включили студию. Ведущий стоял перед широким телеэкраном, где повторяли показанные кадры. Стоя к экрану спиной, он говорил ровным, спокойным голосом. Его слов Харпер не слышала. Джейкоб тоже что-то говорил, но Харпер не слышала и его.

Она перебила обоих:

– Правда, она была похожа на меня?

– О чем ты? – спросил Джейкоб.

– Женщина, которая обнимала маленького мальчика. По-моему, она была похожа на меня.

Телеведущий продолжал:

– …показывает, насколько опасны люди, которые, заразившись, не хотят…

– Не заметил, – сказал Джейкоб придушенным голосом.

– Джейкоб. Скажи мне: что не так?

– Меня тошнит.

У нее закружилась голова, словно она резко встала, хотя продолжала сидеть неподвижно на краю дивана.

– У тебя полоска?

– Лихорадит.

– Ясно. Но у тебя появились отметины?

– На ноге. Я думал – это синяк. Вчера уронил на ногу мешок с песком и думал, это просто синяк. – Он словно готов был заплакать.

– О, Джейкоб. Пришли мне фото. Я хочу посмотреть.

– Нечего тебе смотреть.

– Пожалуйста. Для меня.

– Я и сам знаю, что это такое.

– Пожалуйста, Джейк.

– Я знаю, что это, и у меня лихорадка. Мне охренительно жарко. Температура за тридцать восемь. Жарко, и я не могу спать. Мне снится, что одеяла горят и я выпрыгиваю из постели. Тебе такое снится?

Нет. Ее сны были гораздо хуже. Настолько, что она решила вообще не спать. Безопаснее бодрствовать.

– А зачем тебе мешок с песком? – спросила она. Не то чтобы ее это волновало, просто он успокоится, если говорить не об инфекции.

– Мне пришлось снова выйти на работу. Пришлось рискнуть. Я ведь могу заразить других. Вот во что ты меня втянула.

– О чем ты говоришь? Я не понимаю.

– Если бы я просто исчез, люди стали бы интересоваться, что со мной. Пришли бы в дом и нашли тебя. За твою жизнь могут заплатить другие. Ты сделала меня потенциальным убийцей.

– Нет, Джейкоб, мы говорили об этом. Пока чешуя не проявится на теле, ты не заразен. В этом практически все согласны. И даже тогда передача идет только при контакте. Так что не думаю, что ты серийный убийца. Так что насчет мешка с песком?

– Однажды всех из управления послали на мост через Пискатакву – пришел приказ из Национальной гвардии. Строили укрепление с пулеметным гнездом, чтобы отстреливать больных засранцев, которые попытаются проскочить через новый пропускной пункт. А почему мы говорим о сраном мешке?

– Мне нужно, чтобы ты прислал фото отметины на ноге, – сказала она голосом строгой медсестры.

– По-моему, это у меня и в голове. Иногда бывает, как будто булавки в мозг втыкают. Будто сотня тонких иголочек…