Генрих V - Уильям Шекспир

Капитан Флюэллен!

Флюэллен

Да, только, ради Христа, говорите потише. Вся вселенная негодует, когда не соблюдают добрых старых военных законов и обычаев. Если вы потрудитесь изучить войны Помпея Великого, уверяю вас, вы увидите, что в лагере Помпея никогда не было никакой болтовни и трескотни. Уверяю вас, вы увидите, что тогда все было совсем иное: и военные формальности, и правила, и поведение, и умеренность, и скромность.

Гауэр

Да ведь неприятель-то шумит; его слышно всю ночь.

Флюэллен

Если неприятель осел, дурак и болтливый хвастун, так разве мы должны тоже быть — как бы это сказать — ослами, дураками и хвастунами? Ну-ка, скажите по совести.

Гауэр

Я буду говорить тише.

Флюэллен

Прошу и умоляю вас об этом.

Гауэр и Флюэллен уходят.

Король Генрих

Уэлец этот, хоть и старомоден,

Но мужествен, усерден, благороден.

Входят три солдата — Джон Бетс, Александер Корт и Майкл Уильямс.

Корт

Братец Джон Бетc, что это, уж не светает ли?

Бетс

Как будто бы так; только нам нечего особенно желать, чтобы настало утро.

Уильямс

Вот мы сейчас видим, как занимается день, а конца его, может быть, и не увидим. — Кто там?

Король Генрих

Свой.

Уильямс

Из какого отряда?

Король Генрих

Сэра Томаса Эрпингема.

Уильямс

Это старый, славный начальник и очень добрый человек. Скажи мне, пожалуйста, что он думает насчет нашего положения?

Король Генрих

Он находит его похожим на положение людей, которые после крушения выброшены на отмель и ждут, что их унесет в море первый прилив.

Бетс

А он говорил это королю?

Король Генрих

Нет, да этого и не следовало делать. Ведь, между нами говоря, король — такой же человек, как я. Фиалка пахнет для него так же, как и для меня; небо представляется ему таким же, как и мне; все чувства у него такие же, как у всех людей. Если снять с него королевские его уборы, он окажется в наготе своей обыкновенным человеком, и, хотя его стремления взлетают выше наших, они опускаются на землю так же, как у всех нас. Значит, если у него, как и у нас, есть причины для опасений, то его страх ничем не отличается от нашего. Поэтому будем остерегаться заразить его своим страхом, ибо, если он проявит страх, все войско падет духом.

Бетс

Он может храбриться для вида сколько угодно, а все-таки я думаю, что, как ни холодна эта ночь, он предпочел бы сидеть теперь по горло в Темзе, — да и я с ним, что бы там со мной ни случилось, — только бы быть подальше отсюда.

Король Генрих

Скажу вам по совести свое мнение о короле: я думаю, что он хотел бы быть там, где он теперь, и больше нигде.

Бетс

Если так, я хотел бы, чтобы он был здесь один; тогда его наверно бы выкупили и много бедняг осталось бы в живых.

Король Генрих

Думаю, что ты не так уж его ненавидишь и не можешь от души пожелать, чтобы он оказался здесь один, а говоришь так нарочно, чтобы узнать мнение своих товарищей. Мне думается, нигде смерть не была бы мне так желанна, как возле короля; ведь дело его правое и притязания вполне законны.

Уильямс

Ну, этого нам не дано знать.

Бетс

Да и незачем нам в это вникать. Мы знаем только, что мы подданные короля, и этого для нас достаточно. Но если бы даже его дело было неправым, повиновение королю снимает с нас всякую вину.

Уильямс

Да, но если дело короля неправое, с него за это взыщется, да еще как. Ведь в судный день все ноги, руки, головы, отрубленные в сражении, соберутся вместе и возопиют: «Мы погибли там-то!», и одни будут проклинать судьбу, другие призывать врача, третьи — своих жен, что остались дома в нищете, четвертые горевать о невыплаченных долгах, пятые — о своих осиротевших маленьких детях. Боюсь, что мало солдат, умирающих в бою со спокойной душой; да и как солдату умирать с благочестивыми мыслями, когда у него одно лишь кровопролитие на уме? И вот, если эти люди умрут не так, как подобает, тяжелая ответственность падет на короля, который довел их до этого; ведь ослушаться короля — значит нарушить законы и долг верности.

Король Генрих

Так, значит, по-вашему, если отец пошлет своего сына по торговым делам на корабле, а тот погибнет во грехах своих на море, то ответственность за его порочность должна пасть на его отца, который его послал? Или если хозяин пошлет куда-нибудь слугу с деньгами, а на того нападут по дороге разбойники и он умрет без покаяния, то приказ господина вы будете считать причиной гибели души слуги? Нет, это вовсе не так! Король не ответствен за смерть каждого отдельного из своих солдат, как и отец или господин не отвечают за смерть сына или слуги, потому что, отдавая им приказания, они не думали об их смерти. Вдобавок ни один король, как бы ни было безгрешно его дело, в случае если придется защищать его мечом, не может набрать войска из одних безгрешных людей. У одних может оказаться на совести преднамеренное убийство; другие, может быть, обманывали девушек, нарушая данные им клятвы; третьи пошли на войну, чтобы скрыться, как за бруствером, от суда за грабеж или насилие, которыми они успели осквернить чистое лоно мира. Но если всем этим нарушителям закона и удалось избегнуть наказания у себя на родине — ибо от людей они могли скрыться, — то нет у них крыльев, чтобы улететь от бога. Война — бич божий, кара господня; и потому здесь, на королевской войне, люди несут наказание за прежние нарушения королевских законов. Там, где они боялись смерти, они спасали свою жизнь, а там, — где они считают себя в безопасности, они гибнут. Итак, если они умрут без покаяния, король не будет виновен в гибели их души, как и раньше он не был виновен в проступках, за которые они отвечают теперь. Каждый подданный должен служить королю, но душа каждого принадлежит ему самому. Поэтому каждый солдат, идя на войну, подобно больному на смертном ложе, должен очистить свою совесть от малейших частиц зла. Тогда, если он умрет, — благо ему; если же не умрет, то время, потраченное им на такое приготовление, не будет для него потеряно даром, и он получит великую пользу; и кто уцелеет, тому не грех думать, что в награду за такое усердие господь сохранил ему жизнь, дабы он познал величие божие и научил других готовиться к смерти.

Уильямс

Разумеется, когда помирает грешник, его грехи падают на его голову, а король за это не может отвечать.

Бетс

Я вовсе не хочу, чтобы он отвечал за меня, и все-таки я решил храбро за него драться.

Король Генрих

Я сам слышал, как король говорил, что он не хочет, чтобы за него платили выкуп.

Уильямс

Ну да, он сказал это нарочно, чтобы мы лучше дрались; но, когда всем нам перережут глотку, все равно его выкупят, а вам от этого лучше не будет.

Король Генрих

Если я доживу до этого, я перестану верить его королевскому слову.

Уильямс

Подумаешь, испугал его! Для монарха гнев его жалкого подданного так же страшен, как выстрел из игрушечного ружья. Это все равно как если бы ты вздумал заморозить солнце, помахивая на него павлиньим пером. Он перестанет верить королевскому слову! Какой вздор!

Король Генрих

Ты слишком резок на язык; в другое время я бы этого не спустил тебе.

Уильямс

Давай рассчитаемся после, если останемся в живых.

Король Генрих

Согласен.

Уильямс

А как мне узнать тебя?

Король Генрих

Дай мне какой-нибудь залог — я буду носить его на шапке; и если ты осмелишься признать его, мы с тобой посчитаемся.

Уильямс

Вот моя перчатка; дай мне взамен твою.

Король Генрих

Бери!

Уильямс

Я буду тоже носить ее на шапке; и, если ты подойдешь ко мне завтра после битвы и скажешь: «Это моя перчатка», — клянусь рукой, я влеплю тебе пощечину.

Король Генрих

Если только я останусь в живых, я потребую мою перчатку обратно.

Уильямс

Рассказывай! Этак ты, пожалуй, и на виселицу добровольно полезешь.