Принц Фейри/The fae princes - Никки Кроу Сент

– Кас, – говорит она неестественным голосом. – Пожалуйста.

Слезы выступают у нее из-под век.

– Ты просто глупая маленькая девочка, – говорю я ей, повторяя свои собственные мысли, свои страхи. – Мы защищали тебя все эти годы. Мы оберегали тебя от худшего, несли на себе всю тяжесть ожиданий матери и отца, поэтому ты могла быть просто избалованной маленькой девочкой принцессой. Мы отдали тебе все, чтобы ты могла продолжать оставаться избалованной, и что мы получили за это? У нас оторвали крылья. У нас отняли наше право первородства. И теперь ты пожертвовала троном, на котором наша семья восседала на протяжении многих поколений, только ради того, чтобы продолжить кампанию против Питера Пэна? Чтобы ты могла стать самой избалованной и могущественной сучкой на острове?

Ее лицо синеет, а крылья тускнеют, когда слезы заливают ее лицо.

– Кас, – выдыхает она, хлопая меня по рукам.

– Брат, – Баш подходит ко мне.

Я наклоняюсь к нему, стиснув зубы.

– Ты слепо стремишься к власти и пожертвовала единственным, что было у каждого из нас, ради воскрешения темной, извращенной матери, которая никогда нас не любила.

Только когда мое лицо становится мокрым, я осознаю, что тоже плачу.

– Кас! – Говорит Баш, отрывая меня от нашей сестры. – Переведи дух.

Не знаю, кому он это говорит – мне или Тилли, но мы оба втягиваем воздух. Она давится, хрипит и отворачивается.

– Ты в порядке? – Баш похлопывает меня по плечу, привлекая мое внимание к себе.

Когда я сосредотачиваюсь на нем, на его темных нахмуренных бровях, на проблеске беспокойства в глазах, я, наконец, возвращаюсь к реальности. Он всегда был со мной. В каждый тяжелый момент мой близнец был рядом.

Я смотрю через его плечо на Тилли, ее нижняя губа дрожит, когда она пытается сдержать слезы.

У Тилли никогда не было такого человека, как у меня с Башем. Он подходит к ней, но держит руки при себе, давая ей пространство, в котором она нуждается, и шепчет ей слова утешения. Я опускаюсь рядом с могилой Нэны и смотрю на нее, замечая несколько старых венков из душистой травы, вбитых в то место, где могильный камень соприкасается с землей. Я поднимаю один и сдуваю снег.

Я не делал эти сувениры и знаю, что Баш этого не делал.

Нэна любила нас всех, но я всегда думал, что больше всего она любит Баша и меня. Тилли почти не проводила времени с нашей бабушкой, предпочитая повсюду ходить за мамой и папой, как потерявшийся маленький щенок. Мать и отец были оплотом власти, и Тилли всегда стремилась занять свое место.

Нэна обладала мудростью, а Тилли никогда этого не хотела.

Поднявшись на ноги, я пересекаю кладбище и поднимаю веточки душистой травы.

– Это твои? – Спрашиваю я ее.

Мои сестра и брат смотрят на меня.

Тилли смахивает слезу подушечкой большого пальца.

– Да.

– Почему?

Она хмурится.

– Что ты имеешь в виду, почему?

– Почему ты здесь сегодня? Почему ты посещаешь могилу Нэны? Почему оставляешь сувениры на память о ней?

Тилли облизывает губы. Синяки, оставленные моими руками, на ее шее уже исчезли.

– Я слишком поздно поняла, что Нэна была единственной из нашей семьи, кто никогда ничего от меня не хотел, – Слезы вновь наполняют ее глаза, и, как только они проливаются, она вытирает их. – Я сделала то, чего, как мне казалось, хотели бы от меня мама и папа. Долг превыше семьи. Она указывает на нас обоих. – Наш долг был перед троном и двором. Перед нашей семьей. Я не хотела разочаровывать их. Я не хочу потерпеть неудачу! И я… – Она обрывает себя, стиснув зубы. Ее подбородок дрожит, когда она сдерживает слезы. – Не обращай внимания. Теперь это не имеет значения, не так ли? Что сделано, то сделано.

Она начинает спускаться с холма.

– Тилли, подожди, – говорит Бэш.

Я ловлю своего близнеца, прежде чем он бросается за ней.

– Хотя она права, – Мы наблюдаем, как она пробирается через кладбище, ее крылья неподвижны, а плащ волочится по снегу. – Что сделано, то сделано.

– Она в беде, – говорит Баш. – Я чувствую это.

– Так что же нам делать? Спасти ее снова? Я не думаю, что она хочет, чтобы ее спасали.

– Не думаю, что она знает язык просьб, брат.

Снегопад становится все гуще, поглощая нашу младшую сестру, возвращающуюся во дворец без трона.

Глава 8

Уинни

Вейн погружен в раздумья. Он сидит в одном из кожаных клубных кресел, облокотившись на подлокотник, зажав сигарету средним и указательным пальцами, кончик ее горит, и дым тонкими струйками поднимается в воздух.

У меня такая же способность, как и у него, чувствовать все, что чувствует он, но он лучше защищается от меня, чем я от него, так что мне остается только гадать.

– Ты злишься на Пэна, – говорю я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучал вопрос.

В присутствии Вейна я всегда хочу казаться уверенной.

Он подносит сигарету ко рту и затягивается. Говорит, выдыхая клубы дыма.

– Он ведет себя безрассудно.

– Он боится, – признаю я, и меня немного шокирует, что это правда.

– Да, – говорит Вейн. Он закрывает глаза и вздыхает. – Сколько я знаю Питера Пэна, он был в беспокойной, бесконечной погоне за своей тенью, и теперь, когда он это сделал, я не думаю, что он знает, как дышать. Он все еще неспокоен.

– Ты его винишь? – Я пересекаю комнату, направляясь к Вейну, но останавливаюсь у кофейного столика, скрестив руки на груди. – Динь-Динь вернулась к жизни, это довольно серьезное дерьмо.

Вейн фыркает, и дым выходит у него из носа.

– У тебя такой грязный рот, Дарлинг.

– Мне не нравится, когда ты меня так называешь.

Он поднимает взгляд, его фиалковые глаза блестят, и он реагирует на вызов, прозвучавший в моем голосе.

– Почему?

– Потому что остальные называют меня Уин.

– Ты хочешь, чтобы мы были особенными, не так ли, Дарлинг?

Очевидно, я совершила просчитанную ошибку. Потому что теперь он знает, что может использовать это против меня, чтобы поставить меня на место.

Отбросив всякую осторожность, я сокращаю расстояние между нами и забираюсь к нему на колени, оседлав его. Он выдыхает, его рука автоматически тянется к изгибу моей задницы, хотя он и хмурится, как будто я причиняю ему неудобства.

– Нравится тебе это или нет, но мы с одной тенью, так что да, мы особенные.

Насколько можно судить, мы первые, кто разделяет тень. Мы на беспрецедентной высоте.

Я беру сигарету из его руки и, потянувшись, тушу ее в ближайшей пепельнице. Он позволяет мне