Солотчинский призрак - Анна Попова

– Позовите Павла.

Пришел мальчик:

– Здравствуйте, бабушка, – в том, как это было сказано ребенком, четко чувствовалось, что между бабушкой и внуком отношения установились сугубо официальные, домашним теплом и ласкою тут не пахнет.

– Павел, это твой новый гувернер. Слушайся его.

Потом добавила, уже обращаясь к Петру:

– Вы должны крепко усвоить, что хозяйкой дома являюсь именно я. Только я решаю тут все вопросы, а также Вы должны помнить, что в Вашу задачу входит следить, чтобы Ваш подопечный вел себя тихо и никому не мешал. Все шумные игры, прятки, догонялки извольте осуществлять в лесу за пределами усадьбы.

В это момент мальчик чихнул. И это вызвало немедленную реакцию пожилой женщины. Однако это была не та реакция, которая свойственна бабушкам, когда при них чихают внуки. Обычно в таких ситуациях заботливо интересуются здоровьем, суетливо прикладывают ладонь ко лбу, чтобы проверить наличие повышенной температуры. В данной ситуации не было ничего подобного:

– Чего это ты тут расчихался? Нечего заразу разносить! Вдруг Жули от тебя инфекцию подхватит? – запричитала женщина, прижимая к себе собачку. – Да и я уже старая, мне любая инфлюенция может быть крайне опасной. Что у вас, молодых, вызывает простые чихи, меня может отправить в мир иной.

– Извините, бабушка, я случайно, – потупив взгляд, проговорил ребенок.

После этого был сделан жест рукой, который обозначал, что аудиенция закончена и оба молодых человека могут идти.

«Да, оригинальная особа. Она не дала никаких указаний по поводу воспитания мальчика, содержания его образования, все свелось только к одному – следить, чтобы от ребенка не было шума. Более того, она не проявила никакого внимания к внуку, когда он чихнул. Для нее главное – здоровье ее псинки! Даже про меня она почти не спросила. Такое ощущение, что и меня она оценивала не с точки зрения моих педагогических способностей, а по тому, способен ли я что-то украсть», – подумалось Железманову, когда он выходил из комнаты.

– И не опаздывайте к обеду, – раздалось в спину последнее указание.

Петр Андреевич прошел с мальчиком к нему в комнату. Павел показал свою комнату и указал на кровать за шкафом:

– Вот тут раньше Григорий спал.

– Ладно, я тоже здесь устроюсь, – согласился следователь, понимая, что выбора просто нет. А потом спросил:

– Я так понимаю, что Марья Михайловна строгая женщина?

– Да, она решает все, но главное, ей не мешать и не шуметь, тогда она не будет ругаться. Но Вы правы, остальные ее боятся.

– А остальные это кто? Вообще, много в доме народу? Меня еще никому не представили, ты бы мне подсказал, что ли, а то попаду в неловкое положение.

– Кроме слуг, меня и Марьи Михайловны тут еще три человека. Мой дядька, Роман Семенович Петровский, он служит в столице в министерстве каком-то, я точно не знаю. Все время что-то читает в своей комнате. Есть еще один дядька, Вернов Николай Сергеевич. Он долго жил на Востоке, в Китае, поэтому у него в комнате много всяких восточных штучек. Он даже по утрам китайскую гимнастику делает, а бабушка на него за это ругается.

– Китайскую гимнастику?

– Вроде как повторяет движения животных и птиц, но он мало об этом распространяется.

– Такой необщительный?

– Нет, просто я для него совсем ребенок. У него есть еще слуга китаец. Его зовут Ли. Он его из Китая привез. Вон Ли мне помог змея сделать.

Мальчик кивнул головой на стену, где на гвоздике висел воздушный змей с красивым лохматым пестрым хвостом из тонкой бумаги.

– А кто еще есть? Ты говорил, что три человека? – не унимался Петр. Его расспросы выглядели вполне невинно, но имели дальний прицел.

– Еще Анастасия Семеновна, она младшая сестра Петровского, тоже Петровская. Она совсем молодая, только недавно гимназию закончила.

– А сейчас что делает?

– Ничего. Или целый день читает, иногда в лес ходит, гуляет, вышивает иногда.

Поговорив еще немного, Железманов еще раз убедился, что до ребенка никому особо дела не было. Главным для всех было, чтобы он не мешался во время каникул, не создавал шума, не путался под ногами, не задавал никому не нужных и глупых вопросов. Собственно, поэтому и приглашался летом гувернер: чтобы он занимал ребенка, следил, чтобы тот вел себя тихо. За содержанием образования, кругом чтения Павла также никто не следил, все это отдавалось на откуп гувернеру. Впрочем, все это имело место только в каникулярное время. Когда в гимназии шел учебный процесс, ребенок постоянно находился в Рязани, в пансионате на Владимирской улице. Со слов мальчика было понятно, что он ждет конца каникул, так как в Рязани у него были друзья, а педагоги пансионата и гимназии порой проявляли большую любовь и заботу, чем он имел в отеческом доме.

«Хорошо, что еще не особо жадничают: оплачивают содержание в гимназии, гувернера нанимают, книги покупают», – подумалось Железманову. Но все равно ребенка ему было очень жалко. Он очень хорошо понимал, что в детстве ласка, любовь, обычное участие в делах не менее важны, чем полноценный стол и удобная кровать. Его детство не было этим обделено. Детей в семье Железмановых любили, в меру баловали и ласкали. Когда не стало отца, источником домашнего тепла и уюта стала одна мать. Петр изо всех сил старался додать за отца домашнее тепло своим сестрам. По любому в доме все друг друга любили, заботились друг о друге, старались поддерживать во всем. Даже став студентом, и покинув Тверь, Петр все время чувствовал тепло родного дома, оно шло из писем, домашних посылок, пусть редких, но с заботой собранных.

Затем Петр стал расспрашивать мальчика о его занятиях с гувернером. Выяснилось, что на каникулах они ежедневно занимались французским, иногда делали упражнения по русскому (чтобы не забыть). Также почти каждый день ходили гулять в лес. Когда было тепло, купались в Старице, а если вода была холодная, то просто играли на берегу. Много времени занимало чтение, читали сказки, басни Крылова, стихи Пушкина, приключенческие романы Жюль Верна и Майн Рида. Петр слушал это с облегчением: не было ничего, с чем он не мог бы справиться. Все это было предметом и его детских занятий. Французский он знал неплохо, плавать тоже умел, словом, было все, чтобы он не выдал своей тайной миссии.

За разговорами прошло три часа. Наступило время обеда:

– Идемте, а то бабушка ругаться будет. Она очень не любит, когда опаздывают к обеду, – поторопил Павел.

– А что, бывает, когда опаздывают?

– Ругается. Поэтому лучше приходить вовремя или совсем не приходить. Николай Сергеевич иногда в город уезжает на целый день, совсем к обеду не приходит. Роман Семенович тоже. Он вообще может несколько дней дома не появляться. Бабушка потом после их возвращения бурчит, что не пристало так из дома исчезать.

– А они что?

– Чаще просто молчат. Но мне кажется, что им все равно.

Поспешили в столовую. Там был накрыт стол на шестерых человек. Гувернеру тоже полагалось место за столом, видимо, из-за простого соображения: чтобы было кому следить за поведением ребенка. Впрочем, его подчиненное положение было явно подчеркнуто: среди приборов, поставленных для Петра, не наблюдалось рюмок для алкогольных напитков. В центре стола восседала хозяйка дома Сабанеева, рядом на небольшой банкеточке лежала белая болонка – любимица хозяйки. Остальные заняли места по правую и левую руку от хозяйки. Понятно, что к Петру за столом был повышенный интерес. И хоть явно ощущалась, что теплая и непринужденная беседа за столом не есть традиция этого дома (разговор велся явно для вида в форме небольших формальных реплик), Петр все же оказался в центре небольшой дискуссии.

– Что Вы закончили, молодой человек? – спросил Николай Сергеевич.

– Московский университет, юридический факультет, – произнес Петр Андреевич.

– А сами Вы откуда? – не отрываясь от тарелки с холодцом, задал очередной вопрос Петровский.

– Я родом из Твери, закончил там гимназию, – Железманов решил, что чем ближе он будет к правде, тем проще ему будет, меньше шансов запутаться и наврать.

– Тю, и после этого Вы еще себя считаете образованным человеком? – с пренебрежением в голосе произнес Петровский, отправляя в рот кусок холодца, обильно украсив его тертым хреном.

– А что здесь такого? Разве тверская гимназия – это плохо? – удивление Петра было искренним.

– Конечно, плохо. Все провинциальные гимназии – это помойки от образования, они не дают настоящих знаний. Будь моя воля, я бы их все позакрывал, – также категорично продолжал разглагольствовать Петровский.

– Тогда где учиться юношам, которые родились в провинции? – неожиданно поддержал Петра Вернов. На вид ему было чуть более 40 лет.

– А Вы уверены, что им надо учиться? Пусть закончат пару классов в училище и достаточно. Зачем им в провинции говорить по-французски и знать геометрию, читать по-гречески? Для светских салонов? Ну, наиболее достойные могут поехать в столицу учиться в каком-нибудь лицее. Я вот закончил Царскосельский лицей, теперь служу в столице. А все эти полуфабрикаты от образования все равно ничего путного в жизни не добьются.