Британский вояж - Александр Михайловский

Приняв такое соломоново решение, император немного успокоился. Он снова обнял Адини, погладил ее по мягким волосам и ласково сказал:

– Милая моя, все будет хорошо, я обещаю тебе это. Николя и его спутники скоро вернутся с победой. А что будет потом – о сем лишь Господь ведает. Помни, Адини, что в Его руках судьбы всех живущих на земле, в том числе и власть предержащих. Молись, и Господь тебе поможет. А мы, рабы Его, исполним волю Всевышнего.

Адини в последний раз всхлипнула и по-детски, как когда-то, лет десять назад, прижалась к отцу…

Утром, позавтракав, великая княжна, с разрешения императора, отправилась к Александру Павловичу Шумилину. Она решила поговорить с человеком, которого пришельцы из будущего уважали и считали своим лидером.

Александр Павлович терпеливо выслушал сбивчивый рассказ девушки и тяжело вздохнул.

«Совсем как мой папа́», – мелькнуло в голове Адини.

– Видишь ли, милая, – задумчиво сказал он, – все не так просто, как тебе кажется. Любовь – это светлое чувство, но если бы ты знала – сколько трагедий в мире происходит из-за того, что два любящих друг друга сердца вынуждены расстаться. Ты ведь читала трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта»?

Адини кивнула, вспомнив, сколько слез она пролила, оплакивая несчастных влюбленных. Кстати, Джульетта была моложе, чем она. Они погибли из-за того, что по прихоти самых близких людей им пришлось расстаться.

– Так вот, – продолжил Шумилин, – мне очень не хочется, чтобы нечто подобное произошло и у тебя с Николаем. Я ведь помню его еще совсем маленьким. Он рос на моих глазах. Сейчас Николай – взрослый мужчина, опытный воин и просто замечательный человек. Он любит тебя, и это прекрасно. С ним ты будешь счастлива. Но, с другой стороны, существуют принципы, через которые твой отец переступить не может. Правильные они или нет – судить не нам. Главное то, что они существуют, и мы вынуждены с ними считаться. Это в наше время царственные особы вольны выходить замуж или жениться по любви, независимо от того, кто их избранник или избранница по происхождению. А пока сословные границы тверды, и переступить их невозможно.

– Так что же, Александр Павлович, – печально спросила Адини, – ничего нельзя сделать?

– Можно, – неожиданно для девушки улыбнулся Шумилин. – Есть путь выхода из тупика. Все зависит лишь от того – захочет ли им воспользоваться твой отец. Я только попрошу тебя не торопить события и терпеливо ждать. То, что невозможно сегодня, вполне возможно завтра. Ну, или послезавтра.

– Александр Павлович, – вздохнула Адини, – если бы вы знали – как трудно ждать. Николя уплыл в эту злую и страшную Англию вроде бы совсем недавно, а мне кажется, что прошло уже много-много дней. Я все время думаю о нем, вспоминаю его лицо, голос…

Тут девушка вспыхнула, как маков цветок. Ей стало вдруг стыдно за то, что она так откровенно рассказывает все это совершенно постороннему человеку. Хотя Александр Павлович и его друзья уже стали ей как бы родными.

– Милая девочка, – неожиданно, совсем по-домашнему, обратился к ней Шумилин, – я тебя прекрасно понимаю. Ждать, действительно, тяжело. Но, именно женщины, своим ожиданием часто спасают своих любимых. Знаешь, во время нашей, самой страшной войны, один замечательный поэт написал вот такое стихотворение:

Жди меня, и я вернусь.Только очень жди,Жди, когда наводят грустьЖелтые дожди.Жди, когда снега метут,Жди, когда жара,Жди, когда других не ждут,Позабыв вчера.Жди, когда из дальних местПисем не придет,Жди, когда уж надоестВсем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,Не желай добраВсем, кто знает наизусть,Что забыть пора.Пусть поверят сын и матьВ то, что нет меня,Пусть друзья устанут ждать,Сядут у огня,Выпьют горькое виноНа помин души…Жди. И с ними заодноВыпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,Всем смертям назло.Кто не ждал меня, тот пустьСкажет: – Повезло.Не понять, не ждавшим им,Как среди огняОжиданием своимТы спасла меня.Как я выжил, будем знатьТолько мы с тобой, —Просто ты умела ждать,Как никто другой.

– Спасибо, Александр Павлович, – глотая слезы, произнесла Адини. – Я выучу это стихотворение и буду читать его, как молитву. Я верю, что Николя скоро вернется домой, и я снова увижу его. Я буду его ждать долго-долго, столько, сколько нужно. Хоть всю жизнь…

Москва Златоглавая

Лечение Александра Христофоровича Бенкендорфа шло успешно. Хотя граф сильно переживал из-за того, что он на время передал бразды правления III отделением молодому и еще неопытному, но толковому и умному майору Соколову. Хотя Бенкендорф и считал себя русским человеком, но в душе он оставался немцем – старательным и аккуратным служакой.

Утешало его лишь то, что здоровье пошло на поправку. Головокружения и внезапная темнота в глазах случались все реже и реже. Почти прекратились и боли в сердце. Граф словно помолодел лет так на десять-пятнадцать. Он даже стал задумчиво поглядывать на молоденьких медсестер, сновавших по коридорам лечебного корпуса, со вздохом вспоминая о своих былых амурных приключениях и подкручивая при этом поседевшие усы.

Похоже, что информацию об улучшении самочувствия пациента врачи санатория сообщили тем, кто курировал лечение Александра Христофоровича. И должные выводы были сделаны.

В один прекрасный день в санаторий явился мужчина средних лет в статском платье, который назвался подполковником Владимиром Николаевичем Гавриловым. Он сообщил графу о том, что Сергей Борисович не забыл о своем обещании, и завтра они отправятся в Первопрестольную.

– Думаю, Александр Христофорович, – сказал его новый знакомый, – что одного-двух дней вам вполне хватит для того, чтобы осмотреть Москву XXI века, после чего мы с вами снова вернемся в Петербург, и вас переправят в ваше время.

– Отлично! – обрадованно воскликнул Бенкендорф. – Только не слишком ли много времени займет все это? Ведь до Москвы из Петербурга – несколько дней пути.

– Ах да! – граф всплеснул руками. – Я совсем запамятовал, что у вас передвигаются не на тройках, а на самодвижущихся повозках. Только и им тоже понадобится немало времени, чтобы доехать до Москвы. Или вы хотите, чтобы мы полетели на ваших аппаратах, которые, подобно ангелам небесным, парят в воздухе?

– Александр Христофорович, – улыбнулся подполковник, – мы не поедем по дороге и не полетим по небу. Но завтра, выехав около полудня из Петербурга, к обеду будем в Москве.

– Не может такого быть! – воскликнул изумленный Бенкендорф. – Разве можно всего за несколько часов попасть из одной российской столицы в другую?

– Можно, – таинственно улыбнулся подполковник.

На следующий день Александр Христофорович убедился, что потомки действительно умеют творить чудеса.

Подполковник Гаврилов заехал за ним утром, едва граф успел позавтракать. После недолгих сборов они покинули гостеприимный санаторий и на автомобиле отправились на вокзал, откуда отправлялись в путь поезда, влекомые пароходами по чугунке. Правда, как объяснил графу подполковник, чугунку сейчас называют железной дорогой, а пароход – паровозом. К тому же по железным дорогам паровозы уже практически не ходят, а вагоны тянут локомотивы, оснащенные не паровой машиной, а двигателями, работающими на основе других принципов.

Вокзал удивил Бенкендорфа. Он находился в самом центре города, на пересечении Невского проспекта и улицы, появившейся там, где в его времени протекал Лиговский канал – напротив Знаменской церкви. Правда, от церкви не осталось и следа, а на ее месте возвышалось непонятного назначения здание с ротондой, увенчанной шпилем. Подполковник Гаврилов объяснил, что это станция метрополитена, а на вопрос графа – куда делась церковь, почему-то не ответил.

Достав из внутреннего кармана маленькую книжечку с двуглавым орлом на обложке. Владимир Николаевич сказал, что это паспорт – документ, изготовленный специально для графа. Бенкендорф с любопытством открыл его. Внутри была вклеена его фотография – моментальный рисунок, сделанный по методу Луи Дагера, а также было написано: «Александр Христофорович Белкин». В ответ на недоуменный взгляд графа подполковник сказал, что имя начальника III отделения слишком хорошо известно даже в их времени, поэтому не стоит привлекать к его особе лишнее внимание. Александр Христофорович пожал плечами, но возражать не стал. В конце концов, он здесь гость, а не хозяин, и вряд ли стоит возражать против принятых здесь порядков. К тому же ему стало приятно, что и в далеком прошлом сохранилась память о нем.

Пройдя через толпу людей с сумками и баулами, граф и его спутник подверглись контролю здешних полицейских. Потом они оказались на огромном перроне, где стоял изящный серебристый поезд с надписью «Сапсан» на борту.