Дневник написанный кем-то - Алексей Олегович Торопченов

— А от чего не пойти пойдемте. — ответил я.

Вот так вот я встретил свою спасительницу и, наверное, любовь всей своей жизни.

Не успел я ей многое сказать, как люблю ее, как дорожу. Сейчас и не знаю жива ли она вообще. Эх Мария, ты спасла мне жизнь. Уберегла меня от греха страшного и обрекла любить тебя вечно. Корит меня то что не знаю дойдут ли эти слова до тебя. Но знай я верну твою сестру, во чтобы это не стало верну. И обниму тебя и зацелую. Эх Мария Антонова…

***

«Этого не может быть, совпадение? Да как совпадение? Ведь и сестра и фамилия и имя все сходиться, но этого просто не может быть, не может быть» — Андрей положил записной блокнот на колени и ухватился обеими руками за голову все повторяя «Не может этого быть, не может». От неожиданного шока от стал нервно раскачивать и без того хлипкий табурет. Прозвучал резкий скрип, трескающийся древесины и Андрей грохнулся на сырую прогнившую паркетку выложенную здесь далеко до его рождения. Табурет сложился пополам. Андрей с хрипотой насмешливо застонал, поднимаясь со спины на задницу. Помотав головой, он стал рыскать глазами ища записную книжку. Блокнот отскочил под такой же древний, как и этот сломанный табурет письменный стол. Андрей потянулся за ним собирая на себя всю пыль и грязь накопившуюся за столько лет. Подняв блокнот он озадачено почесал затылок и вновь открыл последнюю им прочитанную страницу.

Глава 7

Пятое декабря.

По вынужденным обстоятельствам мы не могли продвигаться, хворь лейтенанта усиливалась. Заканчивались продовольственные запасы, которые были рассчитаны на несколько недель. Попросту все сгнило, либо покрылось плесенью, что в целом для нас было равносильным. Слишком большая влажность с резкими перепадами температур не давали покоя не хлебу не крупам. Жили уже второй день на тушенке.

Мной было принято решение отправится за продовольствием и медиком. В планы входило отыскать какую-нибудь деревушку, но если повезет, то и какой-либо пункт с нашими ребятами.

Зная какой будет нелегкий путь, следовало все просчитать. Санька неплохо ориентировался на этой местности, но с собой его было брать нельзя. Он должен был остаться на месте чтобы в случае чего солдаты не разбежались по лесу со страху. Санька постарался как можно подробнее вычертить деревеньки, и вражеские позиции на карте. Пускай мы и сидим здесь уж бог знает сколько, но разведка работает отлаженно. Александр в этом деле толк знает мимо кого угодно проскочит. Он вручил мне эту несчастную карту. Я распорядился снарядить десятерых здоровеньких парней. Ну это само собой Витька Лугин, Пашка Костров, Илья Рожкин, Иван Колымако….

В планах было воротиться через двое суток. С учетом того что торопиться мы особо не будем.

Первые восемь часов ходьбы выдались ничем не примечательными, нам удалось достаточно продвинуться на юг к юго-восточным сельским долинами. Говорят, сказочные места: раскидистые поля, усаженные пшеницей обильные реки, сады, скот.

Вот только во все это перестаешь верить, когда начинает мести самый настоящий снежный буран. Ближе к десяти часам нашего пути пошел обильный снег. К шести часам вечера уже стемнело. Мы ступили на обширное поле километра полтора в дину. Ветер здесь задувал так, что аж внутренняя подкладка рейтуз завывала протяжными стонами, не говоря уже о самой заднице. Ветер дул со всех сторон поднимая на нас снежные вихри. Мои щеки до сих пор помнят, как плотные снеговые обледеневшие хлопья раздавали обжигающие пощёчины по мордасам резкими непрерывными порывами ветра.

Со всем не приспособлена наша форма к такой вот погоде. Замыленная гимнастерка, тканевая рубаха, подшубок из войлока, форменный тулуп, непонятные штанины с якобы с овечьим начесом (рейтузы к форме не относятся. Сами по делу случая находим ежель с мертвяка вражеского стащим) черные берцы, худющие портки, перчатки ну и шапка ушанка. Хотелось бы мне поглядеть на этих Ген-штабов в форменном тулупе и без рейтуз в минусовую пробирающую до костей ветряную снежную погоду. Вот бы смеху было. Уверяли мол хорошо кормят, тепло одевают, оснащают. Да кто бы их знал на самом деле, никто ж из них ведь не воевал никогда, один значиться пробыл в запасе всю жизнь до преклонных лет потом объявился, другой всю жизнь почти отдал служению в пожарных войсках-благое дело я бы сказал важнейшие, но увы не военное. Может они и рады помочь, но вот не в состоянии может быть из-за личных представлений, а может просто подворовывают и лишнюю копейку в карман. Да и вообще честно говоря не воюя, мы разучились воевать, а лучше бы конечно не умели б никогда держать в руках винтовки и автоматы.

Преодолев поле, наступило легкое облегчение, ибо зайдя в лес ветер уже доставал не так сильно. Но увы снега в лесу навалило не меньше, все ноги мокрющие хоть выжимай. Мы остановились на небольшой перекур.

Парни быстро расположились.

Я взвалил свой тюк со спины на землю и уселся на него.

— Пару глотков до и пару после, всем ясно?

— Товарищ Капитан после чего?

— После курева рядовой, тебе не положено маманя будет не в восторге.

Все добродушно посмеялись. Я протянул юнцу сигаретку.

— Но знай, перед мамкой сам отвечать будешь.

Рядовой кивнул мне и взял сигарету. Я развернул пачку и вынув еще одну подкурился. Как нестранно с табаком проблем никогда не возникало всегда было вдоволь этой травяной смерти. Генералы ведать предпочитают мерзнуть, а не бросить курить. Покурив мы каждый сделали по глотку воды.

— Еще час полтора и ищем место ночлега. — сказал я и мы двинулись дальше.

По моим предположениям мы прошли около сорока за сегодня по близости врага не должно быть, поэтому есть возможность пройти еще километров пять, шесть.

Место для ночлега выбирали долго и осмотрительно. В конечном итоге вышли на небольшую полянку там и решили остановиться. Быстро разложились. Парни собрали две палатки. Вот что-то, а вот за плащ-палатку Генералам спасибо. Никогда еще не подводила. Но какой бы плащ-палатка не была замечательной все равно ночь предстояла тяжелая и холодная. Кострецу не развести, нормально не покурить, да и холод собачий. Теснились в четвёртом на одном квадратном метре, в караул уходили по одному человеку с палатки, то есть в карауле два человека, с периодичностью в два часа.

Я вышел в последний. Времени было около четырех. Полная кромешная темнота, лишь только иногда из-за веток проглядывался редкий лунный свет. Я присел под ель на свой тюк.