Короли побежденных - Елена Первушина

Но тут выяснилась еще одна милая мелочь. Король Лайи — вовсе не священный правитель. Он, скорее, опытный майордом, который присматривает за порядком в хозяйстве. В таком важном деле, как заключение военного союза, он не имеет права голоса. Все решают те, кто выбирает короля, — аристократы.

Попроси чтеца повторить последний абзац еще раз. Знаю, в такое трудно поверить. Но придется, раз уж мы ввязались в это дело.

Ты не велел мне говорить с аристократами (если ты помнишь, мы их вовсе не принимали в расчет), но я решил просто познакомиться и поболтать с ними, узнать их настроения. Увы! Мне НИЧЕГО не удалось услышать. Прежде я думал, что умею скрывать свои мысли, но по сравнению с ними я прозрачней весеннего льда. Их НЕТ сидит внутри ДА, которое в свою очередь сидит внутри НЕТ, и так до бесконечности. Вчера я побывал у них на свадьбе, бродил по саду часа три, беседуя то с одним, то с другим, и ровным счетом ничего не узнал. В конце я уже готов был биться головой о чугунную ограду.

К сожалению, воспользоваться связями, налаженными год назад, я не могу. У господина Ивэйна трагически погиб сын, и мой прежний покровитель больше не желает иметь с нами дела. Где повод, а где причина — решай сам.

Да еще господин Конрад, наш доблестный церет, ноет целыми днями и требует, чтоб мы возвращались домой. Боится, что здесь развратят его племянницу. Честное слово, будь у меня незамужняя сестра двадцати семи лет от роду, я сам позаботился бы о том, чтоб ее наконец развратили.

Встретив столь холодный прием у аристократов, я вернулся к Его Величеству Фергусу. И он сделал мне одно предложение. Теперь читай внимательно.

Для начала разреши напомнить тебе один старый анекдот. Рыцарь, желая провести ночь с некой дамой, отправляет к жене слугу и приказывает передать ей, что ее супруг должен присутствовать нынешней ночью на княжеском сй-вете. Когда слуга возвращается, рыцарь спрашивает: «И что ответила на это моя жена?» Слуга отвечает: «Госпожа спросила: „Скажи, я могу быть в этом твердо уверена?"»

Так вот, может ли Фергус быть твердо уверен в том, что после победы в войне мы избавим его от аристократов? Он даже готов уступить нам часть их богатств в благодарность за эту услугу.

Учти, однако, что Дома аристократов могут оказаться твердым орешком. Они действительно богаты, и на их стороне будут все люди Лайи.

Если же мы решим принять другую сторону, напиши, что я могу предложить аристократам от твоего имени. Их будут интересовать прежде всего торговые льготы.

Чем скорее я получу твой ответ, тем скорее пойдет дело.

И наконец, как ты соизволил выразиться, о приятном. О невесте, которую ты мне предложил. Клянусь тебе нерушимой клятвой тарда, что женюсь и на безродной батрачке, лишь бы она мне понравилась. Но девица, согласная выйти замуж почти за первого встречного лишь оттого, что ее просишь об этом ты, мне понравиться не может. Так что проси у нее прощения сам, как знаешь.

Честь моя принадлежит тебе, но свобода — только мне одному. Этому асены меня уже научили.

Любящий тебя

Твой брат Вестейн.

С утра пробудилась моя худшая половина. И пробудилась она до смерти напуганной. А ну как дядя рассердится на мою самовольную отлучку и прогонит меня в три шеи?! Как я ни призывал на помощь вчерашнее спокойствие и бесстрашие, все было тщетно. Пришлось снова собираться в Аврувию.

Прислуга, по-моему, не слишком удивилась, когда заспанный и растрепанный хозяин неожиданно появился в доме. Они уже привыкли к подобным фокусам. Только пятеро наших псов устроили вокруг меня пляску диких тардов. Потом Тильда, самая старая и умная, обнюхала мои сапоги и тихо заворчала. Она была недовольна, что я опять бродил по лесу без нее.

Тут же как из-под земли вырос наш управляющий, и мне пришлось пережить еще один неприятный разговор на тему того, что ему говорить нашим арендаторам. У асенов превосходное чутье на неприятности, и все вокруг давно знали, что я сижу на горячих углях.

Я привел себя в порядок, позавтракал, велел оседлать нового коня (Лукас мирно жевал овес в конюшне городского дома) и поехал в столицу.

Керн здорово меня порадовал — господин Дирмед уже присылал гонца. Он желал видеть меня немедленно. Сбывались мои худшие предчувствия.

От дядюшкиного дружелюбия на сей раз не осталось и следа. Мы снова сидели в его кабинете. Вернее, сидел я, а он бродил от стены к стене и, казалось, не мог смотреть на меня без омерзения. Я ясно видел, как набрякли у него под глазами мешки, значит, что-то не давало ему уснуть нынешней ночью (вернее, утром).

— Ты говорил с моей дочерью?

— Простите, с кем?

— С Кайрен.

— Я не знал, что вы в родстве. Я отвез ее домой.

— Домой? Куда это — домой?

— Она сама просила меня.

— Куда же она захотела поехать?

— В тардский Храм.

— Понятно.

— Она добралась благополучно.

— Она — моя дочь.

— Простите, — сказал я, сам толком не зная, за что извиняюсь.

— Вот погляди. — Он снял с полки альбом, обтянутый темно-красным бархатом, и бросил мне: — Полистай и скажи, что думаешь.

Там были карандашные рисунки: пара пейзажей, лошади, цветы, но больше всего портретов. Лет пять назад такие альбомы были в большой моде среди девиц Аврувии. Матушка и сестра отдали им немало времени. Но тут было что-то другое. Линии неровные, неумелые — и неожиданно точные. В каждом лице проглядывала сердцевина характера. Некоторые изображенные были мне знакомы, и я разглядывал портреты с восторженным злорадством. Кто-то сумел увидеть и изобразить моих родичей-аристократов такими, какими они были на самом деле, не обращая внимания на все их маски и увертки. На мгновение я ему позавидовал.

— Я мало понимаю в рисунках, — сказал я осторожно, — но, по-моему, это просто великолепно сделано.

— Это она рисовала. — Дядя провел рукой по волосам, будто хотел от чего-то заслониться. — Скажи, как ты думаешь, такая девушка может поверить этим набитым дурам, тардкам?

— Не знаю, — ответил я, не веря глазам своим. Силы небесные! И в его броне были уязвимые места!

Дядя отвернулся к окну;

— Я знаю, это звучит как в дурной трагедии. «Они отнимают у меня моего ребенка! Она — единственное, что у меня осталось! Она так похожа на мать!» И тому подобные жалкие слова. На мать она, хвала богам, не похожа совершенно, та была глупая и вздорная женщина. А у Кай — мужской характер. Но скажи, могу я смотреть спокойно, как ее хоронят заживо?