Москва на перекрестках судеб. Путеводитель от знаменитостей, которые были провинциалами - Андрей Шляхов

Истребители ЛаГГ-1 и ЛаГГ-3 примечательны тем, что в их конструкции использовалась дельта-древесина — листы шпона, пропитанные особым смоляным клеем и склеенные им же в тяжелые фанерные плиты, которые по прочности не уступали металлу и вдобавок были практически негорючими.

С началом войны ЛаГГ-3 попал в руки простых строевых летчиков, значительно уступавших в мастерстве асам — испытателям экспериментальных машин. Конечно же, у самолета сразу же выявились недостатки — малая устойчивость, низкие пилотажные качества, плохой обзор. Фронтовые летчики недолго думая стали расшифровывать аббревиатуру «ЛаГГ» как «Лакированный Гарантированный Гроб». Мрачновато, но с юморком. Считалось, что ЛаГГ-3 не выдерживает никакого сравнения с «мессершмиттом».

Время шло, и нареканий на ЛаГГ-3 становилось все больше и больше. Все чаще предлагалось снять истребитель с производства.

Решение Государственного Комитета Обороны о снятии ЛаГГ-3 с конвейера и переводе КБ Лавочкина на небольшой, явно второстепенный завод было по-своему справедливым и даже обоснованным.

Лавочкин не пал духом — в короткие сроки он доработал конструкцию нового самолета Ла-5, над которым работал уже давно. О преимуществах Ла-5 Лавочкин лично докладывает Сталину и получает высочайшее одобрение. Вскоре Ла-5 был запущен в серийное производство.

В сентябре 1942 года первую партию Ла-5 направили в Сталинград.

Фронтовые испытания нового истребителя Лавочкина окончились блестяще. Ла-5 доказал свою «дееспособность». В 1943 году Семен Алексеевич Лавочкин получил звание Героя Социалистического Труда.

Аппетит приходит во время еды — командование Военно-воздушными силами потребовало от конструктора увеличить дальность полета Ла-5. Семен Алексеевич отказался, хотя отказ мог обернуться трагедией, ведь на увеличении дальности полета настаивал в первую очередь сам Сталин.

Вместе с другими авиаконструкторами Лавочкина вызвали к Сталину.

«Я хорошо продумал этот вопрос, — писал впоследствии Семен Алексеевич, — и пришел к выводу довольно ответственному, что дальность моего самолета тогда увеличивать не следовало. Конечно, хорошо иметь дальность, — кто этого не понимает, — но я должен был купить это дорогой ценой, то есть прибавить емкость бензина, а значит, прибавить вес. Летные качества машины ухудшились бы…

После выступления конструктора Мясищева товарищ Сталин обратился с вопросом ко мне. Я встал и сказал:

— Не могу увеличить дальность.

— Не можете? — переспросил товарищ Сталин.

— Не могу, товарищ Сталин.

Я привел свои соображения, и товарищ Сталин говорит:

— Значит, моего предложения ваш самолет не принимает?

— Не принимает, товарищ Сталин, не могу.

— Посидите подумайте.

Я сел. После меня выступают другие конструкторы, которые говорили о возможности повышать дальность их машин. Потом опять вернулись ко мне. Я привел доводы, почему не могу в данный момент повысить дальность машины, но тут же просил разрешения усовершенствовать самолет. Товарищ Сталин шутя сказал:

— Ну что я могу с ним сделать, не хочет? Ну что, оставим так, — решил товарищ Сталин».

Однажды Семен Алексеевич Лавочкин скажет своему двоюродному брату А. З. Гуревичу: «Я помню, когда мы старались ставить всего побольше: скорость, дальность, огонь… Принцип этот — всего побольше — не очень остроумен!.. Иногда важнее летать каких-нибудь 15 минут, но в эти 15 минут быть полным хозяином воздуха.

Война в разные периоды заставляла нас передвигать места отдельных качеств. Был лозунг летать выше всех, а оказалось, что и низкий полет очень большая ценность…

Чрезвычайно трудно предвидеть конкретную ситуацию во время войны. Эта ситуация складывается из разных элементов, в сумме рождающих победу…»

Семен Алексеевич Лавочкин конструировал не только самолеты, и не только в авиации нашли применение его таланты. Он отличился еще на одном поприще, правда, столь засекреченном, что об этой стороне его деятельности почти ничего не известно. Я имею в виду вклад Семена Алексеевича в разработку и создание ракет для систем противовоздушной и противоракетной обороны, а также крылатых ракет.

Знаете ли вы, что именно ракетой, созданной в КБ Лавочкина, первого мая 1960 года был сбит самолет американского летчика-шпиона Френсиса Гарри Пауэрса? Ракеты Лавочкина использовались тогда в системах С-25 и С-75 двух колец круговой противовоздушной обороны города Москвы!

Дружеские отношения Лавочкина и Королева со временем перешли в, как бы помягче выразиться, в трения, что ли.

Межконтинентальной ракете Р-7, разработанной под руководством Генерального конструктора Королева, Семен Алексеевич Лавочкин противопоставил свой проект — самолет-снаряд, по нынешней терминологии — крылатую ракету «Буря» с превосходными для того времени характеристиками. «Буря» могла лететь со скоростью свыше трех тысяч километров в час на двадцатикилометровой высоте!

Весь комплекс состоял из самолета-базы с двумя ракетными двигателями и самой крылатой ракеты, корпус которой был выполнен из нового материала — жаропрочного титана. Самолет с ракетой взлетал вертикально, подобно ракете, в определенный момент выстреливал «боезапасом» по заданной цели и возвращался на землю.

Ракета тоже возвращалась на землю. Немного дальше — на территории противника. С шумом и фейерверком.

Детище КБ Лавочкина обладало достаточной точностью поражения цели — ее отклонение составляло не более одного километра на восемь тысяч километров полета, что для ракеты, несущей ядерный заряд, несущественно. Однако Королев задавил всех своим огромным авторитетом и вынудил руководство страны взять на вооружение его довольно громоздкую, не очень надежную и безумно дорогую межконтинентальную ракету Р-7 вместо простой и недорогой системы «Буря».

Лавочкин продолжал работать — его конструкторское бюро создало систему противовоздушной обороны «Даль». Новую, доселе невиданную систему.

Первый этап ее испытаний оказался неудачным — ракеты «земля-воздух» с головкой наведения, созданной в Министерстве радиопромышленности, проходили в десяти — пятнадцати километрах от самолетов «противника».

Разразился страшный скандал. Скрытый от посторонних взглядов, как и вся сфера ракетостроения. Вот что писал в своих мемуарах главный конструктор систем противоракетной обороны генерал-лейтенант Григорий Васильевич Кисунько: «Авторы локатора и их министр Калмыков насмерть стояли, доказывая, что их локатор работает идеально. После очередного неудачного пуска ракеты Лавочкину вкатили партийный выговор на Президиуме ЦК КПСС. От тяжело больного главного конструктора системы „Даль“ потребовали немедленно вылететь на полигон Сары-Шаган в казахстанской пустыне около озера Балхаш».

На полигоне ракету Лавочкина попробовали наводить на цель с помощью кинотеодолитов и получили требуемый результат. Стало ясно, что неверно работал локатор, творение Министерства радиопромышленности.

Конструкторское бюро Лавочкина было реабилитировано, только вот больное сердце его руководителя не выдержало незаслуженных обвинений и несправедливого наказания. Член-корреспондент Академии наук СССР, генерал-майор инженерно-авиационной службы, четырежды лауреат Сталинской премии, дважды Герой Социалистического Труда Семен Алексеевич Лавочкин скончался от инфаркта прямо на полигоне Сары-Шаган девятого июня 1960 года.

Григорий Александров

Трудна дорога от правды к истине.

В один ручей нельзя ступить дважды.

Но можно сквозь толщу воды различить усеянное консервными банками дно.

Людям свойственно приукрашивать действительность. Любим все мы немного преувеличить. Или приврать. Или прихвастнуть. Слово можно подобрать любое, суть дела от этого не изменится.

Во все времена юноши (а также и девушки), покидавшие отчий дом и уезжавшие в дальние края, частенько повышали статус своих родителей и вдохновенно врали о богатстве и знатности их рода.

Скромного письмоводителя сыновнее воображение превращало в уездного предводителя дворянства, почтмейстера — в чиновника для особых поручений при губернаторе, а захудалого булочника — в купца первой гильдии.

Что поделать: если своих заслуг еще нет, приходится хвастать родительскими, пусть даже и мнимыми. Хочется же произвести впечатление на окружающих.

Так было всегда.

Пока в октябре семнадцатого года в России не произошли определенные события. Называйте их как вам нравится — революцией или переворотом, теперь уже все равно. Я вспомнил об этих самых событиях только потому, что после них многие старые традиции исчезли напрочь, а многие претерпели сильные изменения.